Страница 1

Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны
Ник Перумов


Небо Валинора #1
Спустя триста лет после Войны за Кольцо и десять лет после нашествия Олмера Великого в Средиземье вновь разгорается война.

Война ради войны, кровь ради крови, армии выдвигаются одна за другой, все ополчаются против всех.

Хоббит Фолко Брендибэк – один из немногих, кто чувствует в этом отголосок грядущего конца мира. И он единственный, кто связывает новую войну с загадочным Светом, воссиявшим на юге.

Никто пока ещё не знает, ни что представляет собой этот Свет, ни кто направляет его, ни откуда он взялся.

Фолко и его друзьям-гномам и предстоит это выяснить, чтобы предотвратить наступление Последней Битвы.

В общую картину вносят своё и маги скрытого Срединного Княжества, и воин Санделло, владеющий древним мечом, и девять Назгулов, и даже загадочный Синий Туман.

И в конце, как во всех историях о Средиземье, окажется, что дорога привела Фолко вовсе не туда, куда он рассчитывал, когда ступил на неё…





Ник Перумов

Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны


Сноп огня в кулаке эта жизнь нажила,
Возжелавшая боли и брани,
И горят вдалеке полевые костры,
И остры адамантовы грани.





Пролог


Где-то на берегах Минхириата, начало лета 1722 года по летоисчислению Хоббитании

Человек лежал на спине, лежал в мелкой воде, где песчаный пляж лениво лизали языки прибоя. Волны набегали на тело, толкали в плечо, словно забияки: уходи отсюда, уходи, ты не наш, тебе место на суше!

Грудь лежавшего медленно вздымалась и опускалась, тело – сухое и жилистое – облепляли мокрые холщовые рубаха и порты. Ноги босы, пояса нет. Лицо – бледное, со впалыми щеками и твёрдым, решительным подбородком – от уха до уха заросло седой бородой, хотя человек отнюдь не выглядел стариком.

Он лежал в прибое и дышал – хрипло, с присвистом. Глаза оставались закрыты.

Откуда он тут взялся – выплыл сам? Но места вокруг пустынные, доставшийся племени ховраров Минхириат – да и более южный Энедвейт – до сих пор заселены скудно и редко. Скорее всего, свалился за борт с проходящего корабля – они-то здесь плавают довольно часто, направляясь из Серых Гаваней к устью Андуина и дальше на юг, в ближний Харад.

Свалился за борт и каким-то чудом добрался до берега, да, не иначе. Не сам же Оссё его сюда вынес!

Наконец лежавший зашевелился. Медленно перевернулся, опёрся на локти, откашлялся трудно и сипло. Кое-как поднялся, пошатываясь, повернулся к морю.

Гладь спокойна, плывут вдалеке облачка. В Минхириате начало лета, благодатное время. Далеко ещё до сезона бурь, а весенние грозы только недавно отгремели. Чиста водная гладь, чиста небесная лазурь, лишь мелькают над волнами чайки да у самого берега плещется какая-то рыбья мелочь.

Человек глядел на море, по-прежнему тяжело дыша. В глазах застыло недоумение, словно он не мог понять, каким образом тут очутился и кто такой он сам.

Внезапно ясный горизонт искривился – море тяжко вздохнуло и взбугрилось гигантской прозрачно-зелёной волной. Человек, оцепенев, смотрел, как от берега отхлынула вода, как навстречу ему, не торопясь, катится пронизанная солнцем толща, увенчанная плюмажем белой пены, словно воин в полном облачении. Ветер начал стремительно крепчать, серые грозовые облака возникали в зените словно из ниоткуда.

Человек попятился, затем, спотыкаясь, побежал и остановился, только вскарабкавшись на невысокий, поросший травой прибрежный откос.

Оглянулся – но море, потеряв его, словно потеряло к нему всякий интерес. Водяная стена, надвигавшаяся на землю, расточилась так же внезапно, как и возникла, и набежала на берег обычной шипучей волной. Ураганный ветер утих, сменившись обычным бризом, и солнце как ни в чём не бывало пускало по воде ослепительные блики.

Человек наморщил лоб, потряс головой, словно силясь понять, не привиделось ли ему это всё – и, наконец, раздражённо махнув рукой, побрёл прочь от моря, туда, где вилась едва заметная тропка.



Цитадель Олмера, июнь 1732 года, десять лет спустя

Тьма катилась с востока, с востока, с востока. Вечер вступал в свои права, по всей Цитадели вспыхивали огни. За десять лет, что минули со времён падения Олмера Великого, тут многое изменилось. Пролегли дороги, встали городки, разбежались от них мелкие деревеньки. Лихой народ по-прежнему обретался в этих краях, но набеги сделались редкостью. Не на кого тут стало особенно нападать – истерлинги, как и множество иных племён, поменьше, ушли на запад, да так и осели там, на новых землях, захватив немалую добычу.

Горбун Санделло, правая рука Олмера Великого, сидел у огня в молчании. Из дикого камня сложено подобие очага – на свежем воздухе, как он привык, подле его одинокого и пустого дома. Чёрные одежды, скрип кожаных ремней, привычная тяжесть доспеха. На коленях – слегка изогнутый воронёный меч-симитар с расширенным концом, вдоль обуха тянется ряд колец, продетых в отверстия, что пробиты прямо в стали.

Рука, сухая и морщинистая, стискивала нечто, висящее на ше

Страница 2

горбуна, на прочной стальной цепочке. Глаза Санделло были закрыты плотно-плотно, вокруг них собрались многочисленные морщины. Казалось, он вообще не дышит.

Пальцы, обхватившие загадочное нечто, слегка подрагивали.

Наконец горбун с шипением выдохнул, с явным усилием разжал пальцы. Осторожно снял цепочку – на ладонь ему легло кольцо тусклого жёлтого металла.

– Ты не обманываешь? – скрипучим шёпотом проговорил он, глядя на кольцо так, словно ожидал ответа.

Жёлтый ободок лежал на его руке, недвижный, мёртвый.

Горбун ниже нагнул голову, тяжело задышал.

– Будь ты проклят, если обманул, – прошипел он. – Globatub lat, urkat!

Кольцо, конечно же, ничего не ответило.

Однако сам Санделло, поднявшись, решительно повесил цепочку обратно на шею и зашагал к коновязи.




Часть первая





Глава 1


Хорнбург, Роханская марка, 12 июня 1732 года

Что может быть лучше дороги домой? Предвкушения отдыха и долгожданного веселья? Что может быть прекраснее снежных громад Мглистого хребта, поднимающихся по левую руку, и закованных во льды пиков Белых Гор – по правую?

Ты выдержал, ты выжил, и не просто выжил – ты победил!

Привольные степи, что остались позади, щедро политы кровью. Там кипели жестокие схватки – дунландцы и хазги не сдавались и не бежали, и принуждали держаться ховраров, которые в иное время были б не прочь встать под твёрдую руку молодого короля Эодрейда.

Но теперь всё позади, и войско вставало на отдых в Хелмском ущелье. Всего два года минуло, как Рохан вернулся сюда: молодой король Эодрейд отчаянным натиском взял главный оплот закрепившихся в Вестфолде ховраров.

Штурм тогда был тяжёлым, страшным, кровавым; ховрары знали, что пощады не будет, и отбивались отчаянно. Обещаниям Эодрейда, что из крепости выпустят всех сложивших оружие, не поверили. И если бы не помощь гномов, что вновь, во исполнение давней клятвы, прошли тайными подземными тропами и ударили в спину защитникам крепости, – Хорнбург бы устоял.

После победы Эодрейд опустошил казну, остатками золота купив искусство Подгорного Племени; гномы твёрдо держались данных клятв, но задаром свои умения не отдавали. Для них это было оскорблением, и по всему Рохану собирали тогда уцелевшее золото и серебро, зарытое ещё перед вторжением Олмера. Всё пошло в ход, девичьи серёжки и вдовьи кольца, случайно уцелевшие фибулы от плащей, нарядное оружие…

Гномы приняли плату. Их лица были мрачны, но непреклонны. Они взяли золото, но сделали вдвое больше того, на что подряжались, за пару лет превратив цитадель Хелма в неприступную твердыню.

Отсюда начался роханский натиск на запад. Обратно, на земли, утраченные в великой войне, когда и самого Рохана-то не стало.

Возвращаем своё, говорил король, и за ним повторяли все, от Маршалов до последних обозников. И за ним шли.

Два года назад войско Эодрейда дошло до Исены, кровью прочертив там закатный рубеж возрождённой Марки, а теперь граница отодвинулась ещё дальше в степи, на три дня доброй скачки, как записано было в грамотах «вечного мира» с хазгами, ховрарами и дунландцами.

Войско вернулось с победой. Так выкликают глашатаи, так провозглашают королевские указы. И потому сегодня праздник. Полки вернулись!..

Встречать войско вышел, почитай, весь Вестфолд, все, кто остался за чертой Сбора. Женщины, старики да ребятишки – мужчин забрала война, а мальчишки-подростки несли охранную службу на границах.

Несмотря на военное лихолетье, встречу воинам подготовили пышную – на зелёном ковре долины ждали накрытые столы. Старики качали головами – мол, не те яства, что раньше, совсем не те; угнаны стада, вырублены сады, люди едва-едва перестали голодать.

Исенская Дуга унесла цвет роханского воинства. Ховрары разграбили Эдорас, страна лежала в развалинах. Даже Гондору та война обошлась дешевле, чем полностью попавшему под власть чужеземцев Рохану.

Но сегодня армия возвращалась с успехом, роханские полки один за другим входили в крепость, и воины со смутным сердцем глядели на выставленное угощение – они-то знали, чего стоило его собрать.

– Где Холбутла? Скажи мне, скажи, когда он будет! – теребила старшую сестру совсем юная девушка-подросток лет четырнадцати, с длинной золотистой косой. – Скажи, ну скажи, а?!

– Да зачем тебе? – поджала губы та. – Придумаешь тоже! Он на тебя и смотреть-то не станет! Даром ты по нему сохнешь, глупая!

Вокруг засмеялись.

– Сохнешь? Вот так прямо и сохнешь? – раздалось с разных сторон.

– От глупой слышу! Знаю, Фалда своего ждёшь не дождёшься! Что, самой не терпится?.. – тотчас огрызнулась младшая. – А мне уже про мастера Холбутлу и спросить нельзя!

Смех усиливался.

– Ишь какая бойкая! Самого маленького выбирает! Чтоб, значит, удобнее было… – послышалось двусмысленное хихиканье. – А не рано ли тебе, красотка? Подросла бы сначала, а?

– Маленького выбирает, да удаленького! – ухмыльнувшись, прошамкал беззубый дед. Спина у него изрядно согнулась, а вот многочисленные шрамы на лице заработаны были явно не в молодости – как

Страница 3

и почти все мужчины Рохана, он стоял в своё время на Исенской Дуге. – Он у короля Эодрейда мало не лучший!

– Вот и я говорю, – подхватила какая-то женщина, – Эовин у нас всё о героях мечтает!

Кругом стоял хохот, но смутить девушку оказалось не так-то просто.

– О ком хочу, о том и мечтаю, и разрешенья спрашивать не стану! – сердито выпалила она, откидывая назад тяжёлую косу. – А мастер Холбутла и вправду герой, то все знают! Он и на Исенской Дуге отличился, и в Эдорас первым ворвался!

– Ворвался, ворвался, – кивнул согбенный старик. – Непомерной храбрости, что и говорить! Откуда только берётся?.. Глянешь – вроде одним взмахом зашибить можно! Ан не тут-то и было…

– А ещё говорят, у сородичей его, которых гондорцы «половинчиками» зовут, своё волшебство имеется, – затараторила женщина. – Говорят, исчезать они могут, а ещё и такое заклятье знают, что стрелы у них завсегда в цель летят!

– Будет языком-то молоть! – неодобрительно покачал головой дед. – Тоже выдумала – волшебство! Разговоры такие пошли, потому как лучше мастера Холбутлы и впрямь никто стрелу не бросит, так то не чудо, а умение!.. Э… э, погодите, балаболки! Эовин! Ты спрашивала – вот он, твой Холбутла!

В широко распахнутые врата Хорнбурга бравым шагом входил полк пеших лучников. Люди зашептались – глашатаи кричали о победе, но, видать, далась она дорогой ценой, стрелков осталось лишь около четырёх сотен из начальных семи. Шли они тем не менее бодро, а впереди всех нешироко, но быстро шагал низкорослый командир. Несмотря на жару, он не расстался ни со шлемом, ни с доспехами – словно бы и сейчас готов был к бою. На широком поясе воина висел недлинный меч, по обычным людским меркам – кинжал, лишь более широкий и толстый. За спиной – колчан и странный, белого цвета лук. Оружие это уже успело прославиться от Пригорья до Исены, от Эдораса до Мордора – знаменитый лук мастера Холбутлы, из которого он, по слухам, попадал в брошенную высоко вверх монету или пробивал глаз летящей вдалеке птице.

За командиром двигались шеренги воинов – по шести в ряд. Полк снискал большую славу: 16 мая, в первом большом бою с ополчением хеггов, обитателей энедвейтских побережий, его стрелки мигом расстроили и обратили в бегство едва выстроившуюся вражью пехоту; а на следующий день не дали защитникам Тарбада даже появиться меж зубцов высоких стен, и армия Рохана с налёту взяла крепость, важнейший южный оплот угнездившихся в Арноре истерлингов. Воздух заполнила колючая свистящая туча, и всякий, кто смел высунуться из бойницы, тут же оказывался утыкан светлыми деревянными древками. Казалось невозможным, что смертные, не эльфы, могут стрелять так быстро и метко, но мастер Холбутла не даром ел свой хлеб и гонял новобранцев до седьмого пота.

Несколько дней спустя, в тяжёлой Тарбадской битве, когда с севера подоспели истерлингские подкрепления вкупе с хазгами и ополчениями Минхириата, когда удача отвернулась от Эодрейда, полк мастера Холбутлы упёрся насмерть, перекрыв дорогу уже набравшей разбег вражьей коннице, и продержался до тех пор, пока не подоспел хирд Дори Славного. Полк стоял по колено в крови, а перед его строем громоздился скользкий вал из конских и человеческих тел, утыканный длинными серооперёнными стрелами. В Рохане умели помнить доблесть – так же, как и трусость.

Полк мастера Холбутлы миновал ворота крепости.

Да, гномы взяли высокую цену, но потрудились они не зря. Старая стена, перегораживавшая устье ущелья, прибавила в высоте самое меньшее три сажени. Появились крытые парапеты, боевые балконы с навесными бойницами, выдающиеся вперёд острые каменные клинья, назначенные рассекать толпу атакующих.

Обновились, поднялись и стены замка. Долинный ручей, тот самый, куда урук-хаи Сарумана когда-то забросили колдовской огонь, разнёсший половину укреплений, гномы отвели в каменную трубу, чтобы при осаде защитники всегда имели бы вдоволь свежей воды, и чтобы никакие дыры, даже забранные решётками, не вели бы по другую сторону стен.

А сейчас там, на зелёной траве Хелмского ущелья, толпились те, кто пришёл встретить ратников. Все вопили разом – кто-то надеялся увидеть в строю родное лицо, выкликая по имени мужа, брата или сына, кто-то просто орал «Наши!» или «Победа!»; визжали и голосили дети.

– Мастер Холбутла-а! – подпрыгивая, закричала девчонка со звонким именем Эовин – названная в честь знаменитой Эовин конечно же, девы-воительницы, сокрушившей вдвоём с далёким предком мастера Холбутлы самого Короля-Призрака на Пеленнорских полях.

Низенький командир лучников услышал серебряный голосок девушки, повернулся, улыбаясь. Когда-то был он, верно, румян, круглощёк, русоволос; однако теперь со щёк исчез румянец, уступив место коричневатому загару дальних походов, лицо обветрилось. Легли на лоб и левую скулу короткие белые росчерки шрамов, по счастью, неглубоких. Собрались морщинки в уголках глаз, пробивалась в курчавых волосах первая седина, пока ещё редкая и робкая. Взгляд сделался жёстким, пронзающим, а порой и неприятным, из него ушла изряд

Страница 4

ая доля свойственной невысокликам беззаботной весёлости.

– Привет, привет, спасибо за встречу! – крикнул он в ответ, помахав вдобавок рукой.

– Слышала?! Нет, ты слышала?! Он ответил! Мне ответил! А ты чего несла, мол, даже не посмотрит! – Эовин показала язык надувшейся старшей сестре. – Спорим, я с ним ещё и спляшу – сегодня, после пира!

– Совсем головой повредилась девка, – вздохнула та самая женщина, что утверждала, будто сородичи Холбутлы владеют магией. Однако Эовин её не услышала – ловко, точно ящерка, скользнула прочь сквозь толпу.

За полком лучников маршировала тяжёлая панцирная пехота. Её с большим трудом возродили в Рохане совсем недавно: Вестфолд, чья фаланга каменной плотиной запирала путь бурному половодью ангмарцев и истерлингов на Исенской Дуге, лишился в том кошмаре всех до единого бойцов. После того воинов, способных встречать любую атаку несокрушимой стеною щитов, пришлось собирать, что называется, «с бору по сосенке».

Пеший полк был почти втрое многочисленнее стрелков; во главе его лихо вышагивали двое невысоких, но очень широкоплечих воинов, которым в иную дверь боком протискиваться придётся. Ростом эта пара едва достигала до плеча роханцам, зато руки толщиной и силой могли соперничать с медвежьими лапами.

– Гляди, гляди – гномы! – зашумели в толпе.

– Что, те самые? Рыцари Торин и Строри?

– Разуй глаза, кибитка! Кто ж ещё? Кто у короля полками панцирников командует? Эге-гей! Гномам преславным – привет!

Один из командиров-гномов на ходу повернулся к крикнувшему.

– И тебе привет тоже! – гаркнул он так, что уши заложило. – Ну как, всё тут у вас готово? Пива наварили?

– Наварили, наварили! – отозвался целый хор голосов. – Будет чем жажду утолить!

– Вот и славно! – заметно оживился второй гном, чуть пониже ростом. – У меня горло совсем пересохло! Если на мою долю меньше полновесной бочки достанется – обижусь смертельно!

И воины, и встречавший люд захохотали.

– Да там и пять бочек на брата будет, и шесть даже! – выкрикнул кто-то.

– О! – Маленький Гном вскинул руку. Латную рукавицу он так и не снял. – А я-то боялся – ну как не хватит?

Последним, по недавней роханской традиции, в крепость въехал король Эодрейд. Победоносного правителя, вернувшего почти все некогда подвластные Эдорасу земли, встретили дружными криками восторга – короля искренне любили, несмотря на суровый нрав.

Миновав ворота, Эодрейд натянул поводья и привстал в стременах.

Доспехи короля покрыты пылью, но конь великолепной белой масти чист, словно горные снега. Развевается за плечами зелёный плащ, трепещет гордо вскинутый прапорец с распластавшимся в вечном беге серебристым жеребцом на изумруде сукна.

Молодой взгляд жёсток и непреклонен. Упёрт в бок крепко сжатый кулак. Король смотрит на уже втянувшееся в Хельмову Падь войско, на собравшийся народ. Глаза сощурены.

И люди притихают под этим взглядом, смолкают приветственные крики, дети уже не носятся с визгом по траве.

– Спасибо вам, люди! – возвысил голос король. Тишина опустилась, сойдя с высоких хребтов. – Спасибо, что ждали! Спасибо, что встретили!

Голос его достигал сейчас самых дальних уголков ущелья, и короля слушали все.

– Мы победили! – прогремел он. – Никто не смог устоять пред доблестью и мужеством рохиррим! Враги позорно бежали! Правый берег Исены наш, мы владеем всеми землями до Адорна и дальше, до самого Речного Излома! Скоро, совсем скоро мы вернём всё, чем владели наши предки, начиная с великого Тенгела Трижды Прославленного! Мы победили, радуйся, Рохан победоносный!..

Эодрейд вскинул сжатый кулак, и толпа вновь взорвалась восторженными кликами.

– Мы победили! – привстав в стременах, вновь выкрикнул король. – И теперь давайте же радоваться! Пусть сегодня здесь будет настоящий праздник!

Праздник. Рекой польётся пиво, вспыхнут костры. Заиграют немудрёные инструменты, народ пустится в пляс.

А где-то рядом, в тени тёмных склонов, будут тихо рыдать те, кто не дождался. Они станут плакать негромко, прячась от других, ибо недостойно дочерям Рохана лить напоказ слёзы по тем, кто пал за родину.

Ибо сегодня праздник.



…Торжество удалось на славу. У костров плясали все – простые конники и начальники полков, конюшенные мальчишки и сам король. Маршалы Марки опрокидывали кружки пенного эля вместе со своими бойцами; юные сын и дочь Эодрейда тоже были здесь, среди рохиррим. Правитель Рохана, хлебнувший лиха в страшную осень 23-го, не чурался незнатного люда – и, кстати говоря, никогда не употреблял слов «чернь» или «простонародье»…

…Летнее небо щедро вызвездилось над Хелмским ущельем, небесный свод ласково глядел вниз, на смертные земли; в этот час король Эодрейд собрал ближний круг своих военачальников в высокой башне Хорнбурга, в том самом покое, где некогда стоял, взирая на кипящее внизу сражение, сам великий король Теоден.

Стол накрыли всего на десятерых – только король и его Маршалы, начальники отдельных полков. Их осталось немного – нынешняя армия Рохана не в пример меньше той, чт

Страница 5

насмерть стояла на Андуине и Исене.

И помимо высокородных рохиррим, к королевскому столу собирались сейчас и трое наших друзей.



– Эй, Малыш, сколько можно копаться?! – Торин уже стоял у двери, нетерпеливо притопывая. – Опаздываем, словно стряпуха Гонория к королю Бейнору! Невместно нам позже всех являться! Девчонка ты, что ли, перед зеркалом вертеться? Лучший наряд воина – его доспех, а не шелка с бархатами!

– Позже всех являться невместно, но и с капустой в браде к королю вваливаться – невместно такожде! – Маленький Гном невозмутимо расчёсывал главное украшение любого истинного гнома – бороду. У Малыша она была рыжей, что означало благоволение Великого Дьюрина, ибо таков же цвет огня подземных топок, но притом вечно взлохмаченной и клочковатой, что, напротив, служило недобрым знаком, суля беспорядок в работе.

Бедолага Строри поэтому тратил уйму времени, пытаясь посредством гребня привести браду в надлежащий, по его мнению, вид.

– Оставь его, Торин, – хоббит пытался заколоть нарядный плащ хитрого вида фибулой с замысловато свернувшимся на ней бронзовым зверем. Король Эодрейд был щедр и своих одаривал, не скупясь, особенно одеяниями – пусть Эдорас и Медьюселд, Золотой Зал королей Рохана, будут вновь ярки и праздничны!..

От подарков правителя не откажешься, приходилось носить. Эодрейд не терпел оправданий убогости «военным лихолетьем».

– Мы успеем, – продолжал Фолко, одолев, наконец, в упорном поединке фибулу. – Впрочем, кто из Маршалов нами недоволен, тот так недовольным и останется, явись мы хоть первыми, хоть последними.

Торин только фыркнул в бороду.



Время, когда друзья робко заглядывали в обиталища сильных мира сего, сгинуло безвозвратно. Они сами сделались сильными; теперь не они искали службы, но служба искала их.

В том числе и служба недавним врагам.

В 1726 году орочья орда, невесть как забредшая так далеко на закат, – скорее всего, остатки гундабадских кланов, – ворвалась в Хоббитанию с юго-востока, откуда орков ну никак нельзя было ожидать. На беду находников, самому Фолко и его спутникам-гномам именно тогда случилось оказаться в Забрендии; быстро собравшееся ополчение невысокликов испытанным уже способом повисло на плечах быстро продвигавшихся орков, заманивая их в засады, осыпая стрелами чуть ли не из-за каждого пня.

А когда орда развернулась, не выдержав отпора, в спину им вдобавок ударил отряд самых отчаянных сородичей Фолко во главе с ним самим и гномами.

Разгром был полный.

Вскоре после этого к восточной границе Хоббитании, к месту, назначенному для переговоров с хоббитами ещё королём Элессаром, явился посланник от правителя истерлингов, захвативших Арнор и устроивших там собственное королевство.

Правитель этот, Терлинг, как звали его арнорцы, оказался умён и дальновиден. Он негодовал, что оказались нарушены мудрые указы Великого Короля, от которого, как уверял, не моргнув глазом, истерлинг, идёт и его собственный род.

Новый хозяин Аннуминаса заявил, что вновь и вновь подтверждает эти указы. Арнорские писцы, пошедшие на службу к новым хозяевам, развернули перед хоббитами внушительного вида свитки, украшенные многоцветными печатями – неприкосновенность земли народа половинчиков объявлялась полной и всеобщей.

Гномам же и Фолко посланник Терлинга предложил службу. Предложил именем короля – так, словно это было самым обычным делом.

– Моему королю служат многие и из разных земель, – ровно говорил он, пристально глядя на неразлучную троицу. – И далеко не одни лишь истерлинги. Арнор будет домом для всех, кто станет верно служить его короне, в каком бы племени он ни был рождён. Хватает полков, где вас встретят с почётом. Кто с кем успел скрестить мечи – неважно. Было и прошло. Зато теперь вы сможете добыть себе ещё большей славы, мы же, в свою очередь, не пожалеем золота!..

…Им стоило немалых трудов отказаться так, чтобы не вызвать гнев хитрого и подозрительного истерлинга.

И потом история повторялась.

Правитель беорнингов предлагал лучшие лены в своих владениях, если Фолко и гномы согласятся стать военачальниками в лесном королевстве.

Этчелион, герцог захваченного восточными племенами и харадримами Итилиена, едва не посадил всю троицу под замок, узнав, что они намереваются оставить его отряд.

Друзья привыкли. Не сосчитать, сколько раз они вступали в армии Рохана, Гондора или Беорнингов, но после победы всякий раз уходили. Почести – почестями, но оседать, обзаводиться «домом» – нет, это не для них. Эодрейд понял их первым и не навязывал друзьям свою волю. Наверное, потому Фолко, Торин и Малыш чаще всего оказывались именно в рядах роханского войска; а может, оттого что владыка Эдораса настойчивее других сражался за то, чтобы мир, до неузнаваемости преображённый Олмеровым нашествием, хоть немного бы стал походить на прежний.

Нынешнее войско Рохана не составляло и трети того, что насмерть стояло на Андуине с Исеной. Собрали кровавую дань и тяжкий зимний переход через Мглистый, и последующие годы войны – уже восемь лет прошло

Страница 6

с тех пор, как, перезимовав в долине Андуина, армия Эодрейда ворвалась в Рохан, довольно быстро отбив Эдорас и освободив осаждённые ховрарами горные убежища.

Однако мир так и не настал. С самого восстановления Роханской марки, провозглашённого 28 апреля 1724 года по летоисчислению Хоббитании, война на границах не утихала ни на один день. Пожар её то разгорался, то вновь приугасал – но так и не исчез.

Бывшего «хоббита не от мира сего», книжного червя, изобретавшего тысячу и один способ отвертеться от прополки, румяного и круглощёкого, сейчас едва бы узнала собственная семья. Ему исполнялось тридцать восемь – для народа половинчиков лишь самое начало зрелости.

Тридцать восемь, всего ничего, старый Бильбо Бэггинс только посмеялся бы, на юнца глядючи, – мальчишка, мол, какие тебе ещё там приключения!.. – но сейчас никто из сородичей не дал бы Фолко меньше пятидесяти.

Война берёт своё, даже если тебя невредимым выводят из битв и стычек мифрильные доспехи и собственное боевое умение. Да, ты привык спать, укрываясь в лучшем случае собственным плащом или вовсе одним небом; привык, не мигая, брать прицел и не задумываться, заслуживает или нет смерти тот, в кого миг спустя вонзится твоя стрела. Ты привык отдавать приказы, отправлять людей в бой, зачастую – на смерть, и хладнокровно выслушивать донесения о потерях.

Он стал поистине «мастером Холбутлой». Фолко, сын Хэмфаста, хоббит из почтеннейшей и уважаемой всеми семьи, казалось, уснул надолго, если не навсегда.

Неизменными оставались для него другие вещи: мифрильный доспех, например, или гундабадский трофей Короля-без-Королевства, клинок Отрины, чьё лезвие навек украшено невянущими голубыми цветами.

Фолко не расставался с оружием ни днём, ни ночью; за десять лет истёрлись и износились кожаные ремешки, их заменили выкованные Малышом тонкие, но очень прочные цепочки.

Гномы, несмотря на все передряги и перипетии, изменились мало, человеческий глаз и вовсе не заметил бы разницы. Подгорное Племя отличается долголетием, два с половиной века для них – тот возраст, когда ещё выходят на бранное поле, стоят в хирде и крепко держат топор.

А Фолко сильно изменился уже тогда, когда судьба вывела его на стены Серой Гавани. Десять последующих лет набирался опыта, поднимаясь всё выше в тех армиях, куда посылала его судьба. Он не стал наёмником, солдатом удачи – нет, он воевал за то, чтобы Запад вновь стал бы прежним. В Рохане это почти удалось сделать, и Гондор уже восемь лет как вернул себе Минас-Тирит; дело теперь за Арнором, и Фолко верил, что придёт день, когда над башнями Аннуминаса вновь взовьётся бело-синее знамя – знамя, под которым он впервые пошёл в бой.

Хоббит понимал, что сгоревший в пламени Олмерова вторжения мир изменился необратимо – исчезли Гавани, пал Кэрдан Корабел, – но не воевать за то, чтобы вернуть к жизни хотя бы призрак кажущегося сейчас таким прекрасным прошлого, он не мог.



…На поздний ужин к Эодрейду они явились вовремя, при полном параде, при мечах и топорах, в лучших одеждах – только без доспехов. Мифриловые кольчуги и всё прочее Малыш самолично запер пятью замками, не доверяя никому. А открыть замки, сработанные Маленьким Гномом, можно было, лишь разнеся в щепки саму дверь.

Маршалы Марки собрались в празднично разубранном покое, и сами тоже облачились в лучшее. Золотое и серебряное шитьё вилось по зелёному сукну плащей; у поясов красовались парадные ножны, изукрашенные самоцветами и филигранью, – такие в сражение не берут. Хоббит и гномы поспели не первыми и не последними, а как и хотели, в серединке.

Хама, самый молодой из Маршалов Марки, кивнул им, широко улыбаясь и вскидывая руку для приветствия. Те, кто постарше, ограничились суховатыми формальными словами. Хоббит мысленно закатил глаза – старые предрассудки умирали тяжело и неохотно, несмотря на все битвы, где они с Торином и Малышом сражались бок о бок с этими же самыми Маршалами.

Мажордом вышел на середину покоя, молча и низко поклонился, стукнул резным посохом в пол – знак благородным гостям садиться. Порядок был уже затвержён.

Во главе длинного стола, крытого белой льняной скатертью (короли Рохана позаимствовали этот обычай в утончённом Гондоре), стояло королевское кресло, настоящий трон, с искусно вырезанным гербом на высокой спинке: белый конь, распластавшийся в стремительной скачке, на смарагдовом поле.

Сам же стол, увы, подкачал – к немалому огорчению Малыша, на нём сиротливо ютились лишь несколько блюд с лёгкой закуской. Пива не было совсем, вместо него стояли тёмные бутылки старого гондорского, явно ещё довоенной закладки. Довоенной – значит, до вторжения Олмера, которое и считалось настоящей войной, в отличие от бесчисленных походов и сражений, что последовали за гибелью Короля-без-Королевства. Время оказалось разрезанным надвое – до войны и после. Нечего и говорить, что теперь времена «до войны» почитались истинным Золотым Веком.

Маршалы рассаживались – без спешки, соблюдая достоинство. Их оставалось теперь только шестеро.

Шестер

Страница 7

, подумал Фолко, глядя на пустующие вычурные кресла, похожие на королевские, только поуже и пониже, и тоже с гербами – кресла нобилей, павших в великой войне, предводителей роханских эоредов, конных отрядов. Из всех, кому случалось пировать в высоких залах Эдораса до битвы на Андуине и до Исенской Дуги, остался только один – старый Эркенбранд Вестфольдинг, прямой потомок того самого Эркенбранда, что сражался с ратями Сарумана в дни Войны за Кольцо.

Место напротив седого воителя пустовало, а дальше должно было сидеть Брего, Третьему Маршалу Марки и командиру всех конных сотен. По давней традиции, титул Первого Маршала носил сам король; Вторым Маршалом становился его старший сын, но дети Эодрейда были ещё малы, и правитель Рохана в знак уважения к старику Эркенбранду, последнему из отцовских сподвижников, оставил прозвание Второго Маршала за ним, равно как и привилегию «восседать одесную короля и ближе всех остальных».

Третьего маршала видно не было.

Ещё дальше – по старшинству – полагалось сидеть остальным. Фрека, Четвёртый Маршал, Сеорл, Пятый. Молодой Хама, Шестой. Теомунд, Седьмой.

И дальше всех от владыки Эдораса, ниже остальных его Маршалов, скромно устроились наши друзья: хоббит Фолко, сын Хэмфаста, более известный в Рохане как мастер Холбутла; гномы Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, по прозвищу Маленький Гном.

За столом поместилось бы четырнадцать человек, по шесть справа и слева, и ещё двое – в торцах. Король сидел в головах, напротив него – место старшего сына; остальные расселись по сторонам. Маршалов Марки осталось шестеро, и четыре кресла пустовали.

Никто не прикасался к расставленным блюдам; Маленький Гном скорбно закатывал глаза, ёрзал, покряхтывал, но протянуть руку не решался.

Маршалы молчали, и Фолко не мог понять, что случилось – ведь ещё совсем недавно они радовались вместе с остальным войском, с простыми роханцами, собравшимися в горной твердыне. Из-за их присутствия на торжестве? Да нет, этого не может быть – в походе они отлично ладили и с Фрекой, и с Сеорлом, не говоря уж о молодом Хаме.

Король Эодрейд, однако, не заставил себя долго ждать. Мажордом вновь звучно ударил посохом в пол, на сей раз – трижды, и Маршалы дружно поднялись – двери распахнулись, в покой стремительным шагом входил правитель Рохана.

Встали, само собой, и хоббит с гномами.

Владыка Эодрейд выглядел внушительно. Ему едва минуло сорок лет, и он был в расцвете сил; золотые, как и положено роханскому правителю, волосы ниспадали до плеч, глубокие серые глаза смотрели жёстко и пронзительно. Длинные усы опускались до подбородка – мода, перенятая у восточных племён, хотя в этом никто не хотел признаваться. Шрамы – лучшее украшение мужчины – пересекали лоб и левую щеку. Обычно король одевался подчёркнуто скромно, однако на праздниках роскоши его одежд могли бы позавидовать, наверное, сами короли Нуменора. И мало кто знал, что все эти украшения – золотое шитьё, алмазы, сапфиры, изумруды, бархат и парча – взяты взаймы у гномов, и королеве приходится ночами гнуть спину, вышивая плащи для торжественных выходов подземных правителей… Порой, не кичась короной, ей брался помогать Эодрейд, но об этом знало лишь несколько человек во всем королевстве, и невысоклик Фолко, сын Хэмфаста, был среди них.

– Садитесь, досточтимые, – махнул рукой правитель. – Не надо кланяться, поменьше церемоний, сегодня как-никак праздник. Садись, почтенный Эркенбранд, садитесь, Маршалы, и вы, мастер Холбутла, мастер Торин и мастер Строри. Рад видеть вас всех сегодня тут. Садитесь, угощайтесь. Яства скромны, но не требовать же большего с разорённого Вестфолда. Садитесь, я собрал вас не есть, а говорить.

Слуг нет, подумал хоббит, глядя, как Маршалы, переглянувшись, сами, без виночерпиев, наполняют кубки. Эодрейд отослал всех, кроме старого мажордома, который, всем известно, весьма туг на ухо.

Король поднял кубок.

– За нашу победу. Слава рохиррим, слава нашей доблести!

– Слава! – хором откликнулись гости.

Правитель Рохана пригубил вино, остальные, напротив, отпили на совесть. Старое гондорское теперь не вдруг увидишь, даже на королевском пиру.

С лихим стуком опустились обратно на стол серебряные кубки; серебряные, не золотые, золото ещё не нажито.

– Победа достигнута, – король не сел на трон, вместо этого подошёл к узкому окну-бойнице, держа в руках реликвию своего рода, чашу Тенгела. – И сегодня мы станем говорить о том, как вести войну дальше.









Интерлюдия 1

Воспоминания о будущем


Мглистый хребет, зима 1723–1724 годов

«Он оставил это Кольцо тебе, половинчик. Он знал, что вам нужно от него, и понял сам, в какую угодил ловушку, но было уже поздно».

Эти слова Санделло накрепко врезались в память хоббита. С их последней встречи, когда горбун отдал ему Мертвецкое кольцо, Фолко не находил себе покоя.

«Хочу, чтобы вы взяли то, что должны взять, и отнесли туда, куда должны отнести. Эта вещь не может дольше оставаться в нашем мире».

Он был прав, соратник Олмера. Ни сам Са

Страница 8

делло, ни Олвэн, сын Олмера, не стали бороться за власть здесь, на дымящихся развалинах Арнора. Они уходили на восток, «за синие горы, за белый туман», как, наверное, спели бы гномы. Они уходили, оставив ему, Фолко, сыну Хэмфаста, величайшее сокровище и величайшее проклятие Олмера Великого.

… – Куда там идём дальше, в Мордор, верно? Тогда воистину нам не помешает добрый глоток!..

Маленький Гном разливал пиво.

– В Мордор, значит? Плёвое дело, лёгкое дело, – болтал он беззаботно, словно ужаса последних недель и дней и не существовало. – Только припасов, – он окинул взглядом тюки на смирно стоящих вьючных лошадях, – нам, друзья, едва ли до Мглистого хватит. А дальше уже самим выкручиваться придётся.

– Так что же, и впрямь в Мордор, Фолко? – сумрачно спросил Торин, ставя кружку. Он отнюдь не разделял весёлости Маленького Гнома.

Фолко невольно положил руку на сумку-зепь, повешенную ему на пояс Малышом. Там, внутри, дремало Мертвецкое кольцо… а может, не дремало, а, напротив, терпеливо ждало следующего, кто попытается овладеть волей и силой давно сгинувших Назгулов, в гордыне решив, будто способен сломить вложенное в них самим Сауроном?

Олмер верил, что он победит. Что его человеческая сила превозможет злобные чары давным-давно падших духов, сущностей, чуждых по самой своей природе смертным людям. Что род человеческий, наделённый особой, неведомой даже эльфам и гномам свободой, одолеет и такое препятствие.

Не одолел.

«Так хотелось победить человеком…»

Фолко не сомневался, что Санделло сказал чистую правду. Олмер понимал, что происходит, сознавал всё, и, зная, что дороги назад уже нет, всё равно шёл в последний бой, ведя за собой, однако, одну лишь нелюдь.

И в этом последнем бою заблаговременно вручённый невысоклику клинок Отрины оборвал жизнь Короля-без-Королевства.

Как же так, думал хоббит, глядя на насупленные брови Торина, сына Дарта, и на разукрашенную пеной физиономию Строри, как же так – получается, нам приходится выполнять поручения Злого Стрелка даже и после его смерти?

– Мы пойдём в Мордор, – наконец проговорил Фолко.

– Отлично! – ухмыльнулся Малыш, запрокидывая голову. В глотке у него заклокотало, пиво исчезало с пугающей быстротой. – Давно хотел сам поглядеть на эту Роковую Гору, на развалины Барад-Дура… Вблизи поглядеть, я имел в виду.

– Ох, чую, насмотримся так, что тошно станет, – пробурчал Торин. Руки его по-прежнему сжимали топор, насаженный на топорище, вырезанное из подаренного Олмером на Сиранноне посоха. Оружие прошло с гномом бесчисленные схватки и ни разу не подвело.

– Будет тебе, будет, – беззаботно откликнулся Малыш, вновь наполняя дарёную Санделло чарку. – Всё, одно дело кончилось, так ли, иначе, но кончилось. Кой-что удалось, кой-что нет. Чего теперь брови-то ломаешь, Торин? Фолко что сказал – в Мордор? Значит, в Мордор! Чай, полегче будет, чем на Исене-то стоять, иль в Серой Гавани отмахиваться. Как пойдём-то? Зелёным трактом, через юг?

– Удумал, – фыркнул Торин. – Там война прокатилась, пустыня теперь, а где не пустыня, там нас за каждым поворотом стрела ждать станет. В нас-то, может, и не попадут, а ежели что, так мифрил спасёт, а если в коней? Нет, не хочу я на юг. Вместо Рохана… – он осёкся и только махнул рукой.

– На восток надо, – тихо сказал Фолко. – Старой дорогой. Как Бильбо хаживал. Там-то точно никого нет.

– Кроме роханцев, – ввернул Маленький Гном. – Туда уходить должны были, если кто сумел.

Фолко кивнул.

– Найдём их – хорошо. Не найдём – доберёмся до андуинской долины. Там Беорнинги, их владения войной не затронуты.

– Зимой через перевалы? – усомнился Торин.

– Пройдём, – отозвался Фолко. И вновь повторил, с внезапно прорезавшейся горячностью: – Должны пройти!

– Скоро сказка сказывается…

– Проберёмся! – махнул рукой Малыш. – Никого в тех местах не осталось, некому вьюги насылать, перевалы от нас запирать. Карадрас не повторится! Да и гоблинов там, мню, теперь не встретишь.

– Хорошо, когда в чём-то так уверен…

– Уверен, Торин, уверен! Пробьёмся! Без спешки, без суеты – пробьёмся! Хаживали гномы через Мглистый этим путём и зимой, хаживали, сам знаешь!

Сын Дарта отвернулся.

– А может, никуда и не уходить?.. – проговорил он медленно.

– Это как? – вскинулись разом и Фолко, и Малыш.

– Арнора больше нет, но и Олмера тоже. Если кто и победил, так это истерлинги, им все здешние края достались. Так что же, смириться? Голову в плечи втянуть и глядеть, как они Арнор под себя подминают?

– У нас дело есть, – Малыш невозмутимо встряхнул кувшин, убедился, что пиво там ещё осталось, и деловито наполнил чарку.

– Дело делом, – Торин встал, повернулся спиной к костерку, заложил руки за спину. – А война – войной.

– Война кончилась, – заметил Маленький Гном.

– Кончилась? Кончилась?! – зарычал вдруг Торин. – Ничего она не кончилась! Как она кончиться-то могла?! Думай, что несёшь, Строри! Арнор под истерлингами! Гондор под харадримами! Рохан под ховрарами – под ховрарами, которых только ленивый не

Страница 9

ил! А они – в Эдорасе! На могилах королей Рохана скот пасут!

– И что? – хладнокровно скрестил руки на груди Малыш. – Это война. Так бывает. Но втроём мы десятитысячное войско не одолеем, брат-гном.

– Не одолеем, – угрюмо признал Торин. – Но… Олмера ты, Фолко, уже сразил… посреди небывалой битвы, в хаосе, в огне – сразил. И империи его уже не будет.

– Будет истерлингская, – пожал плечами Маленький Гном.

– Обычная. Человеческая. А не… – Торин кивком указал на сумку-зепь хоббита, где замерло вручённое горбуном Мертвецкое кольцо. – Не эта.

– Знаешь, брат-гном, – задушевно сказал Малыш, приканчивая пиво, – нам с тобой сейчас – идти за Фолко. Как Гимли, сын Глоина, шёл за Фродо. У Фолко Кольцо, не у тебя и не у меня. Так что не ворчи, не дуйся. А война… война, брат, от нас никуда не уйдёт.


* * *

Мглистый хребет принял их, впустил в себя, повёл извилистыми горными тропами. Позади осталась мёртвая, обезлюдевшая страна, страна, из которой словно выпустили кровь. Даже в годы расцвета Арнора местность в предгорьях Мглистого не изобиловала жильём. Цепочка поселений тянулась вдоль тракта, но сейчас там остались одни уголья. Кто-то старательно сжёг все постоялые дворы, корчмы и таверны, растаскал в разные стороны обугленные брёвна, выбил двери погребов, вывезя всё до последней картофелины.

– Рохан, – вдруг сказал Малыш, указывая на оставшуюся торчать в чудом уцелевшем столбе стрелу.

Кроме этого столба от некогда обширного постоялого двора и станции королевской конной эстафеты не осталось ничего, один лишь грязный истоптанный снег, словно само небо не желало покрывать случившееся здесь белой пеленой забвения.

– Рохан… – откликнулся Фолко.

Всю долгую дорогу через павший Арнор он говорил мало, а гномы, понимая, не донимали его расспросами. Сказал – в Мордор, значит, в Мордор.

Хоббит вспоминал, почти всё время их одинокого пути. Вспоминал собственные ощущения в тот миг, когда клинок Отрины поразил Короля-без-Королевства, и всё, что случилось сразу после этого. Великие силы Арды на исчезающе краткое время пришли в движение, словно наконец-то обратили внимание на несчастное Средиземье.

Пал Радагаст. Пал Наугрим. Пал Кирдэн Корабел. Убит в бою король Гондора. Не окажут помощи Синие Маги, когда-то посланные Валар в Средиземье. Затаился в далёких лесах Золотой Дракон, да и не станет он помогать…

Да, конечно, оставался принц Форвё и эльфы-Авари. Оставалось Срединное Княжество.

И оставались они трое. Да, и ещё Эодрейд со своим уменьшившимся, но не сломленным войском. Роханцев не смог вышибить из седла даже кровавый кошмар Исенской Дуги. Однако – ожесточил.

И вот, пожалуйста – обугленные венцы некогда большого двора и роханская стрела, намертво засевшая в столбе, торчащем, словно палец трупа.

– Здесь прошёл Эодрейд. – Торин распрямился, держа в руках лохмотья, в которые обратился некогда зелёный плащ. Правда, уцелела серебряная фибула, с обычным для рохиррим изображением конской головы.

– Нам это на руку, – немедленно заявил Малыш. – Снег на перевале могли утоптать.

– Хотел бы я верить, что они сожгли уже пустую усадьбу, чтобы не досталась врагу. – Торин разжал пальцы, обрывки ткани вместе с фибулой упали обратно в снег.

Фолко молчал.

Великие силы, пресветлые Валар, могущественный майа Олорин, мудрейший из мудрых… А кончается всё равно спалёнными домами, вывезенными запасами, и уже неважно, кто и во имя чего грабит.

Жить хотят все.

– Надеюсь, – повторил Торин, – что хозяева ушли вместе с роханцами…

Надейся, брат гном, подумал Фолко. Мысль остро царапала сердце, вонзала в него раскалённые иглы.

– Идём. Успеем засветло дойти до седловины.


* * *

Никого и ничего живого не осталось в Мглистых горах. Сгинули гоблины; покинули свои вершины могучие орлы. Продрались, протиснулись сквозь скалистые ущелья уцелевшие конные сотни Рохана. Переход обошёлся им дорого – Фолко и гномам постоянно попадались трупы людей и коней. Сомнений, кто здесь прошёл, давно уже не осталось.

Тяжело далось это странствие и хоббиту с гномами. Вьюки с припасами показывали дно. Неприхотливые, закалённые лошадки, оставленные Санделло странникам, тянули как могли, но тоже выбивались из сил. Глядя на мрачного, исхудавшего Фолко, дядюшка Паладин бы только всплеснул руками да погнал на кухню за двойной порцией всего, что там бы отыскалось.

Однако впереди уже лежала белая, покрытая чистым снегом долина Андуина. Край беорнингов, край лесного народа, упорного, кряжистого и неподатливого. Олмер не совался в эти края – зачем? Он ненавидел эльфов и «эльфийских прихвостней», беорнинги же держались особняком, признавая власть Верховного Короля, содержали в исправности тракт через свои края, но и только. Война обошла их стороной…



И вот сюда, в нетронутую долину, спускались сейчас изголодавшиеся, измученные, но всё равно – жаждущие крови и мести конные сотни Рохана.

Вернее, они уже спустились.

Фолко, Торин и Малыш стояли на изломе последнего перевала; впереди местность круто понижа

Страница 10

ась, дорога сбегала с отрогов Мглистого, приближаясь к великому Андуину. Белая заснеженная равнина, и над ней – дымки редких деревень; день выдался морозным и солнечным. Сапфировая небесная чаша сияла, словно отмытая дочиста, и снежный блеск резал глаза.

Да, здесь прошло роханское войско. Его путь по-прежнему отмечали засыпанные снегом трупы павших коней; волки обожрались мертвечиной, мрачные враны кружились в безоблачном небе.

А впереди поднимались дымные столбы, и не только белые дымки деревенских печей – прямо перед хоббитом и гномами, в долине, клубами поднимался вверх злой чёрный дым пожарищ.

– С кем они там сражаются? – изумлённо пробормотал Строри. – Или это орочья шайка у них на хвосте висит?

Торин и Фолко переглянулись.

– Угу, орочья шайка как она есть, – проворчал сын Дарта. – Окстись, приятель! Эодрейд жжёт деревни, где ему отказали в ночлеге или не поделились припасами!.. Нрав у него крутой, да и остальные роханцы сейчас не шибко добрее. Всего лишились, войско разбито, у каждого – или отец небось сгинул, или сын, или брат. Что с семьями, в Белых Горах оставшимися – неведомо, и живы ли они вообще? А тут – эвон, отсиделись, тихушники, никто их не трогал, ни одного воина на дело не послали!.. Ясно, что расправа у Эодрейда будет короткой. Чего доброго, и «предателями» их назовёт или там «орочьими прихвостнями»…

Малыш сердито сорвал шапку, хватил ею оземь.

– Да не может быть!.. Эодрейд – он что, по-твоему, гоблин, выходит, даже не орк?!

Торин досадливо сплюнул.

– Ну, может, не он сам. Может, иные сотники; за каждым не проследишь, а на войне всё ведь бывает…

– Небось. – Маленький Гном с детской непосредственностью отказывался верить в очевидное.

– Пошли, – глухо сказал хоббит. – Хорош тут торчать, не чучела, чай…




Глава 2


Хорнбург, вечер 12 июня 1732 года

– Будем говорить о том, как вести войну дальше, – повторил король Эодрейд, поднимая кубок и медленно обводя взглядом своих маршалов. – Правда, без Третьего Маршала как-то несподручно. Друзья мои, кто-нибудь видел доблестного Брего?

Маршалы переглянулись. Третий Маршал дольше других приглядывал за размещавшимися в крепости полками, ибо король пока что не спешил распустить войско, как следовало бы сделать по завершении победоносного похода.

– Запаздывает, верно, – прокряхтел Эркенбранд, и кресло жалобно скрипнуло под его тяжестью. – С конями небось; пока последнее копыто не проверит… Рьян к делу Третий Маршал, куда как рьян! Вот и забылся…

За ним единственным молчаливо признавалось право перебивать короля.

Король выслушал старого соратника с должно-почтительным вниманием, однако от Фолко не ускользнул раздражённо вздрогнувший уголок плотно сжатых губ.

– Запаздывает, ты совершенно прав, Храбрейший. Пожалуй, придётся послать кого-то за нашим Третьим Маршалом, пренебрегающим королевским приглашением… Конечно, ради дела важного, но с которым вполне справятся его сотники, – сощурился Эодрейд.

– А… кхе-кхе, вот пусть молодой Холбутла и сбегает, поищет. Он невысоклик, на ногу быстр да лёгок; не то что мы, старики…

– Предоставь решать это мне, Храбрейший, – холодно заметил король. – Мастер Холбутла не посыльный и не домашняя прислуга.

– Мы все – верные слуги короля! – прохрипел Эркенбранд, покраснев от обиды. – Всякий должен быть готов исполнить королевское слово!..

Эодрейд усмехнулся.

– Не стоит начинать совет с гнева, досточтимый Вестфольдинг. Мы все слуги, только не короля, не трона – Рохана. От правителя до юной девчонки-табунщицы, потому что все мальчишки взялись за оружие.

Эодрейд глядел прямо в глаза старого бойца, холодно и предостерегающе улыбаясь одними губами.

В зале повисло тяжёлое молчание.

– Мой король, – дерзнул Фолко, когда тишина стала уже почти невыносимой – ни правитель Рохана, ни Эркенбранд не уступали. – Владыка, позволь мне отправиться…

– Не позволю, – холодно отрезал Эодрейд. – Если Третий Маршал не считает нужным явиться на совет, значит, будет просто выполнять приказы, как обычный десятник.

– Правитель… – подал голос Фрека – мощный, плечистый, похожий скорее на гнома, чем на одного из стройных рохиррим.

– Успокойся, Четвёртый Маршал. Время дорого, а мы тратим его, словно кумушки за сплетнями, – нахмурился король, со стуком опуская на стол кубок. Глубоко вздохнул и заговорил, уже овладев собой:

– Война не закончена, соратники мои Маршалы. Война отнюдь не закончена; мы не смогли победить, но это не значит, что мы не должны побеждать.

Рохиррим молчали; молодой Хама, Шестой Маршал, таращился на короля с неприкрытым изумлением; при чопорном гондорском дворе такое сочли бы крайне неприличным.

– Для всех на Западе, Севере и Востоке наш поход закончен. Однако же это не так – напротив, всё только начинается. – Словно удовлетворившись молчанием нобилей, Эодрейд говорил со всевозрастающей уверенностью.

– Но… мой король… – Эркенбранд не мог допустить, чтобы в совете хоть кто-то заговорил раньше его. – Прости меня, владыка, стар я стал, скор

Страница 11

ен, видать, разумом… Как же так – «война лишь только начинается»? А что же было доселе? Тарбадская битва – она как?

– Дослушайте, – с прежней холодностью остановил старого воина Эодрейд. – Мы лишь начали войну. И дали лишь первое сражение. Теперь предстоит решить, как вести дело дальше.

– Но… мы же приняли «вечный мир»! – пробасил Эркенбранд. – Я не понимаю, владыка…

Эодрейд кивнул.

– Ты прав, Храбрейший. Мы приняли этот «вечный» мир, но разве ты забыл, при каких обстоятельствах? Тарбадская неудача дорого нам обошлась; выбирать не приходилось. К тому же напуганные ховрары с дунландцами изрядно отодвинули свои рубежи; не так далеко, как нам бы хотелось, но тем не менее. На тот момент это была хорошая сделка, Вестфольдинг.

– И мой король хочет теперь забыть о ней? – не уступал старый воин.

Остальные Маршалы, Фолко и гномы молча внимали. Малыш и тот бросил с тоской озирать стол – не появится ли на нём внезапно еда посущественнее? – и, приоткрыв рот, оторопело таращился на короля.

– Забыть? – Эодрейд поднял бровь. – Помилуй, Храбрейший, разве о таком забудешь? У нас отняли плоды наших побед, а ты речёшь – «хочет забыть»?

– Мой король играет словами, – Вестфольдинг не опустил взгляда.

– Твой король, Храбрейший, понимает, что Рохану нужны не красивые пергаменты и неприкосновенность печатей, Рохану нужна победа. И мы должны решить, как её добиться. Разве человек, которому приставили к горлу нож и вынудили расстаться с добром, не имеет права вернуть своё достояние силой?.. Разве должны связывать его «клятвы» и «обещания», данные разбойникам и грабителям в краткий час их торжества?.. Понятны ли тебе мои слова, досточтимый?

Эркенбранд сердито пыхтел и сопел, но под ледяным взглядом короля спорить дальше не стал. Тем более что в запертую дверь покоя кто-то осторожно постучал.

Эодрейд недовольно сощурился, сделал знак. Торин, не чинясь и не ожидая дальнейших споров, встал, шагнул к створкам, отодвинул тяжёлый засов.

Старый мажордом низко склонился перед хозяином Эдораса.

– Явился Брего, Третий Маршал Марки, мой король. Он повергает к стопам твоим свои извинения, ссылается на необходимость устройства уставших войск и просит позволения войти.

Эодрейд поморщился.

– Эотайн, старый друг мой. Чем дальше, тем речи твои всё больше смахивают на речи гондорских придворных, напыщенных, словно индюки. У походных костров мы говорили с тобой совсем не так.

– Истинно, мой король, – с достоинством поклонился старик. – Но мы более не в походе. Марка восстановлена, а двор королевский – не зимний бивуак подле Андуина.

– Пусть Брего войдёт, – король старался подавить раздражение, не выплёскивая его на старого и верного соратника.

Мажордом поклонился.

Третий Маршал Марки был крупным, широким в плечах, светловолосым и сероглазым, как и большинство рохиррим. На мощной груди – дорогая кольчуга ещё довоенной гномьей ковки, на узорчатом поясе – не меч, обычный для роханской знати, но гномий же клевец-чекан. Оружие, требовавшее не столько силы, сколько отменной меткости.

– Э… я… тут… прощения прошу, король мой, значит, – Брего склонил голову. – Был, того, с конными. И вот, значит…

Брего не умел произносить речи, это знали все. Злые языки поговаривали, что проще научить пса петь торжественные гимны, чем Третьего Маршала Брего складно говорить. Впрочем, косноязычие не мешало ему оставаться дельным командиром и храбрым воином.

– Хватит, Брего, хватит! – Эодрейд досадливо поморщился, и все вновь удивлённо переглянулись: правитель Рохана никогда раньше не позволял себе прерывать Третьего Маршала из-за тягучей и малопонятной речи. – Ты опоздал на военный совет; поэтому не трать наше время на твои оправдания, а просто садись, и пусть Сеорл скажет тебе, о чём шла речь.

Набычившись, Брего плюхнулся в своё кресло; сидевший рядом Сеорл, Пятый Маршал, быстро заговорил ему что-то шёпотом.

– Так вот, – Эодрейд обвёл сподвижников тяжёлым взглядом. – Теперь, когда достославный Третий Маршал закончил свои многотрудные обязанности в местах более важных, нежели королевский совет, я скажу вам, что думаю. Скажу, почему нам так нужна эта война и нужна прямо сейчас.

Правитель Рохана поднёс к губам золотой кубок, отпил – верный признак волнения.

– «Вечный мир», на который мы вынужденно пошли, это не просто мир. Вспомните, с кем он заключён, друзья Маршалы. – Эодрейд медленно шёл вдоль длинного стола, и каждое слово его падало словно удар топора. – Хазги. Ховрары. Дунланд. Терлинг. Это не тот мир, какой у нас, бывало, заключали, когда два клана ссорились из-за выпасов или потому, что кто-то у кого-то угнал табун. С этими находниками ни о чём договариваться нельзя просто потому, что они привыкли жить набегами. Человек оседлый, пашущий землю и сеющий хлеб, для них – законная добыча, и вообще «людьми» они считают только себя. Там по-прежнему верят, что Олмер – которого у них кличут «Великим» – не умер, а скрылся где-то и, когда настанет час, вернётся к своему избранному народу; причём «избранными

Страница 12

они считают себя. Кто думает, что этим «вечным миром» он обезопасил наши границы, – лицо короля потемнело, – тот прекраснодушный… гм… – он кашлянул. – Вся эта степная братия налетит на наши поселения у Врат Рохана при первом же удобном случае, когда станет не на что пить-гулять. Мы не сможем ужиться с такими соседями, ни мы с ними, ни они с нами. Поэтому вывод здесь очень простой – либо они уничтожат нас, либо мы уничтожим их.

Повисла тишина. Маршалы угрюмо таращились перед собой, с преувеличенным вниманием вглядываясь в поверхность столешницы.

– Либо-либо, – с напором сказал Эодрейд, останавливаясь подле своего места. Рука его легла на гордый герб Рохана. – Утешать себя сладкими сказочками и верить тем, у кого мы только-только вырвали нашу родину – постыдно для истинного воина. Вспомните, «вечный мир»-то, как ни поверни, объявляет нашими обширные владения, прежде почитаемые ховрарами за свои. Не думаю, что они, – усмехнулся правитель, – особенно счастливы сим исходом. Разве это не очевидно?..

Молчание в зале сделалось тяжёлым, как каменная толща. Король вновь усмехнулся – холодно, одними губами.

– Итак, что скажут мои Маршалы? Что скажет Эркенбранд Вестфольдинг, по праву именующийся Храбрейшим?

Второй Маршал повернулся в кресле, закряхтел, с усилием провёл ладонью по лицу и длинным усам.

– Мой король… негоже воину повторяться. Слово владыки Рохана есть золотое слово. Пусть даже дадено оно последним негодяям, нашим кровным врагам, – это королевское слово. Пусть не мы навлечём на себя позор клятвопреступлением, пусть это будут те, другие. И тогда я первый скажу – смерть им!

– Смерть! – глухо подхватили Фрека и Сеорл.

– Я услышал тебя, Второй Маршал, – бесстрастно уронил Эодрейд. – Да, как же так, правитель Рохана дал слово, а теперь собирается вероломно его нарушить. Признайтесь, Маршалы, вы ведь все сейчас думаете точно так же? Мне эти мысли пришли в голову первому, уж поверьте. Но иного выхода у нас нет.

Олмер был великим завоевателем, что бы о нём ни говорили. И он знал, как нужно воевать – бить внезапно, стремительно, не давая врагу опомниться, на его плечах врываясь в города! Вспомните повесть Теофраста Письмовника…

Гнойник с наших рубежей никуда не исчезнет, будет лишь расти, коли оставить всё, как есть. И в один прекрасный день прорвётся. И если мы не переймём уроки Короля-без-Королевства – Исена может повториться. Только на сей раз уходить будет уже некому и возрождать Рохан тоже. На Дуге у нас было шестьсот полных сотен! Никогда Рохан не выставлял такой силы, и что же? Нашу рать стёрли в пыль! Великим счастьем было собрать потом половину…

Кулак Эодрейда сжался, челюсть закаменела.

– Настанет день, Маршалы, и нас сотрут с лица земли, если мы до этого не внушим врагам такой ужас, что они начнут нашим именем пугать детей в колыбелях! И никакие «вечные миры» не помогут – поможет лишь наша победа. Если для того, чтобы Рохан жил, я, король Эодрейд сын Эомунда, должен прослыть в глазах хазгов клятвопреступником – что ж, я согласен.

Вновь в совете воцарилась звонкая тишина; слышно было лишь, как сопит и похрипывает старый Эркенбранд.

– Разве расплатились мы сполна за сотворённое с нами? Разве полностью отстроены наши города, подняты из праха селения, а неисчислимые табуны вольно ходят от Уолда до Туманных гор, от Андуина до Исены? Разве свершилась наша месть? – нет, нет и ещё раз нет! Множество убийц наших жён и детей по-прежнему благоденствует на морских побережьях Эриадора, смеясь над нами. – Он глубоко вздохнул, переводя дух. – Рассудите сами, Маршалы, – сейчас никто не ждёт нашего удара. Вражьи прознатчики доложат, мол, войско ушло в Хорнбург и его вот-вот распустят по домам. А мы в это время пройдём тайными тропами через Белые Горы, обогнём их западную оконечность и двинемся морским берегом на север. Оттуда нас никто не ждёт, мы отрежем ховраров и хазгов от Отона с Терлингом, а потом начнём загонную охоту! Хватит всякой ховрарской нечисти поганить прекрасные холмы Минхириата. Живым уйти не должен никто!

– Как это – «никто»?! Что, и бабы, и мальцы?!.. Нет!.. Мы воины, а не палачи! – яростно прохрипел Эркенбранд.

– Прекрасно, Храбрейший, просто прекрасно, – голос Эодрейда звенел, король тоже с трудом сдерживал ярость. – Выбирай, Храбрейший: или мы не побоимся запачкать руки, или под топор придётся идти нам самим, другие станут для нас палачами!.. А я хочу, чтобы Рохан жил. Любой ценой, и моя собственная жизнь, да что там жизнь – честь! – в сравнении с этим ничто. Ясно, Вестфольдинг?! – Ничто!..

Эркенбранд тяжело дышал, остальные Маршалы не поднимали взглядов.

– Между Гватхло и Исеной не должно остаться никаких врагов, – отчеканил король. – А после, взяв Тарбад, мы с этим «Терлингом» потолкуем уже совсем по-иному. Выскочка, узурпатор, имеющий наглость производить свой род от самого великого владыки Элессара!..

Это подействовало, Маршалы переглянулись, Хама что-то сердито проворчал.

– Каким будет ваше слово? – вдруг резко повернулся король, в упо

Страница 13

взглянув на гномов и хоббита. – Что скажут досточтимые мастера Торин и Строри, что скажет мастер Холбутла?

Фолко даже вздрогнул от неожиданности – он, уже бывалый не только воин, но и полковой начальник!..

Речи короля он слушал молча, со смутным и смешанным чувством, с ощущением надвигающейся беды, причём не обязательно связанной именно с этим злосчастным походом, буде он и состоится. Нет, предчувствие было неясным, как в былые годы, когда они гонялись по Средиземью за Олмером, тогда ещё прозывавшимся «золотоискатель из Дэйла».

При этом нажитый воинский опыт, здравый и беспощадный, подсказывал хоббиту, что Эодрейд не так уж неправ. Хегги, ховрары, хазги и прочие племена, поменьше, прибившиеся к ним, – не те соседи, с которыми станешь мирно пировать на празднике урожая. Восток есть Восток, жизнь там испокон веку стоила куда дешевле, да и расставались с ней много легче. Там свои законы, свои обычаи, и народы, мечом взявшие благодатные области того же Энедвейта, имели собственное мнение, кому тут быть хозяином.

Так быть не должно, с совершенно несвойственной ему угрюмостью подумал хоббит. Эодрейд, с которым они столько сражались бок о бок, не должен отдавать такие жуткие приказы. Это и впрямь его недостойно; но, с другой стороны, побеждать надо, и король прав. Рохан и Гондор – два последних островка старого мира, сжавшиеся до предела, особенно Гондор; а вокруг них – море разливанное новых племён, у которых разговор короткий: «добро – это когда я у соседа табун коней угнал, а зло – это когда сосед у меня!».



– Не надо воевать, – вдруг услыхал хоббит свой собственный голос. – Нужна не война, нужна победа.

Эркенбранд громко и презрительно фыркнул. Нелюбовь старого вояки к «наймитам», как он именовал Фолко с гномами, уже сделалась притчей во языцех.

– Прошу простить меня, Храбрейший, – хоббит не забывал об учтивости. – Я, верно, перебил тебя. Немедля умолкаю и почтительно внимаю твоим речам!

Малыш аж закашлялся; прикрывая лицо ладонью, подмигнул Фолко, мол, да-да, будем внимать, вельми почтительно будем!

Эркенбранд только хмыкнул, ещё выше задирая нос. Ответом он половинчика не удостоил.

– Мой повелитель, – хоббит поклонился Эодрейду. – Не хотелось бы и впрямь встревать, быть может, досточтимый Эркенбранд, владыка Вестфолда, имеет намерение…

– Предоставь мне решать, мастер Холбутла, кто и в какой очередности будет держать речь на моём собственном совете, – жёстко отрубил король. – Говори! Как и Храбрейший, ты тоже был на Андуине и Исене… как и я, кстати.

Фолко вздохнул. Приязни со стороны старого Вестфольдинга это ему не прибавит, он не сомневался. Хоббит поднял брови – так, чтобы это видел засопевший от обиды Эркенбранд: мол, всё понимаю, но выполняю приказ, не обижайся на меня, Храбрейший. И начал:

– Владыка, я сказал, что нужна не война, а победа. Вернувшееся войско ослаблено потерями, утомлено длительным переходом. В поход можно вывести едва ли шесть полных тысяч, остальных придётся оставить здесь, в Хорнбурге, и послать помощь к Андуину, там уже давно творится что-то неладное. Ты прав, повелитель, никто не ждёт сейчас нашего удара, и тем более никто не будет ждать его со стороны моря. Особенно, – Фолко сделал паузу, – если возобновить союз с Морским Народом.

Король слушал, усмехаясь и одобрительно кивая. При словах «Морской Народ» – кивнул особенно энергично.

– Однако, – продолжал хоббит, – риск слишком велик. Даже если сюда явится целый флот «драконов» – а это обойдётся недёшево, эльдринги любят звонкую монету, а добычи в Эриадоре особой не взять – даже если мы поднимемся по Гватхло, если возьмём с налёта Тарбад…

Эодрейд смотрел на хоббита сузившимися глазами: мастер Холбутла заворачивал явно не туда.

– То окажемся между молотом и наковальней – с севера будут нависать полки Отона, ополчения Минхириата, а на юге останутся хазги, ховрары, дунландцы. Если только весть о нашем продвижении успеет добраться до них чуть раньше, чем мы можем себе позволить – дело будет дрянь. Для… для того способа войны, мой король, – Фолко так и не смог выговорить «загонная охота», даже когда речь шла о врагах, – сил потребуется куда больше.

– Иметь больше сил всегда хорошо, – холодно уронил Эодрейд. – Думаю, не сыщется ни одного Маршала, что предпочёл бы идти в бой с шестью тысячами, а не с шестьюдесятью. Закончил ли ты, мастер Холбутла?..

– Нет, – с мрачной решимостью сказал хоббит. – Владыка, я… понимаю твои опасения. Находники привыкли слишком легко лить кровь. Но… сейчас Рохан не на пике своего могущества.

– Когда Рохан был на пике своего могущества, – в голосе короля сталкивались льдины, – нам это всё равно не помогло. Сражались по правилам, по-рыцарски, благородно, и погибали. А Олмер – он сражался, чтобы победить. И победил, хотя сам плодами этой победы не воспользовался. С ним и в самом деле можно было бы держать «вечный мир». Злой Стрелок был Злым Стрелком, однако держал своё слово. А эти… – владыка Эдораса лишь презрительно махнул рукой. – Мерзкие трупоеды,

Страница 14

ез чести и совести. Твои слова, мастер Холбутла, насчёт Морского Народа совершенно справедливы, союз с ними нам крайне необходим… Ты хочешь сказать что-то ещё?

Торин, молчаливой горой просидевший всё это время, бросил на хоббита предостерегающий взгляд.

– Владыка, сейчас неведомо, нарушат ли ховрары, хазги и дунландцы мир с тобой прямо сейчас. В конце концов, мы крепко намяли им бока, даже хазгам, иначе они бы так и продолжали войну. Правителя Рохана они уважают и опасаются; они верят в его слово. Нет-нет, погоди, мой король! – заспешил хоббит, видя кислое выражение лица Эодрейда. – Речь не о тебе, не о твоём слове, даже не о твоей королевской чести! Речь о том, когда Рохан будет в большей безопасности – когда соседи, пусть незваные и недобрые, верят принятому миру, или когда нет. Слово владыки Эдораса сейчас – поистине золотое слово, потому что он никогда не отступал от него. И быть может, своим словом ты вернее защитишь королевство, нежели чем мечами и копьями? Рохану нужно окрепнуть, выиграть время…

Эодрейд молча кивнул, давая понять, что услышал всё, что хотел. Хоббит поклонился, сел обратно, взглянул на собратьев-гномов: Торин несколько раз энергично кивнул, Малыш потряс кулаком – молодец, мол.

– Мысли мастера Холбутлы мне понятны, – ледяным тоном проронил властитель Рохана. – Что скажут теперь остальные? Вы, мастера гномы? Ничего?.. Досадно. А что скажешь ты, Храбрейший? По поводу Морского Народа?

Грузный Эркенбранд с трудом выбрался из кресла, решив говорить стоя для пущей важности.

– Что могу сказать я, старый и немощный? – Голос его всё ещё дрожал от обиды. – Мой король давно уже живёт плодами собственных мыслей, и даже в Коронном Совете первое слово достаётся чужакам с наёмниками!

Фолко даже вздрогнул от обиды; кулаки его сжались.

«Старый ты пень, совсем, видать, из ума выжил!.. Как ни старайся, как ни бейся за роханское знамя, себя не щадя, а всё равно – для Маршалов как чужаком да выскочкой был, так им и останусь!..»

Рядом с хоббитом яростно засопел Малыш, уже готовый броситься на обидчика.

– Храбрейший, обида помутила твой разум, – холодно оборвал старого воина король. – Мастер Холбутла и впрямь получает содержание из моей казны, поелику никаких ленных владений в пределах Рохана не имеет, что, я вижу, есть моё немалое упущение. Однако ни он, ни досточтимые мастера гномы не есть ни наёмники, ни, тем более, чужаки. Поистине, меня огорчают твои слова, Вестфольдинг. Мастер Холбутла, равно как и мастера Торин и Строри, оставил родину, встал рядом с нами собирать кровавую жатву – как и ты, Эркенбранд, и ты, Брего, и ты, Фрека, и ты, Сеорл, и ты, Хама, и ты, Теомунд! Мужеством и доблестью своими мастер Холбутла, мастер Торин и мастер Строри заслужили быть сегодня в Совете, таково моё королевское слово, и был бы я рад, коли подобных им сыскалось бы больше!.. И хватит об этом, Эркенбранд. Хочу звать тебя не только Храбрейшим, но и Мудрейшим!..

– Что я могу сказать… – Эркенбранд побагровел так, что Фолко испугался – не хватил бы непомерно гордого старика удар прямо здесь, за пиршественным столом. – Наверное, план хорош… там, где про Морской Народ… Но хотелось бы услышать, – он упрямо гнул своё, – что, кроме собственного убеждения, положил король в основу столь удивительного решения? Разорвать договор с соседями, сколь бы худы они ни были, – такого у нас ещё не случалось!

– Ты всё хочешь обсуждать своего короля, – бледно улыбнулся Эодрейд, – а не то, что он предлагает. Рассудите сами, Маршалы: рати хазгов и дунландцев изрядно потрёпаны, ховрары понесли потери куда тяжелее наших. Самое время ударить вновь!.. А не ждать, когда враги наши придут в себя! Ибо что они станут делать спустя несколько лет, когда подрастут молодые воины? На кого они обрушатся?.. Не на нас ли?..

Эркенбранд скорчил недовольную гримасу и сел, разводя руками.

– Кто ещё? – Король оглядел своих Маршалов. – Ты, Брего? Фрека?..

– Если позволит владыка Эодрейд, – вдруг поднял голову Торин; король кивнул.

– А почему повелитель так уверен, что наши враги не начнут междоусобицу? Почему не попытаться устроить так, чтобы ховрары вцепились в горло хазгам или же они вместе – хеггам? Или чтобы все дикие племена, заполонившие Эриадор, не пошли бы искать добычи во владениях Отона? Король-без-Королевства умел, когда надо, мастерски ссорить соперников, не давая им объединиться.

– Гному виднее – он под Олмеровой рукой ходил! – недовольно пробурчал Эркенбранд.

– Довольно, Вестфольдинг! – Король шагнул к старику, сжимая кулак. – Ты оскорбляешь тех, кто честно проливал кровь за жизнь и свободу Рохана! Уйми гордыню, предупреждаю, пока я не приказал вывести тебя с Совета!..

Фолко заметил жёсткий и неприязненный взгляд Брего, исподтишка брошенный на правителя.

Однако Эркенбранд, похоже, сообразил, что зашёл слишком далеко.

– Прошу прощения у моего короля… – проворчал он, по-бычьи нагибая голову.

– Прощение дано, – уже мягче ответил Эодрейд. – Я жду слова остальных моих Маршалов!

– А можно мн

Страница 15

? – вдруг поднял руку Малыш, невинно уставясь на хозяина Эдораса.

Король улыбнулся, кивнул.

– Надеюсь, мастер Строри, гнев досточтимого Эркенбранда, держателя Вестфолда, правда, несколько раздражительного сегодня – на тебя не падёт.



– Я – за поход, – безмятежно объявил Маленький Гном. Фолко и Торин воззрились на него с удивлением, а гном, похоже, даже пнул младшего товарища под столом. – Только чтобы так, слова королевского не нарушая.

– Это как же? – проскрипел Эодрейд, буравя Малыша взглядом.

– Ну, всякое же может случиться с каким-нибудь нашим караваном… – с энтузиазмом принялся объяснять Строри, однако король лишь покачал головой.

– Понимаю тебя, достойный гном. Но, увы, у нас нет на это времени. Ждать, пока случится что-то такое в этом роде…

– Королевское же слово, – торжественно провозгласил Малыш, – нарушать никак не можно. Оно, королевское слово, дороже крови и жизни…

– Нет! – вдруг яростно перебил король. – Дома отстроишь, поля засеешь, скот и кони новые родятся. А людей не вернёшь! Воины – другое дело; но и они, коль суждено погибнуть, погибнуть должны не напрасно! Вот и думайте, Маршалы!..

– Э… э… О мой король… Король мой, значит… Мыслю я… э… опасно это. Ну да. Опасно. Вот. – Брего наконец решился подать голос.

– Опасно, говоришь ты, Третий Маршал? О да, конечно, опасно! Очень опасно идти с шестью тысячами против троекратно сильнейшего врага!.. Однако штурмовать Эдорас было ещё опаснее – или драться с подкреплениями Терлинга на берегах Гватхло!.. Но мастер Холбутла заметил справедливо – союз с Морским Народом круто меняет дело. Это четыре тысячи мечей! С таким войском можно смело идти на Тарбад – быстро и скрытно, вдоль русла реки!

Фолко сжал зубы: принятый разговором оборот очень ему не нравился. Эодрейд говорил так, словно решение уже принято и осталось решить сугубо военные вопросы – хватит ли сил, куда направить главный удар, как привлечь союзников, словно все уже согласились с тем, что договор, подписанный правителем Рохана – не более чем разрисованный детскими каракулями кусок тонковыделанной кожи.

– Но корабли Морского Народа уже ушли, – возразил Фрека, Четвёртый Маршал. – Это ж их теперь вновь собирать надо, гонцов в Умбар слать или ещё куда… И времени сколько уйдёт, пока они силы соберут!

– Да не пойдут они второй раз-то! – неожиданно раздался резкий голос Маленького Гнома. – Они ж пираты известные, честных по пальцам одной руки пересчитать можно. Ну Фарнак, конечно же, Лодин тоже… Говорят, Хельги ничего… А остальные… Тот же Скиллудр! Где для них добыча? Они у ховраров всё, что могли, уже взяли. Друг мой Фолко сказал уже – эльдринги монету звонкую любят, а где сейчас в тех краях монета? Ну, а с хазгами они не дураки просто так в драку лезть.

Это было верно. Дураков просто так лезть в драку с хазгами действительно не имелось.

– Верно! – прогудел Торин. – Морскому люду платить нужно, и желательно вперёд. Тогда они сражаются, словно орки, когда их Моргот подгонял…

Эодрейд опустил взгляд, но отнюдь не от осознания собственной ошибки. Напротив, он словно бы смертельно устал от непроходимой тупости своих приближённых, не понимающих очевидных вещей.

Наступила тишина; и уютный покой внезапно показался хоббиту угрюмым и мрачным, точно пыточный застенок. Казалось, в древних камнях вновь ожило отчаяние Теодена, когда он, запертый, словно медведь в логове, ждал, когда урук-хаи Сарумана прорвутся наконец в его цитадель.

Фолко чувствовал сгустившуюся древнюю злобу так же чётко, как когда-то, десять лет назад, чувствовал приближение Олмера. С самой гибели Серых Гаваней с ним не случалось подобного; навалилась непонятная выматывающая дурнота.

Что-то неладное творилось то ли с ним, то ли со всем Средиземьем.

Он даже не успел посмеяться над самим собой – ну да, мол, я и Средиземье на одной доске, никак не меньше! – когда Эодрейд заговорил вновь:

– Что ж, королевский совет сказал своё слово; признаюсь, я ожидал другого. Конечно, можно отдать приказ, но мы с вами – с тобой, Храбрейший, с тобой, Брего, с вами, Фрека, Сеорл, Хама, Теомунд, с вами, мастер Холбутла, с вами, мастера гномы – мы вместе шли от Исены через Мглистый к Андуину, мёрзли там и голодали, мы вместе штурмовали Эдорас, и неужто я один в моём собственном совете помню, кто первым ворвался на его стены?.. Рохан – не Гондор, где просто отдают приказы. Я надеялся вас убедить. Послушайте, друзья, соратники, но неужто непонятно, что старого мира больше нет? Пришла пора иных войн, куда более жестоких и кровавых. Войн, когда врага уничтожают полностью, от мала до велика, потому что иначе он уничтожит тебя. Минхириат, Энедвейт, Эриадор – всё заполнено ныне пришельцами с Востока. Наши земли – островок, а со всех сторон – лишь варварское море, море чужаков. Хегги, хазги, ховрары, ещё какие-то, чьи имена и не упомнить. Да ещё и враг старый – дунландцы!.. А за Андуином – новые, никому не ведомые племена, явившиеся Манве знает откуда! И против них – одни лишь мы! – Король гневно стукнул кул

Страница 16

ком по столу.

– А как же Гондор? – решился Фолко.

– Гондор! – презрительно усмехнулся правитель. – Гондор слаб и сам едва отбивается от харадримов с корсарами Умбара. Гондор был слаб и десять лет назад, когда оказался не в силах остановить Олмера, Гондор, во главе с Истинным Королём!.. Нет, друзья, не Гондор, но мы – мы последняя надежда добра и света. Нам выпало начать ту великую войну, что покончит с отравными плодами Олмерова вторжения; Рохан имеет на это право. Мы заплатили самую высокую цену, какую только могли – половину наших мужчин! Так что же теперь, сидеть и ждать, когда врагу окажется благоугодно на нас напасть?! Нет уж! Хватит! Силы Мрака пали, сломав зубы о камни Серых Гаваней. Мы с малым числом не раз побеждали многажды сильнейшие рати – не сыскалось у них ни волшебных сил, ни дельных полководцев. Второго Олмера уже не появится. Мы возьмём верх!..

– А вот если бы правитель Мории, Дори Славный, вывел бы в поле морийский хирд… – вполголоса заметил молодой Хама. – Вкупе с Морским Народом и гномьим хирдом мы бы…

– Слова не просто воина, но истинного Маршала! – одобрил король. – Но гномы – не эльдринги, их нельзя нанять или соблазнить богатой добычей…

– Именно! – вступил Торин. – Не уверен поэтому, что Дори вступит в эту войну. А риск всё же слишком велик. Когда мы шли через Уолд и позади была только пустыня, мы ничем не рисковали, кроме собственных жизней. А теперь за нами весь Рохан! Все, поверившие и вернувшиеся!.. Мы не имеем права на неудачу; а истерлинги, как ни крути, пока ещё очень сильны. А выстоит ли Рохан – пусть даже в союзе с Морским Народом и морийскими гномами – против всей мощи Терлинга, Отона и Ангмара? Мы же, как ни старались, не смогли зацепиться за Тарбад, хотя с нами были и охотники беорнингов, и морские таны – немалые силы! Нет, конечно, земли взяли немало, то хорошо; но разве на это рассчитывали?

Эодрейд холодно пожал плечами.

– Вот потому-то, мастер Торин, сын Дарта, да удлинится бесконечно твоя борода, и нельзя бросать дело на полдороге.

Слушая всё это, Фолко сидел, пристально вглядываясь в короля. Он слишком хорошо знал Эодрейда, чтобы не заметить перемены.

Он помнил ликующее войско и молодого короля, его светящееся от счастья лицо: когда пали последние ховрары – защитники Медьюселда, и Эодрейд под кровлей своих предков звенящим голосом провозгласил Восстановление Роханской марки. Хоббит помнил деятельного, умного правителя и военачальника в последующие дни штурмов Хорнбурга и битвы за Исену.

Эодрейд умел воевать. Только что заключённый мир был для Рохана достаточно выгоден: ховрары с дунландцами получили хороший урок и едва ли полезли бы в ближайшее время к Исене и за неё; хазги откочевали подальше, вглубь Эриадора, куда-то в степи ближе к Мглистому.

Конечно, правитель обязан думать о будущем, не почивать на лаврах. Но всё-таки необычайная жёсткость короля удивляла. И такая готовность пожертвовать собственным добрым именем… а ведь у хазгов лгун переставал считаться человеком; степняки не знали вранья. Эодрейду это было прекрасно известно.

Всё так, но… Хоббит помнил и жуткий зимний переход через Мглистый, тогда, десять лет назад, по следам отступавшей роханской армии; помнил и столбы дыма над деревнями в долине Андуина, где Эодрейду отказали в помощи.

– Ну так, значит, с Арнором-то чего, повелитель? – послышался голос Брего. – Силён Терлинг ведь, проклятый, силён, чтоб его разорвало! Под Тарбадом-то на собственных шкурах почуяли!

– Терлинг силён, – кивнул Эодрейд. – Но драться с ним всё-таки можно. Прошлый раз его истерлинги шли до Гватхло и дальше, как по ровному; теперь, если вновь заручимся помощью Морского Народа и гномов Мории, воевать станем по-иному.

– Как же, мой король? – прохрипел Эркенбранд.

– Сейчас середина июня, Храбрейший. Очень скоро в степях станет жарко, трава пожухнет. Хазги откочуют ещё дальше в горные долины, богатые водой и свежим кормом для их табунов. Подкрепления Терлинга и Отона доберутся до Тарбада и Гватхло в лучшем случае к середине июля, когда равнины совсем высохнут. Понимаешь, к чему я клоню, досточтимый Второй Маршал?

Старый воин нахмурился, однако Эодрейд уже продолжал, не дав ему вставить и слова:

– Выжженная земля. Вот что должно встретить истерлингов. Мы запалим степь, отходя, коли придётся, от Тарбада; наступая, Терлинг не должен найти ничего, кроме пепла. Пустим палы ему навстречу!.. Будем отравлять колодцы – тем самым ядом от каменных крыс, что нам прислали гномы. Селения тех же ховраров сжигать все, не давать вывозить припасы!.. Они не должны оказаться у истерлингов. И тогда за Гватхло их встретит пустыня; враг не найдёт ни воды, ни пропитания. Мы же станем отступать к Исене, наносить удары из засад, измотаем их, заставим рассеиваться в поисках необходимого. – Эодрейд вскинул зло сжатый кулак. В глазах его плясали рыжие отсветы факелов, и, казалось, он уже наяву видит жадные пожары, пожирающие вражьи города и селения. – Они не дойдут даже до наших границ!

На этом месте Малыш г

Страница 17

омко и весьма непочтительно фыркнул. Маленький Гном не стеснялся в выражениях ни перед кем, включая и самого короля.

– Дойдут, дойдут, ещё как дойдут! – брякнул он, не задумываясь. – Воду – из Гватхло с собой в бурдюках. А могут и того проще – по Исене на кораблях подняться… Золота-то, чтобы Морской Народ перекупить, у них хватит!

– Верно, мастер Строри, – неожиданно кивнул Эодрейд. – Золота у Терлинга хватает. А потому и надо спешить – как можно скорее ударить по рукам с эльдрингами, пока и впрямь не перекупили. На Исене сейчас ведь стоит дружина тана Фарнака, не так ли? Вот вместе с ним посланники и отправятся.

Маршалы недоумённо переглядывались, однако Эодрейд, казалось, ничего не замечал.

– Совет закрыт, досточтимые соратники. Полки остаются здесь, в крепости; войско не распускается. Завтра вы все получите необходимые приказы. Я должен ещё немного поразмыслить.

Король поднялся, заложил руки за спину.

– А теперь разрешаю всем идти.




Интерлюдия 2

Путями старого Братства


Андуин, окрестности водопадов Рэроса, 9 июля 1724 года

– «Зима, сковавшая Средиземье, кончается. Подступает весна последней надежды».

– Красно умел говорить Великий Король, – проворчал Торин, слушая хоббита. – Вот и у нас – зима уж кончилась давно, и весна минула, лето в разгаре, а с надеждой, однако, как-то не очень, даже с последней.

– Тьфу на тебя, всё ворчишь да ворчишь, – беззаботно расхохотался Малыш. – Чего теперь-то? Мы сделали всё, что могли, и даже больше. Нет, только не начинай! – вскинул он руки, видя, что друг собирается возражать. – Не клейми кирку, от скалы отскочившую – не всякий камень железу по зубам, как говорится.

– На тебя самого тьфу, – буркнул Торин. Жизнерадостность Маленького Гнома, кажется, ему не слишком нравилась.

Они разбили лагерь на правом берегу Андуина. Было утро, ясное и солнечное; великая река Средиземья спокойно несла свои воды на юг, к недалёким водопадам Рэроса; путники остановились у края озера Нэн Хитоэль. Где-то в этих краях, совсем неподалёку, распалось Братство Кольца, несчастный Боромир попытался напасть на Фродо и сам погиб, спасая Перегрина и Мерриадока от орков Сарумана. Триста с лишним лет миновало, а для хоббита Фолко Брендибэка, сына Хэмфаста, прошлое так и оставалось живым.

– Так что же, переправляемся? – осведомился Маленький Гном, решивший не длить перебранку. – На том берегу – Эмин Мьюил, Мертвецкие топи и прочие прелести. Потащимся? Или дальше на юг, за Рэрос?

Фолко задумался. Вновь, как тогда, выбор предстояло делать хоббиту; на нём лежал весь груз. После победного штурма Эдораса, Восстановления Рохана, молодой король Эодрейд не пожалел для друзей ничего из собственных скудных запасов, так что были у них и крепкие пони, ездовые и вьючные, вдоволь провианта и вообще всего, что могло понадобиться в дальнем походе.

Мягкий южный ветерок шевелил густую, насыщенно-зелёную листву; лес тихо шумел, и казалось – друзья очутились сейчас не среди населённых земель, а где-то в Глухоманье.

На полдень от них, за широким устьем Чистолесицы, лежал гордый Гондор. Вернее, некогда гордый. Его сердце, Минас-Тирит и Осгилиат, пали в прах, и нельзя было даже сказать, что «овцы пасутся среди величественных руин», потому что харадримы, заняв крепость и понаставив всюду своих красно-чёрных флагов с извивающимся змеем, так и не закрепились здесь по-настоящему. Они осели в низовьях Андуина, заняли Лоссарнах и Лебеннин; совершали охотничьи экспедиции вверх по реке, в северный Итилиен и Друаданский лес, но обосноваться в узком пространстве между Белыми Горами Гондора и Изгарным хребтом Мордора южане не спешили.

Сюда же, к Пеленнорским полям, хаживали и военные партии гондорцев, отступивших на восток, к замку Дол Амрот. Минас-Тирит в былые годы несколько раз переходил из рук в руки, но сейчас уже не один год им владели харадримы.

– На юге наверняка воюют, – заметил Торин. – Было б неумно попасться на зуб какому-нибудь отряду с олифантами. Я бы повернул на восток прямо сейчас. Путём Фродо и Сэма; путём, каким следовало бы идти всему Братству.

– На орлов надо было сесть, и вся недолга, – проворчал Малыш. – А то канителились, канителились, чуть всё дело не погубили.

– Ты что! – всплеснул руками Торин. – Нельзя так было!.. Потому что Назгулы в воздухе!.. И что, если Кольцо смогло бы кого-то из орлов себе подчинить?

– Небось пока Бильбо из огня выносили, оно никого не подчинило, – не сдавался Маленький Гном.

– Так это тогда, а то совсем другое!.. Понимать надо, Строри!..

Спор этот у друзей за последние месяцы стал уже обычным.

– Ну да, то тогда, а это совсем не тогда. Всё понятно, – ухмыльнулся Малыш.

– Ладно вам, – махнул рукой Фолко. – Орлы, не орлы… За нами, друзья, никакие орлы не прилетят, из огня не вытащат. Сами, всё сами.

– Тогда решай, – Маленький Гном безмятежно сощурился. – Куда ты, туда и мы.

Конечно, соблазнительнее всего было и в самом деле повторить путь Фродо и Сэма; но тропу через Мертвецкие топи знал только Го

Страница 18

лум, и ещё неизвестно, какие страхи обосновались там теперь. Да и протащат ли они пони через скальные лабиринты Эмин Мьюила?

С другой стороны, торопиться им некуда. Северо-западный Мордор пуст – никакие орки, даже самые злобные, там не удержатся, потому что отравленная за годы Сауроновой власти земля вокруг Роковой Горы и развалин Барад-Дура ничего не родит. Можно неспешно, не торопясь, со всей осторожностью перебраться на восточный берег Андуина, обойти водопады, пройти рекой мимо низин Ниндальфа, и от острова Каэр Андрос повернуть на восход, прямо к Чёрным Вратам Мордора. Их сейчас, понятно, никто не охраняет – не от кого и незачем.

А там уже и Ородруин.

План выглядел вполне выполнимым. Пони можно перевезти на плотах, лошадки хорошо обучены и не испугаются переправы; а дальше дело нескольких переходов – и они уже в бывшей Стране Врага.

Фолко уже совсем было собрался сказать друзьям, мол, трогаемся на юг, там станем переправляться, когда Торин внезапно и резко пригнулся, мало что не бросившись ничком.

– Кос-стёр! – прошипел он со злобой, указывая на противоположный берег.

Фолко припал рядом с ним на одно колено, осторожно выглядывая из-под ветвей. Огонь они заливать не стали – нет смысла, их, если заметили, то уже заметили.

На другой стороне Андуина, среди покрытых молодой листвой деревьев, появились многочисленные фигурки всадников; хоббит сощурился, стараясь рассмотреть их как следует.

Ему уже довелось повидать множество восточных племён – и в Цитадели Олмера, и в войске Злого Стрелка. Воины, омывавшие бабки коней в Андуине, казались смутно знакомыми, но в то же время явно не принадлежали ни к основным истерлингским родам, ни к иным народам, с коими пришлось столкнуться хоббиту.

Не басканы, не дорваги, не племена Ночной Хозяйки, не ополчения с берегов Рунного Моря…

Это появился ещё более глубокий Восток – коренастые воины на высоких, мощных конях, вооружённые длинными пиками, точнее, не совсем пиками, но похожим на них оружием – на солнце блестели необычно широкие и длинные наконечники этих копий, смахивавшие скорее на алебарды или гизармы. Несмотря на тёплую погоду, воины все как один носили отороченные мехом круглые шапки.

– Не было печали, – проворчал Торин.

– Что поделать, опустимся дальше к югу, – пожал плечами хоббит. – Рэрос обойдём посуху.

– Неужто переправляться станут? – проговорил Малыш, прикрывая глаза ладонью. – Вот ведь напасть… и в Рохане ничего об этом не знают…

– Если и переправятся, едва ли там что-то сыщут аж до самого Эдораса, – мрачно пошутил Торин. – Война прошла…

Торопливо залив костёр, друзья повели лошадок прочь от реки – им предстоял дальний обход.


* * *

Следующие несколько дней они пробирались лесистыми долинками; здесь кончалась западная часть нагорья, постепенно переходя в низкие заболоченные земли – устье Чистолесицы. Если считать по Андуину, то растянулось оно больше чем на полсотни миль, и перебираться через бесчисленные рукава друзьям совсем не улыбалось.

Вольно или невольно они уклонялись дальше на запад.

Как ни странно, но эти края почти не задело ни вторжение Олмера (его армии переправились через Андуин много севернее), ни последующие стычки гондорцев с восточными или южными находниками. За триста лет Возрождённого Королевства здесь, на границе Гондора и Рохана, поселилось немало народу, однако с началом войны громадное большинство бежало кто куда, по большей части – в Минас-Тирит и дальше, к Дол Амроту.

Торин эти дни злился – из-за «даром потерянного времени». Мол, шли бы себе прямо по Большому Западному Тракту, прямо к Каэр Андросу, там бы и переправились – так нет, уломал их этот неугомонный хоббит делать такой крюк на север!.. А теперь, выходит, они той же дорогой возвращаются? Где это видано, где это слыхано?

– Не бранись, – успокаивал друга Малыш. – Нет напрасных путей и времени потерянного. Встанем на Приречный Тракт и будем у твоего Андроса разлюбезного в несколько дней.

Строри был прав – гондорцы давно уже проложили хорошую вымощенную камнем дорогу в обход топей Чистолесицы (в устье реки сохранялась прекрасная охота); после вторжения тракт был заброшен, но при Великом Короле строили, как говорится, на века.

Трое друзей оставляли позади заброшенные деревни – некогда богатые и ухоженные; здесь вперемешку селились и роханцы, и гондорцы. Из первых те, кто уцелел, были все сейчас в Эдорасе, где король Эодрейд пытался управиться с самыми неотложными делами восстановленной Марки; а где сейчас вторые?..

Хоббиту хотелось верить, что и впрямь в Дол Амроте.

Приречный Тракт казался сейчас поистине «тропами мёртвых», теми самыми, что «ведут на дорогу мрака». Несмотря на зелень лесов, несмотря на весёлый птичий щебет – хоббиту казалось, что он едет через огромное, от края и до края протянувшееся кладбище. Такое кругом царило запустение, и так жутко смотрели на путников окна покинутых домов…

Однако он был уже не тем юным и впечатлительным хоббитом, что ехал в своё время от Бренди-Холла по ночной

Страница 19

ороге, ежеминутно ожидая встречи с заблудшим к ним орком. Они несли кольцо Олмера в Мордор, пусть и отчасти, но повторяя путь знаменитого Братства; и вновь доказывали, что хоббитам, как и прежде, по плечу любые талисманы и прочие магические предметы.

Так продолжалось несколько дней, пока…



– Конные. Позади нас. Много. – Маленький Гном поднялся с земли, где он лежал, прижимая ухо к каменным плитам. – И довольно близко. Скачут с запада.

– Истерлинги, не иначе, – процедил Торин. – Или эти, новые, Круглые Шапки.

– Неважно, – Фолко уже повернул своего конька в чащу. – Пусть их себе едут, хоть истерлинги, хоть ещё кто, да если даже и роханцы, хотя им тут взяться неоткуда.

Ждать незваных гостей пришлось недолго; однако, к полному удивлению хоббита и гномов, это оказались не роханцы, не харадримы, не истерлинги и даже не какие-нибудь хегги с ховрарами. Прямо по тракту топала копытами и сверкала доспехами знаменитая гондорская тяжёлая конница – воины, которых хоббит уже не чаял когда-нибудь увидеть вновь.

Их кони были по-прежнему роскошны, знамёна – всё так же горды; и на них всё так же расцветало Белое Древо c Семью Звёздами и Короной Арнора, словно и не было годины тяжких и горьких поражений.

– Барук хазад, однако, – только и выдохнул Маленький Гном. – Это я сплю, что ли? Откуда они тут взялись?!

– Нет, не спишь. – Фолко подал своего пони подальше в заросли. – Пусть себе едут. Я ещё не забыл тот приём, что нам оказали в Минас-Тирите.

…Однако они опоздали. Передовые всадники вели тонкомордых и быстрых гончих; псы учуяли чужой запах, дружно принявшись рваться с поводков. И, надо отдать должное гондорцам, они больше не оставляли предупреждения без внимания.

Миг – и собаки спущены; ещё миг – и воины вскинули луки; а дальше Фолко, Торин, Малыш и весь их небольшой караван оказались окружены рычащими и скалящимися пастями.

– Тихо ты, тихо! – урезонивал Маленький Гном самую крупную и злющую по виду псину. – Не лезь, покуда башку не развалил – вишь, меч какой?

Гончая словно бы поняла, вдруг усевшись на задние лапы и коротко взлаяв. Стая послушалась команды, собаки замерли, взяв хоббита и гномов в плотное кольцо.

– Древо Белое и все листья его! – за собаками возник гондорский воин, лук наготове. – Что я вижу?! Молодцы, собачки, всё верно – не враги, это не враги!..


* * *

– Вот уж поистине неожиданная встреча.

Очень высокий гондорец с редкими для этого народа золотыми волосами сидел в походном шатре напротив хоббита и гномов, а позади него стояло знамя – в одной половине гондорское Белое Древо и Семь Звёзд, а в другой – белый конь в зелёном поле, за которым на горизонте – окутанные огнём горы.

– Поистине, – суховато ответствовал хоббит. – Но я рад свиданию, твоя светлость, владетель Этчелион Итилиенский.

Гондорец отвернулся и тяжело вздохнул.

– Нет нужды поминать прошлое, – проговорил Торин. – Мы продолжаем сражаться. Эодрейд взял штурмом Эдорас и провозгласил восстановление Роханской марки. Это было славное дело.

– Ты прав, почтенный Торин, сын Дарта. Нет нужды поминать прошлое. Хотя… – кулак владетеля сжался. – К вашим предостережениям не прислушались и заплатили высшую цену. Король погиб, как подобает королю, на поле боя…

– Но куда больше погибло простого люда, – зло перебил Торин, и хоббиту пришлось пнуть его под походным столиком.

Владетель Итилиенский вновь вздохнул, виновато разведя руками.



– И вновь скажу – ты прав, мастер гном. Но что толку во взаимных упрёках?.. Не моя вина, что от ваших предостережений отмахнулись.

Все четверо собеседников умолкли, очевидно, вспоминая одно и то же – тот осенний день в прекрасном Минас-Тирите, великолепном, роскошном, сказочном; и тронный зал владыки Гондора, короля Воссоединённого Королевства, Элдариона, сына Элессара, и слова, что прозвучали там.

Слова, что никого не спасли, и никому – почти никому – не помогли.

– Ведомо ли владетелю Этчелиону, что за Андуином бродят новые, невиданные племена? – вдруг безмятежно осведомился Малыш. – Этакие, в круглых шапках с мехом?

– Нет, – покачал головой гондорец. – Мой отряд только недавно прорвался на север вдоль самых подножий Эфель Дуата, а разведки на Андуине у нас уже давно не было. Но позволь спросить тебя, мастер гном…

– Зачем? У нас своя дорога, владетель.

– Быть может. Но времена сейчас неверные, может, лучше будет, если часть пути мы проделаем вместе?

– Владетель знает, куда мы направляемся? – поднял бровь Фолко.

– Право же, для этого не нужна особая премудрость, – усмехнулся Этчелион. – Вы бились в отрядах Эодрейда, и внезапно, когда ещё не закончилась война в Рохане – а она ведь не закончена, я уверен, – оказываетесь здесь, на восточных её границах.

– Нам случалось оказываться и в куда более странных местах, владетель Итилиена.

– Бесспорно, мастер Фолко, сын Хэмфаста, бесспорно. Не подлежит сомнению также и то, что вы, оказав помощь в восстановлении Рохана, теперь спешите на бранное поле под стены Минас-Тирита.

Малыш откр

Страница 20

л было рот, и теперь уже Торин пнул того под столом.

– Потому что именно туда направляется и мой отряд, – продолжал Этчелион.

– Да простит меня высокородный владетель, – перебил его Маленький Гном, – но, сдаётся мне, вы от Минас-Тирита удалялись, а никак не «направлялись туда»!

– В этом-то и заключался наш план, – усмехнулся гондорец. – Харадримы обратили приречные земли в пустыню, там выжжено и разрушено всё, что только возможно. В Минас-Тирите, конечно же, они оставляют сильный гарнизон, но это именно гарнизон, чтобы «держать флаг». Сама же крепость им не слишком нужна, здесь нет их поселенцев, в отличие от Южного Гондора. Поэтому моему отряду и удалось, прижимаясь к Белым Горам, переправиться на правый берег Андуина возле Эмин Арнена. А уже оттуда мы двинулись на север.

– И вы вот так вот и шествовали через весь Итилиен? Со штандартами и в сверкающей броне?

– Разумеется, мастер Фолко, разумеется! Нас, конечно, заметили – в Осгилиате и у Перекрёстка стоят сильные отряды – и бросились в погоню. Но догнать нас в Итилиене, в моём собственном домене? – х-ха! Только зря старались.

– Да простит меня высокочтимый владетель Этчелион, но в чём была суть всего этого?

– А суть, мастер Фолко, очень проста. Отвлечь ложным движением отряды врагов, расположенные вблизи от Пеленнорских полей, вблизи от Минас-Тирита, и дать возможность другим моим войскам скрытно подобраться к крепости, скопиться в горах вокруг города. Они-то знамён не вытаскивали и сверкающие брони не вздевали. И пока харадримы с истерлингами носятся по Северному Итилиену, прочёсывают окрестности Мораннона и шарят по болотинам Ниндальфа, мы скрытно перешли обратно на западный берег Андуина. Круг получился немалый, но зато враг сбит с толку и ловит нас на пустошах подле Гиблых топей.

– И что же теперь? Прогулка-то вышла и впрямь ого-го какая!..

– Теперь, мастер Строри, пришло время доказать, что мои люди не зря ломали ноги по болотам и чащам. Мы идём прямо на Минас-Тирит. Достаточно он был под чужими знамёнами. Я буду счастлив и горд, если такие бойцы, как вы, окажут нам честь сражаться в рядах гондорского воинства!..


* * *

– Думаешь, стоит, Торин?

Они оставались с отрядом Этчелиона. Гондорская конница, чем ближе подходила к столице, тем меньше походила на гордый отряд славнейшего из людских королевств. Под глухими коричнево-зелёными плащами скрылась блестящая сталь, упрятаны в чехлы гордые знамёна; островерхие шлемы заменены низкими приплюснутыми, вместо длинных мечей – кривые сабли, одним оркам впору. Попоны на лошадиных спинах исчезли, вместо них – у кого звериные шкуры, у кого – какая-то полосатая домотканина.

– Конечно, стоит! – энергично кивнул гном. – Гондорская спе… э-э, гордость – Этчелиону и в голову прийти не может, что мы здесь с какими-то иными целями, а не ради освобождения Минас-Тирита.

Над ними раскинулось ночное небо с яркими летними звёздами; и не ползла с востока злая мгла, Ородруин не извергал клубы дыма, и само зло Саурона кануло; настало время зла иного, на первый взгляд – простого и понятного, но от того не менее страшного.

Потому что людям, чьи дома полыхают, а сами они падают под градом вражьих стрел, без разницы – наслал ли орду какой-нибудь мятежный майа, или падший Валар, или это просто соседнее племя решило добыть зипуна.

Хоббит перевернулся на живот, глянул на замерших друзей, едва заметных в наступающих сумерках. Огонь не разводили – до Белого Града было уже рукой подать, отряд Этчелиона пробирался узкими тропами через крутые отроги, где его легко было заметить.

К востоку от них лежало сердце Гондора, за триста лет после Войны Кольца застроенное, засаженное садами, загородными виллами гондорского нобилитета и уютными фермами простых земледельцев. Мраморные придорожные колодцы и беседки, маленькие рынки и таверны, арки, мосты, колоннады – сейчас от этого не осталось даже воспоминания.

Перед воинами Этчелиона простиралось опустевшее, разорённое и спалённое пространство, где мраморные беседки растащены на строительство примитивных капищ, колонны повалены, фермы сожжены.

Земля покрыта пеплом, обломками, дороги перекопаны какими-то рвами, и плиты из них тоже уже успели растащить. Кое-где ютились жалкие лачуги тех, кто решил-таки попытать счастья на новых местах – они-то и растаскивали камни, приспосабливая кое-как и обломки арок, и колонны, и даже статуи. Умений, чтобы восстановить разрушенные гондорские строения, у новопоселенцев, само собой, не было.

А ещё дальше – стены самой крепости. Когда-то белые – а теперь грязно-серые, покрытые густой копотью, пробитые во многих местах таранами; так и остались возле них громадные штурмовые лестницы и осадные башни, привалившиеся к парапетам, вросшие в землю по ступицы огромных колёс, окованных железом. Крыши домов были избиты каменными ядрами из катапульт, а сами дома выгорели изнутри от зажигательных снарядов, кои в изобилии запускали требушеты харадримов.

Осада Гондора была долгой, и всех подробностей – как именно пал гор

Страница 21

д – Фолко не знал, да и знать не хотел. Он видел, что за прошедшие годы никто не спешил ничего восстанавливать – лишь кое-где, на скорую руку, харадримы заложили обломками камня зияющие бреши в стенах. Грубая кладка казалась заплатами на погребальном саване; убирать штурмовые лестницы и вовсе никто не озаботился. Судя по всему, немногочисленные обитатели Пеленнора помаленьку распиливали их на дрова.

– Отбить Минас-Тирит – а что, неплохо, верно, Малыш? Эдорас уже отбили; так, глядишь, и остальное отобьём!

– Отобьём, а дальше что?

– В Осгилиат, – проговорил Фродо. – Через Перекрёсток и дальше.

– В Минас-Моргул… – заметил Торин.

– Мимо Минас-Моргула, – поправил хоббит. – Там сейчас, голову даю на отсечение, ни души. Едва ли харадримам те места особенно понравились.

– А что скажет Этчелион?

– А мы его и спрашивать не станем, Строри! Кто он нам, хотел бы я знать?


* * *

Окрестности Минас-Тирита, Гондор, 18 июля 1724 года

Ночь атаки подкатилась-подкралась на мягких кошачьих лапах. Этчелион разделил своё воинство на пять отрядов, каждому из которых вменялось взять определённый участок стены.

– Шестой отряд я поведу сам, – владетель Итилиена, гондорские командиры, гномы и хоббит говорили вполголоса, сжавшись в зарослях у самого их края. – Главные ворота – надо открыть!

– Судя по всему – они там завалены чуть ли не доверху, – заметил Торин. Гондорский нобиль лишь улыбнулся:

– При Великом Короле Элессаре Гондор не только восстанавливал старое. Новое строили тоже. Вы увидите.

…Разговоры и советы остались позади, каждый знал свой манёвр. Безмолвные ряды конных двигались через Пеленнорские поля, двигались так, словно имели полное право тут находиться. Низко надвинуты варварские шапки, тускло блестит лунный свет на кривых ятаганах; ни дать, ни взять – какой-то род истерлингов решил своими глазами узреть сказочную столицу великого некогда Гондора. А может, объявлен сбор войск, и разношёрстные отряды, шастающие по истерзанной земле, спешат к назначенному месту.

Хоббит и гномы ехали рядом с Этчелионом. Владетеля Итилиена сейчас едва ли узнала бы даже родная мать.

Отряд двигался прямо по дороге, не скрываясь, мимо смутно сереющих в лунном свете развалин. Вот со скрипом отворилась какая-то дверца, упали отсветы чадного факела:

– Эй, кто такие? – раздалось по-харадски. В этих пределах Фолко язык южан понять мог, а вот ответ Этчелиона, тоже по-харадски, уже нет. Гондорец ответил немедля, хриплой и быстрой тирадой, весьма властно, как человек, привыкший командовать и имевший на это право.

Судя по всему, ответ его пришёлся впору, дверь закрылась.

Нет, не стража; просто какой-то обитатель выгоревшей пустоши, которому не спалось.

Гондорские всадники в молчании проследовали мимо убогой лачуги – убогой, несмотря на то что сложена она была из роскошных мраморных плит. Рядом среди руин угадываются другие; а вот тут на верёвке, протянутой меж резных колонн сушится бельё.

Даже как-то странно, подумал хоббит. Кажется, что харадримы не ощущают опасности; а ведь ходили слухи, что гондорцы пытаются отбить сердце своего королевства.

Видать, недостаточно пытались, коль отряд Этчелиона движется к крепости, не встречая никакого сопротивления.

Впереди в лунном свете белели стены великого города; до них оставалось не более полулиги.

Замысел Этчелиона почти удался, но именно что «почти».

Ближе к древним укреплениям харадримы таки держали стражу, и стража эта отнюдь не спала и не предавалась неумеренному винопитию.



Старую дорогу преграждала баррикада из беспорядочно наваленных обломков камня; из середины торчала воздетая рука какой-то статуи. Собственно, баррикад было две, с узкими проходами, так что прорываться пришлось бы между двумя завалами; справа и слева тянулось что-то вроде наспех и кое-как возведённых валов.

Здесь горели факелы; несмотря на глухой ночной час, над баррикадами виднелись острия копий.

И, завидев незнакомых всадников, которых тут явно не ждали, харадримы поступили именно так, как надлежало обученным воинам.

Раздалось резкое «стой!», справа и слева мелькнули лучники, почти невидимые в темноте.

Владетель Итилиена бестрепетно послал коня вперёд, поднимая правую руку, словно в приветствии. Раздались резкие и хриплые звуки чужой речи.

Голова гондорского отряда остановилась, однако чуткий на ухо хоббит слышал, как за их спинами задние ряды осторожно растекаются вправо и влево, без лишних слов охватывая харадримскую заставу полукольцом.

Этчелиону ответили, в голосе стражника слышалось недоумение. Гондорец привстал в стременах, рявкнул повелительно, указывая куда-то себе за спину.

Это был сигнал.

Фолко одним мгновенным движением всадил стрелу под подбородок харадцу, почти не целясь и даже не растягивая тетиву на всю руку. Гондорские лучники первых рядов опередили южан-стражников – Этчелион не зря говорил, что собрал лучших из лучших.

Свист, глухие и хрусткие удары, острые оголовки находили цель. Торин и Малыш молча, плечом к пл

Страница 22

чу, ринулись прямо на баррикаду, увлекая за собой гондорцев; гномы, несмотря на невеликий рост и коротковатые ноги, привыкли лазать по грудам камня, и оба товарища Фолко в один миг оказались наверху, Маленький Гном ловко поймал копейное древко, рванул – харадрим так и взлетел над преградой.

Схватка была короткой, и сейчас Этчелион торопил своих:

– К стенам! Все к стенам! По направлениям – разберись!..

Один за другим от главных сил отделялись штурмовые отряды, владетель Итилиена вёл своих к воротам, слегка придерживая скок, и не только, чтобы не отстали гномы и хоббит на своих пони, – атака должна была начаться разом и со всех сторон.

У ворот, однако, их уже ждали. Наверху раздавались гортанные крики, кто-то бежал с факелами, и это было хорошо – легче целиться.

Громадные врата Белого Города были широко распахнуты. Да-да, именно так, широко распахнуты – исполинские створки, откованные гномами и заново водружённые на место после победы великого короля Элессара. Это, правда, не означало, что в Минас-Тирит мог въехать кто угодно – высокая арка широких врат была перекрыта грубой и неряшливой каменной кладкой, в которую кое-как, на скорую руку, были встроены куда более скромные ворота, уже явно харадримской работы. Причём строители даже не потрудились довести дело до конца, между сводом древних врат и верхним гребнем новодельной стены оставалось широкое пространство.

Воины Этчелиона были готовы. Тяжёлые арбалеты метнули якоря с цепями, развернулись лестницы, стрелки брали на прицел всё, что появлялось между бойницами, несмотря на темноту.

Однако защитники здесь оказались покрепче и порасторопнее, нежели ночная стража на Пеленноре.

Густо полетели ответные стрелы, и били южане с неприятной меткостью. Падали люди, падали кони, на головы поднимавшихся по лестницам полетели каменные обломки. Хоть и захваченные врасплох, харадцы отбивались упорно и ожесточённо.



…Фолко взбирался по раскачивающейся лестнице сразу за гномами; массивный и широкий Торин впереди. Вот одна стрела отскочила от шлема, вот сын Дарта уклонился от здоровенного каменюки, лишь слегка задевшего его предплечье, прикрытое мифрильной бронёй.

Азарту, ужасу, трепету первых боёв давно уже пришёл на смену холодный расчёт. Перед Фолко, сыном Хэмфаста, были враги, захватившие величайший оплот старого мира, того, за который он сражался, не щадя ни себя, ни других; и мало того, что захватили, за все прошедшие годы они так и не смогли им распорядиться, превратив жемчужину нуменорского наследия в подобие разорённого кладбища.

Как говорится, ни себе, ни людям.

Гномы сейчас прикрывали его, принимая грудью нацеленные в них стрелы, копья и камни. Фолко оглянулся – в скупом лунном свете было заметно, хоть и плохо, что атака на ворота захлёбывается. У основания стены оставались лежать неподвижные тела штурмующих; к харадримам подоспели подкрепления; и судя по тому, что Этчелион сам повёл вторую волну на приступ, дела у остальных отрядов шли тоже не блестяще, и успех требовался здесь, причём немедленно.

Холодная ярость поднималась в груди хоббита; никакие «силы Запада» им не помогали, не ходили рядом мудрые маги, не сыскалось и «скрытого короля», или, на худой конец, «Короля-под-Горой».

Два гнома и он, сын Хэмфаста. А впереди – огромный город, униженный и опоганенный, и нет никого кроме них, кто способен был бы ему помочь.

Сверху донёсся неистовый рык Торина, мимо хоббита с воплем пронеслось тело южанина; гном был уже на гребне стены, грудью встретил удар длинной пики и закрутился, рубя направо и налево. Здесь, под аркой, было совсем темно, сюда не проникал лунный свет, и потому всюду понатыканы были чадные факелы; хоббит уцепился за край камня, подтянулся, зажатая в зубах стрела легла на тетиву, и первый из набегавших харадримов опрокинулся с пробитой грудью.

Оба гнома, и Торин, и Малыш, расчищали пространство перед собой; хоббит увидел, как от доспехов на груди Маленького Гнома отскочила чёрная стрела, и поспешил сшибить со стены слишком меткого лучника.

Следом за Фолко меж грубо сложенных зубцов протиснулся один гондорский воин, затем ещё и ещё – Этчелион вовремя заметил обозначившийся успех.

Всё больше гондорцев взбиралось на стены, харадримы дрогнули, откатываясь вглубь крепости; вскоре всё привратное укрепление было уже в руках воинов Этчелиона.

Хоббит оказался в широком тоннеле, что вёл сквозь древние башни в сам Белый Город. Из ночной тьмы доносились тревожные рога, где-то неподалёку принялись панически бить барабаны.

Кто-то уже сноровисто отваливал потемневшие дубовые засовы харадримских ворот, но Этчелион взмахнул мечом, указывая на неприметную дверку в каменной кладке, явно старой работы:

– Туда! Скорее!

Дверца оказалась незапертой, а за ней – гондорского времени лестница, ведущая вниз, в темноту.

По пути врагов уже не попалось.



Поворот сменялся поворотом, тьма сделалась чернильной, смолистый факел, трещавший и плевавшийся брызгами, не мог разогнать её и на два шага вперёд. Вскоре

Страница 23

ни упёрлись в ещё одну дверь, тёмного холодного железа, всю украшенную затейливым гномьим орнаментом.

– Морийцы, – с ходу определил Торин.

– Они, – кивнул Этчелион. – Позвольте-ка, почтенные гномы…

Дверь носила явные следы попыток взлома, однако и сталь самих створок, и камень стен выдержали.

– Думали, небось, тут сокровищница, – усмехнулся гондорец, касаясь старого металла и ведя пальцем вдоль изломов узора. – Только здесь не сила отнюдь нужна!..

И точно – дверь уже распахивалась, совершенно бесшумно поворачиваясь на не знавших ржавчины петлях.

– Добро всё сладили, – оценил работу собратьев Торин. – Эх… я бы уже так и не смог. Слишком долго топорами да мечами с Малышом машем…

– За себя говори! – обиделся Маленький Гном. – Пусти меня в кузню, я ещё и не то тебе сработаю!

– Тихо, достопочтенные, – остановил их Этчелион. – Думаю, вам лучше подняться наверх. Не потому, что я от вас секреты прячу – нет никаких секретов, кроме лишь того, как эту дверь открыть, – а вот посмотреть сейчас будет на что. Я потяну вот этот рычаг, и…

– И что? – жадно перебил Малыш.

– Увидите, – улыбнулся владетель Итилиена.



…Они последовали совету гондорского предводителя. Весь его отряд уже втянулся в ворота, копейщики и стрелки выдвинулись вперёд, во тьму прилегающих улочек, слабо освещённых луной.

– Что он собрался делать, а, Торин? Фолко? – приставал к друзьям Маленький Гном.

– Погоди, – хоббит озирался по сторонам.

Да, именно здесь они проезжали втроём, вместе с Маэлнором и другими эльфами-Авари. И точно так же были широко раскрыты створки, раскрыты внутрь, не как у обычных крепостей. Но тогда всё вокруг сияло белизной камня, гордилось тонкими, волосяными швами меж глыб, сверкало начищенной бронзой, сталью и самим мифрилом. Теперь же окрестности заполняла неопрятная расползающаяся кладка из хаотично наваленных друг на друга обломков, скреплённых толстенными слоями раствора. Торчали концы деревянных балок, тянулись какие-то верёвки с болтавшимся на них тряпьём, наспех возведённые коновязи, какие-то дощатые, привалившиеся к древним створкам – нет, створищам! – халабуды, валялся мусор, лошадиный навоз. Словно бы совершенно другой город…

И тут раздался скрип. Чудовищный, рвущий слух скрежет. Гигантские ворота короля Элессара дрогнули, сдвинулись с места и начали медленно закрываться. Каменные плиты под ногами хоббита задрожали, словно мускулы древнего силача напряглись в запредельном усилии. Затрещали припёртые к створкам брёвна, рушились будки и навесы, а железные громады всё сдвигались и сдвигались, неумолимо сметая барахло, натащенное сюда самодовольными завоевателями.

Гондорцы, разинув рты, глазели на происходящее.

– Это он что же, и стену так смести хочет? – пробормотал себе под нос Маленький Гном.

Толкая перед собой целые груды изломанных досок и балок, ворота продолжали закрываться, величественно и неумолимо. Их механизм по-прежнему работал, как и в самый первый день; они смыкались, и уже захрустели края временной стены харадримов, перегородившей вратный тоннель.

– Именно что смести, – заворожённо проговорил Фолко.

С прежней плавностью, словно не замечая никаких преград, врата закрылись. Последнее, что видел хоббит, прежде чем створки сомкнулись окончательно, – это осыпающаяся с жалобным треском стена харадримов и раскрошенные в мелкую щепку их деревянные ворота.

Врата Минас-Тирита, истинные его врата, вновь закрылись.

– А теперь – вперёд, – рядом с гномами и хоббитом вновь появился Этчелион. – Нас ждёт Белое Древо.



Устье Моргульской долины, Изгарные горы, Мордор, 4 августа 1724 года

– На Андуине были? – были, – загибал пальцы Малыш, сидя у небольшого костерка. – В Минас-Тирите дрались? – дрались. Осгилиат? Перекрёсток? – угу и угу. А теперь вот что у нас впереди?..

– Минас-Моргул, – перебил его хоббит.

Бои за сердце Гондора давно кончились. Воины Этчелиона дошли до Белого Древа, сбросив с утёса последних харадримов, не сложивших к тому времени оружия. Их взорам предстал разграбленный и разрушенный город, город, где не жили, а выживали.

Засорились и были заброшены каналы, снабжавшие столицу чистой водой с гор и отводившие стоки. Никто не чинил разбитые ядрами камнемётов стены и крыши; сады по большей части вырублены, вместо них – огороды.

Завоеватели так и не смогли толком распорядиться завоёванным, в отличие от истерлингов на севере.

Этчелион укреплялся в Минас-Тирите деловито, спокойно, явно никуда не собираясь отсюда уходить. Друзей он отпускал нехотя, сперва даже гневался, угрожая посадить под замок.



…Позади остался Осгилиат. Тоже, как и всё вокруг Белого Города, не столько разрушенный, сколько обезображенный – пожарами, грабежами, небрежением. Однако мосты через Андуин, возведённые ещё при Великом Короле Элессаре, стояли по-прежнему.

Казалось неразумным соваться через них прямой дорогой, однако Этчелион заверил друзей, что Итилиен совершенно не приглянулся южанам и они пользуются другими дорогами, через Лоссарнах, где з

Страница 24

триста лет благополучного мира гондорцы проложили множество прекрасных трактов. Никому не хотелось и близко подходить к мрачным мордорским горам, несмотря на то, что когда-то южане за совесть, а не за страх, служили Великому Тёмному.

Перекрёсток быстро зарастал лесом; сама же крепость Назгулов, Минас-Моргул, бывший Минас-Итиль, была снесена ещё по приказу короля Элессара. И хотя он надеялся, что со временем люди смогут сюда вернуться, никто по доброй воле этого не захотел.

Устье моргульского ущелья оставалось почти таким же, как и в дни похода Хранителей. Давно не осталось даже развалин от древних стен, пропитавшихся старым злом, словно ядом; разбиты в пыль уродливые каменные изваяния, выжжены поля ядовитых цветов, так что в долине не осталось ничего, что носило бы на себе печать Саурона.

Однако, как и от северных гор Мордора, дух Тёмного изгнать оказалось не так просто. Даже вода в каменистом русле журчала мрачно и недобро; даже мох не торопился укорениться на громадных валунах.

Друзья приумолкли. Чёрные горы справа и слева, острые вершины, змеящиеся трещины, серые испарения над бурлящим ручьём – казалось, вот-вот замерцают впереди светящиеся трупным, гнилостным светом стены твердыни Короля-Призрака, пронесётся над узким, точно разруб меча, ущельем жуткий клич Кольценосца, и его чёрная армия вновь двинется в поход…

Здесь не щебетали птицы – им негде было гнездиться; не сновали юркие ящерки, как в совсем близких лесах Итилиена. Дожди размыли песок и пепел, обнажив неподатливую скалу; да ещё оставалась в неприкосновенности прямая дорога через Кирит Унгол туда, за горы, вглубь истинного Мордора.

– А вот и дорога к Шелоб, милашке, – Маленький Гном указал на узкую щель в скале, за которой начинались памятные всем, кто читал Красную Книгу, ступени. – Но, надеюсь, мы не станем проверять, точно ли она сдохла или ещё живёт?

– Не станем, – проворчал хоббит. Они ехали верхами, и Фолко держал лук наготове, хотя вокруг царила мёртвая тишина, нарушаемая лишь бульканьем воды вокруг камней в потоке.

– Ползём тут на виду у всех, – зло бросил Торин, крепче сжимая топорище. – Засесть где-то повыше, и…

– Никого тут нет, – выдохнул Фолко. – Ни живых, ни мёртвых.

– Откуда ты знаешь? – обернулся к нему гном.

Вместо ответа хоббит молча похлопал себя по поясной сумке, где ждало своего конца Мертвецкое кольцо.

Оно давило и тянуло, в нём ощущалась изначальная злоба Назгулов, но их одолевала человеческая воля, воля Олмера, золотоискателя из Дэйла, Злого Стрелка. Она, эта воля, словно говорила: «Доделай, что начал, хоббит. Доверши дело, исполни мою последнюю просьбу».

«Так хотелось победить человеком…» – сказал Злой Стрелок, уходя, и Фолко понимал почему.

Они словно ехали с ним рядом сейчас, вчерашние враги, Олмер и его верный горбун, Санделло; ехали сквозь моргульскую долину, вверх, к перевалу Кирит Унгол и развалинам одноимённой башни.

Всего пути через горы им предстояло чуть больше тридцати миль, если считать от Минас Моргула, или, вернее, от того места, где он стоял. Верхами можно пройти за один день – никому не улыбалось ночевать в этих жутковатых местах.



…И они прошли – под всё усиливающийся в ушах хоббита неразличимый, но неотвязный шёпот бесплотных голосов – не то чем-то грозивших, не то что-то суливших, не то о чём-то умолявших. Кольцо налилось свинцовой тяжестью на поясе, тянуло к земле; Фолко стискивал зубы, напоминая себе, что Фродо с Сэмом пришлось куда хуже.

В постепенно сгущающемся мраке они одолели последнюю лигу. Горы расступились в стороны, им открывалась Страна Тени – Мордор.




Глава 3


Хорнбург, Роханская марка, ночь с 12-го на 13 июня 1732 года

Совет закончился. Маршалы поднимались один за другим, неловко кланяясь королю; толстая дубовая дверь закрылась. От королевских покоев в верхних ярусах башни вниз вёл только один коридор и узкая винтовая лестница, так что волей-неволей все роханские командиры шли вместе.

Шли в тяжёлом молчании, лишь позвякивало железо.

– Э! Нельзя нам, того, ну понимаете, задуманное ему дать сделать! – внезапно и с силой произнёс Брего. Все остановились разом, как по команде; и, похоже, все думали точно так же, потому что у Фреки вырвалось:

– Верно, да вот только как?

– Как, как… – прохрипел всё ещё багровый Эркенбранд. – Не сейчас об этом толковать!.. Здесь же наёмники!..

Терпение Фолко лопнуло; хоббит развернулся резко, словно его обожгли кнутом.

– И о чём же это нельзя толковать при «наёмниках», а?! Уж не задумал ли Храбрейший заговор против своего законного короля? – сквозь зубы произнёс хоббит, кладя руку на эфес. Рядом с ним молча встали гномы; они не задавали вопросов, просто их топоры уже были готовы к бою.

– Э, вы что… эта! – всполошился Брего, мигом оказываясь между старым воином и Фолко. Несмотря на косноязычие, Третий Маршал быстро сообразил, что делать. – Храбрейший, я, ну прошу тебя…

– Если здесь зреет измена… – ледяным голосом отчеканил Торин.

– Какая измена! – яростно зашипел Фрек

Страница 25

, не забывая понизить голос. – Король обезумел! Его приказы-то – они ж погубят Рохан! Вы же первые были против!

– Но это не значит, что мы изменим своему слову, – парировал Малыш.

– Но разве кто-то говорит об измене?! – горячо, но так же шёпотом выпалил Хама, самый молодой из роханских Маршалов. – Мы просто хотим уберечь от гибели и короля, и страну! Разве не в этом истинный долг тех, кто любит Рохан и своего правителя?!

Фолко, Торин и Малыш, переглянувшись, принялись невозмутимо и молча раскланиваться с остальными Маршалами.

– Эй, куда вы… эта… того? – всполошился Брего. – Поговорить надо, Маршалы! С нами идёмте, да, нет?

– Разве можем мы, наёмники, как поименовал нас почтеннейший Эркенбранд, обсуждать приказы нашего нанимателя? – намеренно-ледяным тоном отозвался Торин. – Повелитель Эодрейд намерен отдать некие распоряжения. Мы можем обсуждать их и даже спорить, но лишь для того, чтобы исполнить оные наилучшим образом!

Брего побагровел:

– Ну, вы, того, значит, сердца не держите. Я, эта, прощения прошу, слышите? Я, как бы… э… от всех нас, верно?

Аж вспотев от усердия (редко когда приходилось произносить вежливые речи), Брего окинул взглядом остальных роханских Маршалов.

– Вы, того, на Храбрейшего там, не серчайте. Он же… ну, значит, стар вроде как, что ли…

– Верно, верно! – подхватил Фрека. – Храбрейший…

– Храбрейший ошибался и говорил в запале, – медленно произнес Сеорл, доселе молчавший Пятый Маршал. – Не нужно из-за неразумных слов одного ссориться со всеми, почтенные гномы.

– Неразумных слов?! – вскипел Эркенбранд. – Да ты, Сеорл, мальчишка, совсем рассудка лишился!.. Я отца твоего на Исене спасал, а ты…

– Не гневайся, досточтимый Вестфольдинг, нам надо говорить со всеми, кому дорог Рохан, – холодно отрезал Сеорл.

– Я с наёмниками за один стол более не сяду! – рявкнул Эркенбранд. – Делайте, что хотите, толкуйте, с кем хотите, роняйте роханские честь и достоинство – только без меня, ладно?!

И Второй Маршал, топнув ногой, удалился, безуспешно пытаясь придать себе гордый и величественный вид – а у самого от ярости даже голова затряслась.

Хоббит посмотрел ему вслед со смешанным чувством. С одной стороны, стоит ли обижаться на гордого и самолюбивого старика, для которого «не имеющие лена в Рохане» были, есть и будут просто наёмниками, пусть даже и храбрыми, и полезными? С ними можно и плечом к плечу рубиться, и последнюю краюху преломить; но в королевском совете им делать нечего.

Это с одной стороны, а вот с другой…

Нельзя, чтобы тебя унижали. Даже если это глубокий старик, которого сам король держит в Совете, чтобы только оказать почёт последнему из сподвижников своего отца, оставшегося в живых.

– Если собравшиеся здесь досточтимые Маршалы Марки, с которыми я бился рука об руку последние десять лет, также считают нас недостойными доверия наёмниками… – начал было Фолко, но Фрека перебил его:

– Мастер Холбутла. Третий Маршал Брего уже принёс тебе извинения, чего же больше? Мы, начальники роханских полков, зовём вас, досточтимые, на наш собственный совет – надо решать, как спасать и войско, и страну.



– Страну можно спасти неуклонным сохранением закона и порядка, – отрезал Торин. – А закон – это слово короля.

– Идёмте, идёмте же, – нетерпеливо махнул рукой Хама. – Об этих вещах не толкуют на пороге!

Гномы и хоббит переглянулись. Торин и Малыш явно ожидали его, Фолко, решения – в разговорах и переговорах невысоклик был явно искуснее.

– Хорошо, – кивнул хоббит. – Идёмте. Мы готовы вас выслушать.

– Давно бы так, – проворчал Сеорл. – А то ло…

Он, наверное, хотел добавить что-то вроде «а то ломались, как девочки», но Фрека вовремя пихнул товарища локтем в бок.

Пятеро роханских Маршалов, двое гномов и Фолко спустились в большой пиршественный зал. Там сейчас было темно и тихо – праздник отшумел вне стен замка.

– Здесь мы… эта… того, поговорить сможем. – Брего опустился на лавку. – Эх, эля нету, на сухое горло разговоры разводить…

– Надо добиться, чтобы никакого похода бы не состоялось… – начал было Сеорл; Фрека досадливо оборвал его:

– Это и жеребёнку понятно!.. Чего нужно добиться – здесь знает каждый, а вот кто сможет сказать, как это сделать?

– Король Эодрейд не из тех, кто легко отказывается от замыслов, – вступил в разговор Теомунд, Седьмой Маршал. – Впрочем, раньше…

– Раньше он не принимал таких нелепых решений! – проворчал Сеорл. – Какая кобыла его лягнула? Ещё вчера у него не было и следа подобных мыслей!

– Откуда ты знаешь? – заспорил Фрека. – Король не любит делиться планами, то всем известно. Вспомните хотя бы штурм Эдораса!.. Шли мы маршем, крепость битком ховрарами набита, надо что попроще брать, и все вроде согласны, а Эодрейд…

– Да-да, завернул войско, ударил внезапно, – кивнул Сеорл. – Мы там тоже были, коль ты, дружище, запамятовал. Но речь не про вчера, а про сегодня. Знать, давно уже король это дело обдумывал, наверное, ещё у Тарбада.

– Да что тут гадать-то… неважно уже, когда и откуда они у

Страница 26

него, значит, мысли эти, так? – Брего, старший по званию среди собравшихся, брал дело в свои руки, несмотря на косноязычие. – Не слушает, того, король-то, совета больше! Дело жуткое задумал – нам Рохан спасать надо! Так, нет? Значит, эта, войско-то из похода… э… ну, не вернётся, ясно ведь, так, нет? Не вернётся, это мы все понимаем. Так как короля-то переупрямить-то?

– Быть может, когда его гнев остынет… – осторожно начал молодой Хама. – Можно будет поговорить с ним снова…

– А коль и тогда откажет? – гнул своё Третий Маршал.

– Тогда вновь соберёмся и посоветуемся. – Хама уклонился от прямого ответа.

– Здорово придумал! – фыркнул Сеорл. – Пока собираться да советоваться станешь, время и кончится, король войско на убой погонит! Сейчас надо решать, сегодня, немедленно!..

– Ну… эта… а что, значится, скажут Холбутла-мастер и почтенные гномы? – Брего вдруг повернулся к Фолко и его друзьям.

Наступила тишина; Маршалы Марки дружно воззрились на отмалчивавшуюся доселе троицу.

– На войне приказы короля не обсуждаются, я уже говорил, – Торин пожал могучими плечами. – А если и обсуждаются, так лишь для того, чтобы исполнить их наилучшим образом. Мы можем сколько угодно спорить с правителем в Совете, но если он всё же поступит по-своему, королевское слово подлежит неукоснительному исполнению.

– Ты, значится, мастер Торин, из себя тупого наймита иль закупа-то не строй, э, да, не таковский ты, мы-то знаем! – не сдался Третий Маршал. – Приказы исполнять – дык даже коль они… ну, того… страну, понимаешь-скать, погубят, а народ, ну, уцелевший там, значит, в рабство ввергнут?

Брего шириной плеч почти не уступал гному. Светло-карие глаза Третьего Маршала потемнели от сдерживаемого гнева, и Фолко вдруг вспомнил, что Брего приходится дальним родственником Эодрейду, и если не принимать в расчёт сына и дочь короля, Третий Маршал оказывался, пожалуй, одним из первых в очереди к трону Марки.

– А… это… что сделать должны… ну… преданные воины… то есть народу своему преданные… если правитель, значит, ведёт всех к неминуемой погибели? – продолжал Брего, распаляясь всё больше и больше.

– И что же? – ледяным тоном поинтересовался хоббит, скрещивая руки на груди.

Третий Маршал слегка смешался, отведя взгляд.

– Какие же меры предлагает досточтимый Брего, чья храбрость уступает только его же доблести? – продолжал с прежней холодностью Фолко.

Маршалы переглядывались, и как-то не слишком уверенно.

– Нет, ты скажи сперва, мастер Холбутла! – нашёлся наконец роханец. – Я-то, того, первее вопросил!

– Сделать так, чтобы рискованный приказ правителя привел бы войско к победе, а не к поражению, – пожал плечами Торин. – Во всяком случае, так принято у нас, гномов. Думать, как исполнить слово короля, а не как уклониться от исполнения собственного долга.

Брего аж хлопнул себя по коленям от досады:

– Ар-р! Ну… Э… Представь – король, он, значит, приказывает войску э… всему… значит, со скалы броситься. Как его ты тогда «к победе приведешь»?!

Торин ответил не сразу; сидел, с кажущимся равнодушием барабаня пальцами по столу, в то время как правая рука его была сомкнута на боевом топоре. Фолко бросил быстрый взгляд на Маленького Гнома – тот сохранял дурашливо-сонливый вид, но хоббит понимал, что это лишь притворство. Как и у Торина, ладонь Малыша лежала на эфесе, он был готов к бою.

– Я не поддакивал королю бездумно, – заговорил наконец сын Дарта. – И правитель Рохана не приказывал никому бросаться со скалы; не преувеличивай, Третий Маршал, не подменяй его слов. Дело, конечно, рискованное, да и слово Эодрейда отбрасывать я считаю неразумным; но коль придётся воевать, то победить всё равно можно, если с умом. И не такое осиливали. Что ховраров, что хазгов разбить сейчас можно. Другое дело, потом нам со всей Степью схватиться придётся, да ещё и с Арнором в придачу!.. Но первое, что задумали, повторю, очень даже по плечу. Может статься, кабы не договор, я сам бы предложил такое. Внезапность – мать победы, как говаривали у нас в Халдор-Кайсе…

– Так ты что же, согласишься с этим безумием? – высоким голосом выкрикнул Брего, от волнения обретший вдруг небывалое красноречие.

Торин в ответ лишь покачал головой:

– Не хочу я с тобой ссориться, Третий Маршал. И сколь смогу, короля от этих его намерений отговаривать буду. Но не потому, что нам по шапке дадут, а потому, что королевское слово – сейчас оно любых побед дороже. Там, где можно решить дело миром, зачем воевать? А вера Эодрейду сейчас для Рохана ценнее пеших дружин да конных сотен. Так я, во всяком случае, думаю. Но от короля не отвернусь. Его приказы исполню. Думаю, что и ты поступишь точно так же, не правда ли, досточтимый Брего?

Роханец молчал, на скулах его играли желваки.

– Как бы то ни было, – нарушил тишину Фолко, – долг наш, всех, кто служит знамени с Белым Конём, бегущим зелёной степью, – прежде всего не допустить гибельного нестроения, когда брат встаёт на брата, а спор превращается в распрю. Неважно, рождены ли мы в окрестностях Э

Страница 27

ораса или за тысячи лиг от него – мы все воины Марки. Я тоже не считаю, что решение короля – наилучшее из всех. Но возможность переубедить его ещё есть. Я попробую это сделать, а мои друзья Торин, сын Дарта, и Строри, сын Балина, в этом помогут. Смуту же должно подавить в зародыше, пока гадина не отрастила ядовитых зубов. Я сказал.

– Смуту? – поднял бровь Фрека. – Но кто говорит о смуте? Тебе послышалось, почтенный мастер Холбутла. То, что Третий Маршал изрёк в запале и от боли в сердце, – верно ведь, почтенный Брего? – никак не значит, что есть какая-то «смута». Не стоит придумывать истории, мастер Холбутла, или мы, Маршалы Марки, решим сгоряча, что ты задумал подняться, облыжно обвиняя других в неверности королю, наговаривая на его верных друзей и соратников!

Эвон оно как пошло, подумал Фолко.

Гномы молча звякнули железом, и сейчас хоббит невольно пожалел, что мифрильные доспехи остались в их временном обиталище.

– Маршал Фрека, – сына Хэмфаста было не так-то просто сбить с толку. – Досточтимый Брего, возводя хулу на приказ нашего короля, не изрёк, увы, ничего дельного. Мы так и не услышали, что же он предлагает.

Роханцы переглянулись, и Фолко вдруг ощутил в груди холод настоящего страха.

– Погодите, друзья, погодите, – успокоительно поднял обе руки Теомунд. – Не надо ссориться и бросаться в запале словесами, о которых потом придётся жалеть. Мы все хотим блага Рохану, мастер Холбутла, мастера гномы. Мы долго сражались, мы вернули всё, чем владели от века. Утрачено только то, что даровано после Войны за Кольцо, ну так легко пришло, легко и уходит. Не наше это. Наши табуны там не ходили, пахари пашню не поднимали. Каждый да держит свою отчину. На чужое рот разинешь – Назгулом сделаешься, как у нас говорят. Живи и другим жить дай. Нету больше у степняков второго Олмера, некому их объединять да на нас вести. Сколько уже лет прошло с Нашествия? Терлинг в Арноре укрепился, Отон – на побережье… Хотели бы, давно бы уж напали. Тем более что и поводы имелись. Ан нет. Нам бы передышку сейчас, спину разогнуть, копьё из рук выпустить, хозяйством заняться…

Они устали от войны, мрачно подумал Фолко. Им хочется верить, что вот она, последняя победа, «вечный мир», и теперь их не тронут хоть какое-то время. А король, несмотря на данное слово, вновь тянет в поход.

– Допустим, Седьмой Маршал. Но к чему слова твои? Смысл их по-прежнему туманен, – Торин глядел прямо в глаза Теомунду и тот, не выдержав, отвернулся.

– Король должен внять совету нобилей, – проговорил Фрека. Лицо его сделалось каменным. – Рохан никогда не был тиранией. Правитель всегда преклонял слух к словам лучших своих сподвижников. Отвратить его могло только колдовство – например, Сарумана. Мы все помним эту историю, не так ли, друзья мои?

– Король изрёк свою волю, – отрезал Маленький Гном, которому, похоже, всё это изрядно наскучило. – Хватит вертеть круг без точила, Маршалы!

«Неужели они успели сговориться? – думал хоббит, переводя взгляд с одного роханского нобиля на другого. – И когда? По пути к Хорнбургу? Но все были уверены, что войне конец».

– Тебе, мастер Холбутла, простительно не знать нашего древнего закона, – с некоторым презрением бросил Фрека. – Если король безумен и Маршалы согласны в этом, но при этом он не утратил телесных сил – ему можно и должно предложить поединок.

Слово было сказано, и в пиршественной зале воцарилась поистине мёртвая тишина.

Да, подумал Фолко с горечью. Об этом я не вспомнил. Брего нет нужды лгать и устраивать заговоры, он может не унизиться до лжи – роханцам она вообще несвойственна, – а прямо заявит, что король безумен и более не может править. И в том, и в другом случае исход один – поле, суд мечами. Хорошему полководцу и смелому бойцу, Брего не будет так уж трудно склонить на свою сторону остальных Маршалов. И если войско останется в стороне… Неужели Третий Маршал всерьёз задумал стать Первым?

– А почему же тогда все в Эдорасе послушно выполняли приказы Гримы Змееуста? Почему никто не бросил вызова ему? – прищурился Торин. – Почему никто не объявил, что король Теоден безумен, что его рассудком овладела злая сила?

Но Фреку оказалось не так-то просто смутить.

– Потому что это было колдовство, мастер гном. Великое колдовство великого чародея, и потребовался маг Гэндальф, Гэндальф Белый, чтобы его рассеять. Где ты видишь колдовство в том, что Эодрейд творит сейчас?

– Если почтенный Четвёртый Маршал не видит колдовства, это ещё не значит, что его нет, – вырвалось вдруг у Фолко.

– Мастер Холбутла готов явить доказательства своим словам? – в упор взглянул на него роханец.

– Мастер Холбутла готов приложить все усилия к тому, чтобы понять, нет ли здесь и сейчас колдовства.

Маршалы переглянулись. Понятно, думают, что он станет тянуть время; ясно было, что ни он, ни его полк не выступят против законного правителя.

– Всё это, того, замечательно, но, э-э, а если завтра – в поход? – Брего буравил хоббита взглядом, и Фолко казалось, что Третий Маршал тоже на что-то реши

Страница 28

ся. Если на заговор – то для заговорщика он слишком плохо умел скрывать свои чувства.

– Я постараюсь уложиться до зари, – посулил невысоклик.

Маршалы зашумели, как показалось Фолко – с известным облегчением. Не так-то легко решиться на мятеж.



…Однако осторожность это, само собой, не отменяло. Про себя хоббит уже решил, что сумеет найти сотню верных воинов в своём полку. У него состояли не только коренные роханцы, хватало и других – арнорцев, гондорцев, беорнингов, прибилось даже несколько бардингов из Приозёрного Королевства. Со многими из них хоббит сдружился ещё в дни Весеннего Похода; как и Фолко, они получали жалованье из королевской казны, и поднять их для защиты Эодрейда ничего не стоило. Полк пеших лучников крепче, чем в ежедневный восход солнца, верил в слово своего маленького командира, «чей рост никак не соответствовал его доблести». Конечно, роханцы вряд ли примут его сторону, но хватит и других. К тому же сотни две панцирников, родом из других мест, также пошли бы за Торином и Малышом.

Будет распря, тяжело подумал Фолко. На душе было смутно – междоусобица в Рохане означала, скорее всего, конец лишь недавно восстановленной Марки. А за этим неизбежно следовал крах и всех надежд на возрождение Запада, на освобождение Арнора…

Далеко же ты зашёл, брат хоббит. Наверное, нам, половинчикам, иначе и нельзя, мы должны мечтать о том, чтобы всё стало совсем-совсем хорошо, как у нас в Хоббитании до войны – хотя там и сейчас неплохо. Умён Терлинг, его присные не трогают родных мест Фолко, жизнь вновь спокойно течёт в Забрендии и Тукборо, в Хоббитоне и иных местах.

– Что ж, – Четвёртый Маршал, Фрека, поднялся, выразительно глянул на Брего. – Тогда на том и порешим. Мастер Холбутла и мастера гномы, уж коль король вам доверяет больше всех, попытайтесь уговорить правителя не… не совершать опрометчивых поступков. Мы же, в свою очередь, тоже подступимся к нему… завтра. Доброй всем ночи, Маршалы, и вам, досточтимые, – роханец с деланой учтивостью поклонился хоббиту и его друзьям.



…А под стенами Хорнбурга всё ещё длилось празднество. Пиво лилось рекой; народ плясал, точнее, плясали вернувшиеся и дождавшиеся. Невернувшиеся лежали во вновь отвоёванной земле, недождавшиеся рыдали в одиночестве.

– Плохо дело, надо предупредить наших! – выпалил Фолко, как только Малыш захлопнул дверь в их покоях. Наших – то есть таких же, как и они сами, «наёмников». Фолко сильно сомневался, что стрелки-роханцы станут повиноваться, коль он прикажет им взять на прицел Третьего Маршала Марки и тех, кто пойдёт за ним.

– Предупредить и по местам расставить? – деловито осведомился Торин.

Фолко молча кивнул. Малыш торопливо открывал замки, друзья облачались в мифрильные доспехи. Ночь могла выдаться жаркой, если, конечно, Брего и остальные совсем лишатся рассудка.

– Тогда пошли, – спокойно сказал Маленький Гном, вооружаясь с головы до пят. – Не думал, что до такого дело дойдёт, да, видать, старика Вестфольдинга слушает куда больше народу, чем нам того б хотелось.

Они спустились во двор крепости. По какому-то странному стечению обстоятельств ночные часовые оказались из личного эореда Третьего Маршала; гномы и хоббит переглянулись. Когда Брего мог успеть?.. Или он на самом деле задумал недоброе уже давно, и спорное решение Эодрейда стало лишь последней каплей?

А вокруг с треском горели костры, бесчисленное множество факелов помогало разогнать тьму; за длинными столами продолжалось пиршество, а рядом народ кружился в пляске. Музыканты, казалось, не знали устали.

– Расходимся, – негромко предложил Торин. – Как только оповестим своих, сразу назад. Я теперь верю Брего не больше, чем в свое время Гэндальф Саруману!

Фолко кивнул и двинулся к столам, отыскивая взглядом своих десятских. Таких же, как он, воинов со всех краёв света хоббит свёл в особую сотню, и сам же стал ей командовать. Кое-кто из Маршалов косился и, как оказалось, не зря.

Впрочем, и сводил тоже не зря.

Ага, вот и его люди.

– Бранд!.. Тириод!.. Хельсе!..

Десятники Фолко знали своё дело. Хватило одного взгляда мастера Холбутлы, чтобы враз забыть о хмеле и празднестве.

Все они начинали ещё с Весеннего Похода; Фолко знал эту троицу почти десять лет. Сохраняя спокойный и беспечный вид, Бранд, Тириод и Хельсе собрались вокруг хоббита. Они понимали – случилось нечто из ряда вон, уж коли командир вырвал их из-за праздничных столов.

– Быстро соберите всех, кого сможете. Лучше всю сотню. Пусть вооружатся и будут наготове. Если я протрублю в рог – вы знаете как, – врывайтесь в королевскую башню. Перекройте вход, займите все бойницы на этажах. Стрел брать, сколько сможете унести. – И, понизив голос до еле слышного шепота, хоббит закончил: – Роханцам пока ни слова!

Если кто-то из десятских и удивился, то виду не подал; коротко кивнув, воины исчезли в толпе.

Сам Фолко приостановился – вокруг в ночи длился праздник, песни, пляски, дозволительная в таких случаях похвальба; кажется, что ничего не изменилось. Он стоял, завернувш

Страница 29

сь в плащ, под которым крылась броня, не снимая руку с эфеса. За спиной – саадак с луком и стрелами. Не достать ли? Или это будет выглядеть слишком уж… вызывающе?

И тут хоббита кто-то осторожно тронул за плечо.

Он круто и резко развернулся, готовый драться, готовый выхватить клинок, раз уж не успел взяться за лук; но перед ним оказался отнюдь не Третий Маршал Брего и не кто-то из верных ему людей.

– Мастер Холбутла! – прозвенел девичий голосок.

Дёргая от волнения густую золотистую косу, перед ним стояла тонкая, точно былинка, совсем ещё юная девушка. Хоббит узнал её – та самая, что кричала, приветствуя его, когда полк торжественным маршем входил в крепость.

– Я – Эовин. – Она отчаянно краснела и столь же отчаянно боролась со смущением. – Я… Я искала вас весь вечер… Я бы очень хотела… если можно… сплясать с вами…

Фолко так и вытаращил глаза.

Растерявшись, он промямлил что-то насчёт своего неподобающего одеяния, однако этот довод на Эовин не подействовал. Справившись с собою, она тронула хоббита за рукав:

– Ну давайте! Что вам стоит? Или… – она вновь залилась румянцем, – вы… думаете, что я дурнушка?!

Дурнушкой она отнюдь не была, в чем Фолко по мере своих сил и попытался её убедить. Правда, опыта в произнесении комплиментов он имел непростительно мало – куда меньше, чем в стрельбе из лука или бое на мечах.

Эовин вовлекла его в круг. Руки девушки легли Фолко на плечи; хоббит осторожно, словно огнедышащего дракона, коснулся немыслимо тонкой талии. Несложные фигуры танца он помнил ещё с давних времен, когда – после взятия Эдораса – впервые попал на роханский праздник и сама королева Морвен помогала ему, пройдя с ним первые пять кругов. Тогда это никому не показалось зазорным, даже ворчливому Вестфольдингу.

Времена изменились.

– Мастер Холбутла… уж простите меня, но… вас спросить можно? Вы где живёте? – Эовин старалась одновременно и перекричать музыку, и перебороть смущение.

– Где живу? – хоббит тоже смущался. – Где роханское войско, там и дом мой, всё просто. Вернёмся в Эдорас – король Эодрейд укажет, где голову преклонить. Но тебе-то это зачем, прекрасная Эовин?

– А может, я захотела бы разыскать вас… чтоб в гости к нам пригласить! Я пироги печь умею… все говорят – лучше сестры!

– Ну, тогда приду обязательно! – рассмеялся Фолко, сам думая о том, как бы поделикатнее выбраться из круга танцующих. Удалось это не сразу, но всё-таки удалось.

– Прости, мне надо идти, я и так пожертвовал ради танца с тобой, Эовин, спешным королевским приказом…

– И всё равно я позову вас в гости, мастер Холбутла! – крикнула она вслед. Фолко торопливо махнул рукой на прощание и поспешил ко входу в башню.

Гномы уже нетерпеливо топтались на месте.

– Опаздываешь, – шёпотом укорил друга Малыш. – Где твои все?

– Должны вот-вот быть, – озирался хоббит. – Всех предупредил. А вы?

– Мы тоже, – коротко кивнул Торин. – Собираем верных.

Они и в самом деле начали собираться – стрелки из сотни Фолко, панцирники из полка Торина и Строри. Молчаливые, хмурые, вооружённые словно для боя.

– Мастер Холбутла, – десятник Бранд шагнул к своему полковому начальнику. – Приказ исполнен. Надёжный народ здесь. К чему готовимся, мастер?

– Обустройтесь вокруг башни, – вполголоса распорядился хоббит. – Если кто начнёт лезть ко входу – останавливать, мол, приказ короля, ничего не знаем.

– Там, – заговорил вдруг другой десятник, Хельсе, высокий и молчаливый беорнинг, – там Брего ходит и его люди, его эоред. До сотни, наверное. Мы видели. Чего им не спится-не лежится, спрашивается?

– По местам, – глухо рыкнул Торин, и его панцирники тотчас рассыпались у подножия башни, сливаясь с темнотой. – Встретим Третьего Маршала на пороге, как положено – этакую-то важную персону!

В небольшом отдалении горели многочисленные костры расположившегося на отдых войска – прямо под открытым небом, в Хорнбурге не хватало строений на все вернувшиеся полки. И вот там-то, меж этих костров, где уже укладывались спать хорошо погулявшие воины, Фолко вдруг заметил молча скользящие тёмные силуэты. Впереди всех виднелась мощная фигура Третьего Маршала.

И направлялись все они прямиком сюда.

– Клянусь великим Орлангуром! – невольно вырвалось у хоббита. Значит, Брего всё-таки решился… Хоббит поднес к губам небольшой рог, готовясь подать сигнал своим.

Нельзя сказать, что Рохан совсем уж не знал внутренних смут – лорд Фрека, тёзка Четвёртого Маршала, что держал западные земли возле реки Адорн[1 - Имеется в виду река Адорн, приток Исены, что брала начало в Белых Горах. Треугольник между этими двумя реками исстари принадлежал Рохану, затем, после мятежа лорда Фреки, переходил из рук в руки. Согласно «вечному миру», Эодрейд передвигал западную границу Рохана на запад вдоль правого (южного) берега Исены, включая местность вокруг Адорна и «до линии излома», до излучины Исены, где та почти под прямым углом меняет направление течения с юго-западного на северо-западное. Продолжение этой «северо-западной» линии от излучины

Страница 30

сены до Белых Гор и стало новой границей Рохана.], когда-то поднял мятеж против самого Хелма Молоторукого, девятого короля Рохана, выдержавшего долгую осаду здесь, в Хорнбурге. Но всё-таки они остались в далёком прошлом. А сейчас? Стоит ли так легко начинать новую распрю?..

– Эгей, почтенный Брего, поздновато гуляете, однако! – во весь голос крикнул Фолко, приветственно маша рукой роханскому нобилю. – И сколько с тобой воинов!.. Что стряслось, тревоги-то вроде б не было? Или хазги уже возле Долгой Стены, а мы и не знаем?

Брего замер, точно ноги его внезапно пустили корни.

– Надеюсь, твой эоред моих стрелков будить не станет, – не унимался Фолко. – Они, видишь ли, славно повеселились сегодня, если растолкать – вельми недовольны окажутся!..

Косноязычный Третий Маршал явно растерялся. Он, как видно, не ожидал наткнуться на охрану королевской башни, а потому и без того нескладные фразы застряли у него в горле.

– А, ну… эта, а я его, ответ, тебе, что ли, давать должен? – рявкнул он. И добавил, явно пытаясь с ходу придумать что-то правдоподобное: – Посты я проверял, ну, понятно, нет, значит?

– Посты, досточтимый? Это дело хорошее. Посты проверять надо. И брать с собой самое меньшее сотню мечников, – съехидничал Фолко. – А то ведь боязно в темноте-то ходить, верно?

Брего аж топнул ногой, задохнувшись от ярости.

– Ты!.. – проревел он, хватаясь за меч.

– Я, – хладнокровно отозвался хоббит. – Уж не желаешь ли ты развлечься поединком, досточтимый Маршал?

Ему требовалось сейчас как можно больше шума.

Хоббит легко мог догадаться, о чём сейчас думает роханский богатырь: этот коротышка начеку, его приятели гномы тоже, и верные их наёмники… Тихо зайти в башню не удастся, начнётся замятня… Войско исполнит приказ короля…

Несколько томительных мгновений Брего молчал, а Фолко не выпускал рога из рук.

– А дак ведь они того… перебрали, значит, я проветриваться их и заставляю! – нашёлся наконец Третий Маршал и, поворачиваясь к своим людям, скомандовал так, чтобы Фолко слышал: – А ну, гуляки, давайте по местам!

Малыш хлопнул невысоклика по плечу так, что тот едва не растянулся.

– Лихо ты его, брат хоббит!..

– Точно. Я уж, признаться, думал, что драться придётся, – согласился Торин.

– Ага, лихо. Теперь до утра тут сидеть, стражу нести, – вздохнул хоббит.

– До утра сидеть не будем, – решительно заявил Малыш. – Идём наверх, я там место хорошее приметил…

– Когда наш Строри не мог найти «места хорошего», чтобы завалиться спать? – усмехнулся Торин. – Кстати, Фолко, что ты говорил Маршалам про «колдовство»? И что ты якобы это «выяснишь»?

Хоббит кивнул.

– Всё, что у меня осталось волшебного – это клинок Отрины да перстень принца Форвё. Только они уже давно… э-э… спят, наверное. Обычный перстень, обычный кинжал, разве что старинные, и работа тонкая. Но я ведь не пробовал их разбудить – а вдруг получится? Что, если короля и в самом деле околдовали?

– Сомневаюсь, – фыркнул Малыш. – Какая магия? Не осталось уже ничего. Разве что у Золотого Дракона да у самих эльфов-Авари, ну и в том сказочном Срединном Княжестве. А у нас одно Мертвецкое кольцо было, так мы его сами в Ородруин сбросили, и потом чуть штаны не потеряли, когда от извержения драпали.

– Может, и так, – вздохнул Фолко. – Да и кому околдовывать Эодрейда? И для чего?

– Саруман… – негромко напомнил Торин.

– Саруман-то да, он мог, – кивнул хоббит.

Все эти десять лет Фолко не забывал о том, что Храудун – он же Саруман – жив-живёхонек и до сих пор таится где-то в восточных пределах; кто знает этого отца лжи, уж не взялся ли он за старое? Фолко помнил, как мастерски ссорил друг с другом соседние деревни старый странник Храудун в последние годы истинного Арнорского королевства; намерения старого майа, отвергнутого Валинором, неведомы. С него станется плести интриги и сеять вражду просто так, для собственного удовольствия.

«А может, нам просто хочется, чтобы Эодрейд был бы и впрямь околдован? – подумал невысоклик. – Мы гадаем, стараемся понять, что подвигло умного и справедливого короля на столь внезапное и жестокое решение, готовы вспомнить чародейство и волшбу, чтобы только не признаваться себе – меняет правителя не колдовство, а власть. Вполне человеческая причина».

Но тогда могут подействовать и человеческие же доводы «против».

В том числе и заговор.



…На ночлег Фолко, Торин и Малыш расположились внутри, возле развилки коридоров, перекрывая путь наверх, к королевским покоям. Ещё выше стражу несли воины из личного эореда правителя, им можно было доверять.

На стене, над головой хоббита, потрескивал догорающий масляный светильник, в узкое окошко заглядывали полуночные звёзды. Гномы притихли и даже похрапывали. А Фолко… Фолко осторожно извлёк из ножен древний кинжал с бегущими по лезвию синими цветами. Десять лет кинжал Отрины не проявлял себя, словно волшебство в Средиземье и впрямь умерло. Но сегодняшний совет у короля Эодрейда, дурные предчувствия, ощущение тяжкой, чужой ненависти, вползающей в

Страница 31

королевский покой… Внезапные решения правителя, возмущение Маршалов, едва не кончившееся смутой… Нет, отворачиваться от этого никак нельзя.

Потому хоббит сжал потёртую рукоять кинжала, а сам вгляделся в прозрачно-голубой самоцвет перстня, что носил на правой руке. Носил как обычное украшение, потому что и эльфийский перстень давно его не тревожил.

Грани самоцвета играли и переливались в слабом свете лампы. Фолко искал, тянулся к чему-то отдалённому, что и сам не мог понять, а только чувствовал; вспоминал свои предчувствия, резкость Эодрейда, ярость Эркенбранда и Брего; однако волшебные вещи молчали. И только под конец, когда Фолко уже отчаялся разбудить перстень, в тёмно-голубой глубине мелькнул алый сполох. А рукоять кинжала словно бы ощутимо потеплела в кулаке.

Или ему показалось?..

«Что я скажу завтра Маршалам? – думал Фолко, устраиваясь на полу напротив безмятежно храпящего Малыша. – Вроде и есть здесь какая-то магия, а вроде и нет… Впрочем, завтра будет завтра».

Лет десять уже, как Фолко научился засыпать моментально и при любых обстоятельствах. Ведь когда ты в походе – неизвестно, когда удастся снова преклонить голову; и потому в ту ночь хоббит спал столь же безмятежно, как под крышей родного дома. Когда что-то случится – оно случится. А до поры до времени нужно спать. Сон и силы – такое же оружие, как и всё остальное.



В свой черёд наступило утро, снежные вершины Белых Гор окрасились алым. Хорнбург просыпался неспешно – уж больно славный выдался вчера праздник.

Свой пост в башне хоббит и гномы покинули ещё до рассвета и, наскоро позавтракав, стали держать совет.

– Нельзя отмалчиваться, – горячился Торин. – Король должен обо всём узнать. Если это не была попытка мятежа, то я не знаю тогда что! И мы всё равно обещали маршалам поговорить с Эодрейдом ещё раз.

– Попытка, не попытка, – урезонивал друга Малыш. – Никто ни на кого не напал. Ходил Брего по лагерю – ну так это не преступление, даже если со всем эоредом.

– Маршалы Марки не подлежат единоличному суду короля, – напомнил Фолко. – Только общему совету. Он к нашим доводам может и не прислушаться.

– Эодрейд, похоже, не слишком доверяет сейчас своему совету, – не сдавался Торин. – Если мы его не предупредим, дело и вовсе может кончиться хазгской стрелой в спину. Или полной осадой. Как бы и впрямь не опоздать, как с Олмером!..

– Нет, – покачал головой хоббит. – Брего – не Злой Стрелок. Лучше будем охранять короля. Сделаем так, чтобы наши три сотни были бы всегда наготове.

– За королём всегда следует его эоред, – напомнил Торин. – Мы не имеем отношения к ближней королевской страже!.. И что же, разделять полки?..

Бурные споры оказались прерваны явившимся королевским посыльным. Эодрейд звал всех немедленно к себе.

Постель в покое правителя была несмята. Глаза у владыки Рохана глубоко запали, под ними залегла синева – сказалась бессонная ночь.

– Мастер Холбутла, о чём это вы так громко спорили с Третьим Маршалом этой ночью? – без предисловий начал король. – Что он делал возле башни с сотней вооружённых воинов?

Друзья переглянулись. Эодрейд оказался куда наблюдательнее, чем они думали.

– А… э… – замялся хоббит. – Повелитель, Третий Маршал, как мне кажется, остался недоволен твоей волей, не мог успокоиться, бродил по Хорнбургу, искал, на ком бы злость сорвать…

– И едва не сорвал на вас, – усмехнулся король. – На вас, очень вовремя собравших у подножия башни три сотни верных лично вам воинов, не роханцев по рождению.

– Мой повелитель поистине хорошо осведомлён, – только и смог выдавить Фолко.

– Оставь, мастер Холбутла, – отмахнулся Эодрейд. – Не нужны здесь эти придворные игры. Маршалы в негодовании от моего приказа. Брего – хороший, храбрый воин и военачальник – мой отдалённый родственник. Не требуется мудрость Гэндальфа Серого, чтобы сложить эти два факта. И тем не менее вы не обвиняете его в мятеже?

– Не обвиняем, мой король, – твёрдо сказал хоббит. – Для этого требуются поистине железные доказательства. Раздражение, досада и даже гнев почтенного Брего к таковым не относятся.

– Да если б Брего чего удумал, мы б с ним точно мечами бы позвенели! – встрял Малыш. – Он же прямой, как палка, да простятся мне слова эти. Бесхитростный. Куда ему плести заговоры!.. Уж он скорее тебя, мой король, на поединок вызовет.

Эодрейд не сводил с хоббита и гномов пристального взгляда.

– Ну что ж, – задумчиво проговорил он. – Похвально, что вы не обвиняете человека на основании одних лишь подозрений, и всё же веры Брего больше нет. Я всё видел и слышал. Пустых обвинений я ему не брошу, но командовать отныне он будет только собственной женой.

– Повелитель, но едва ли воины Брего будут этим довольны, – возразил Фолко. – Сейчас они служат под знаменем Третьего Маршала Марки – высокая честь. А если их расформировать… пойдут толки…

– Толки? – поднял бровь король. – Ерунда! Всё, не будем об этом больше. Я позвал вас для иного. Вчера вы были совершенно правы, нам нужен союз с Морским Народом. На Исене в

Страница 32

ё ещё стоит дружина тана Фарнака – что-то делают со своей добычей. Отправляйтесь туда немедленно, а затем вместе с ним – в Умбар. Ведите переговоры моим именем, заключайте сделки, у вас будут самые широкие полномочия.

Король кивнул на свёрнутые трубкой грамоты.

Хоббит и гномы потрясённо молчали. Чем только не приходилось заниматься во время странствий по Средиземью, но послами они ещё не бывали.

И так не вовремя…

– Обещайте эльдрингам всё, что угодно – в разумных пределах, конечно же. Упирайте на земли в Минхириате, многие из Морского Народа недовольны тем, что до сих пор сидят в Умбаре. С Харада много не возьмешь – те по морю ничего не возят, кроме покойников. Фарнак давно уже зарится на устье Исены, хочет устроить там свою стоянку. Я от этого не в восторге – потеряв устье Исены, мы лишимся свободы торговли, – но ради успеха готов пойти даже на такую уступку, особенно если сумеем не отдать Фарнаку те места в полное владение.

Король прошёлся от стены к стене, размышляя вслух:

– Терлинг и Отон поступили неразумно, поссорившись с Морским Народом; думали, что раз эльдринги вступили в союз с Олмером, то будут и с ними заодно. Наивные! – Эодрейд присвистнул с легким презрением. – Морской Народ заключает союзы, только когда это выгодно. Потом Отон наложил руку на устье Гватхло… и после этого только глупый или ленивый на моём месте не заключил бы ряд с умбарскими танами!.. Но то дело прошлое, досточтимые мастера. Сейчас перед вами другая задача. И – вам я доверяю больше всех. Брего – да и многим иным – уже нет. Но когда же они успели… – Эодрейд отвернулся, потирая лоб.

Да, когда они успели? Или роханским нобилям давно уже надоел слишком независимый, решительный король, вдобавок стремящийся, насколько возможно, расширить пределы Марки?

– Повелитель… – Фолко шагнул вперёд, взглянул Эодрейду в глаза, – повелитель, сейчас нам не время уезжать. Хоть мы и не обвиняем досточтимых маршалов ни в чём, но то, что случилось ночью… ты не должен сейчас оставаться в одиночестве.

– И снова ты прав, уважаемый мастер Холбутла, – усмехнулся король. В глазах его застыл лёд. – Однако более надёжных посланников, чем вы, тех, кто и впрямь исполнит порученное, у меня пока нет. А ещё… Подумайте, король, отправляющий в опалу одного из самых любимых войском маршалов, ослабляющий власть нобилей – что скажут о нём? Что он попал под влияние чужаков, «наёмников», как выразился вчера Вестфольдинг. Поэтому ваше присутствие здесь и сейчас будет весьма нежелательно. Видите, я откровенен с вами… – Эодрейд вновь усмехнулся, но уже устало. – Да и плох тот король, который ни на что не способен без кого-то из своих подданных.

Как видно, у него задумано что-то ещё, есть другие расчёты и другие секреты, подумал Фолко. Но не спрашивать же о них короля! И потому он только склонил голову в знак согласия.

– На время вашего отсутствия командовать в полках поставьте тех, в ком уверены, как в себе. И – не роханцев. Ваша же задача – как можно скорее добраться до тана Фарнака, и отплыть с ним в Умбар, где и набрать войско. Не меньше четырёх тысяч мечей, а лучше и того больше.

Гномы переглянулись.

– Владыка, позволь мне сказать откровенно… – начал Торин.

Эодрейд усмехнулся и махнул рукой.

– Будешь отговаривать меня, мастер гном?

– Не буду врать, повелитель Эодрейд, что это дело мне по сердцу, – угрюмо проговорил тот. – Риск очень велик – одна неудача, и Рохан окажется на краю гибели. С Исенской Дуги ушла живой половина войска. И тогда оно, это войско, было куда многочисленнее того, что мы можем выставить сейчас. В Весеннем Походе участвовало тридцать тысяч всадников, а теперь? Десять едва наскребем…

Против ожиданий, Эодрейд не разгневался, хотя всё это и было уже сказано вчера на Совете. Правитель кивнул, смахнул упавшую на глаза прядь.

– Победы стоили нам недёшево, сын Дарта, но отчего ты не говоришь, почему мы можем сейчас выставить только десять тысяч копий?.. Да потому, что большинство выживших в Исенской Битве были ветеранами. Десять лет не прошли даром. Бойцы постарели, в поле их уже не выведешь. Но они ещё могут – и ой как могут! – сражаться на стенах крепостей. Ведь ховрары так и не взяли ни одного из наших убежищ в горах! Я понимаю твои опасения, мастер Торин, но и отступать не намерен. Оставь дунландцев, хеггов, тех же хазгов в покое, и через пять лет на наших границах появится настоящая орда. Я ведь знаю, сколько там подрастает молодёжи. Нет, удар, только удар, решительный и беспощадный, спасёт Рохан. Я в этом абсолютно убеждён. Поэтому мне и нужны вы трое в Умбаре и успех вашей миссии. Торопитесь – я буду ждать вашего возвращения, потому что без Морского Народа и его силы победить будет весьма нелегко.

– А если нам не удастся набрать четыре тысячи мечей? – встрял Малыш. Если эльдринги откажутся?

– Тогда и будем думать, – с непроницаемым видом ответил правитель. – Сейчас же отправляйтесь, не мешкая.

«Он и тогда не отступит, – подумал Фолко. – Не знаю, что на него нашло, откуда такая увереннос

Страница 33

ь, что на Рохан непременно нападут… но король словно знает что-то, чего не знаем мы».



…Наставления были получены, приняты верительные грамоты в восковых осургученных тубусах и зашитых сумах. Им оставалось только откланяться и оставить короля и его Маршалов на волю судьбы.



Городок Причальный-на-Исене, западная граница Роханской марки, 15 июня 1732 года

Вскоре друзья уже оставляли за спиной стены старой крепости Хорнбург.

Причальным назывался тот самый торговый посад, что возник на Исене задолго до вторжения Олмера и где друзья познакомились сперва с Хьярриди, а потом и с таном Фарнаком. Во время Исенской Битвы посёлок сровняли с землёй; его отстроили ховрары, однако король Эодрейд в 1730-м взял Причальный вновь – правда, победителям достались одни пылающие развалины. Роханцы взялись за топоры, в одно лето срубив городок заново. К белым, не успевшим ещё потемнеть брёвнам пристаней один за другим потянулись корабли Морского Народа – роханские товары высоко ценились и в истерлингском Арноре, и во владениях Отона, и на юге – в Гондоре, Умбаре и Хараде. Сейчас в Причальном ошвартовался корабль всё того же Фарнака.

По мирному договору с ховрарами, хазгами и дунландцами роханский рубеж был отодвинут от реки ещё дальше на запад – на три дня конного пути, как записали хронисты в анналах.

Посыльные короля Эодрейда уже отправились вместе с выборными вчерашних противников ставить межевые знаки, следом выступили первые сотни пограничной стражи – возвести там малые дозорные крепостицы.

Пройдет ещё немного времени – и на отвоёванные земли двинутся первые табунщики; но пока что Причальный оставался пограничьем и стража в воротах долго сличала королевскую печать на подорожной друзей с имевшимся у воинов оттиском.

– Да мы ж с тобой уже лет семь как знакомы, Эофар! – не выдержал Торин. – Ты что, не узнаёшь меня, что ли?

– Узнаю, не узнаю – какая разница? – не слишком приветливо буркнул стражник, пристально вглядываясь в королевский герб на свитке. – Время военное. Мир-то он, конечно, мир, да всякое может случиться. Ладно, проезжайте…

– Ты сегодня просто сама любезность, Эофар, – фыркнул Малыш. – Эль дурной вчера привезли, что ли?

– Я на службе хмельным не обпиваюсь, – недобро бросил роханец. – В отличие от тебя, гном.

Фолко покачал головой. Неладное что-то творилось в Роханской марке, начиная с короля и его Маршалов и заканчивая простыми воинами. Или и впрямь в приграничье не так спокойно, как кажется маршалам в Хорнбурге?

…Причальный был невелик – две улицы, на три четверти застроенные складами и амбарами, единственная таверна да длинный дом, где квартировала роханская стража.

– Да, всё другое, – вздохнул Малыш, обозревая новенькие срубы.

– Одна река какой была, такой и осталась, – в тон ему отозвался Торин.

Корабли Фарнака они нашли без труда – на высокой мачте трепетало знакомое знамя. За минувшие годы морской тан сильно разбогател (не в последнюю очередь – благодаря союзу с королем Эодрейдом), приобрёл немало новых судов и теперь явился на Исену с целой флотилией – под погрузкой стояло пять барж.

Малыш подтолкнул хоббита:

– А помнишь, тогда, в таверне?..

Фолко кивнул. Он помнил. А теперь от той таверны не осталось даже углей.



Времена идут, а тороватый Морской Народ не любит сиднем сидеть на пепелищах. Хоббит знал, что и давний знакомец их, Хьярриди, выслужился, скопил деньжат, обзавёлся собственным кораблём и баржей, правда, всё равно держался старого своего тана и промышлял больше торговлей, а не разбоем, ну или относительно честным наёмничеством. Так что если в Причальном развевается флаг Фарнака, где-то рядом наверняка сыщется и его бывший помощник.

Так и оказалось. Фарнак давно уже сам не следил за погрузкой, а вот Хьярриди, ещё не заслуживший почетный титул тана, оставаясь просто «старшим», присматривал и за своими кораблями, и за Фарнаковыми, самолично суетился на палубе, покрикивал на ленивых носильщиков из числа дунландцев. Заключение мира обязывало короля Эодрейда допускать их в свои владения на заработки – правитель Рохана не без оснований видел в этом подвох, но земли на Западе того стоили.

За десять лет бурной жизни смуглолицый мореход сильно изменился. Чёрная борода изрядно поседела, лицо иссекли ранние морщины, высокий лоб изуродовало шрамом. Прежними, однако, остались не только акцент да словоохотливость, но и неизменная жизнерадостность.

– Хой! Эгей! Морской Отец, кого я вижу! – заорал эльдринг, едва завидев на причале хоббита и двух гномов. – Мыслимо ли?! Какими судьбами?

– Мы, мы это, Хьярриди! – крикнул в ответ Малыш. – Каково плавалось?

– Не плавалось, а ходилось, сколько повторять-то! А ходилось-то отменно!.. Эй, а чего там стоите? Фраг, Брок – быстро поводья у гостей приняли! Пони расседлать и накормить! А вас милости прошу на борт!

Друзья не заставили просить себя дважды.

– С чем пожаловали? – Хьярриди усадил их в тесной носовой каютке, достал из рундука большой глиняный кувшин с пивом и бутыль красного вина.

Страница 34

– Кому что по душе – эй, Смилга! Закуски нам сюда, да самой лучшей! Клянусь оком бури, когда же здесь наконец построят нормальный трактир?

– А тот, что есть, что с ним не так? – полюбопытствовал Малыш, немедля придвигая к себе эль.

– Рыбу делать не умеют, только портят, – поморщился мореход. – Но, друзья мои!.. Я ведь догадываюсь, вы здесь не просто так. Далёко ли путь держите, позволено ли будет спросить?

– Позволено будет, – без обиняков брякнул Маленький Гном, опередив и Торина, и Фолко. – В Умбар нам надобно.

Хьярриди так и поднял брови, выразительно взглянув на хоббита.

– Всё верно, друг, – с некоторым усилием улыбнулся Фолко. – Нам надо в Умбар. Королевское дело, очень важное.

– Да уж понятно, что не виноградом лакомиться, – хмыкнул эльдринг, наливая себе вина. – И не на солнышке греться. Где этот Смилга, лентяй, не дозовёшься, как нужен!.. В Умбар!.. Хм, ну и дела!..

– А куда ж ещё, как не в Умбар? – пожал плечами Фолко. – Там ведь ваша столица, верно?

– Там, ага, – Хьярриди осушил глиняный стакан, налил себе ещё. – Харадримов мы оттуда попросили… по-хорошему, можно сказать, по-соседски. Да, собственно, я ж тебе это год назад рассказывал!..

– Именно. Вот потому, что Умбар – столица Морского Народа, нам туда и надо. Потолковать с вашими…

– Само собой, – хмыкнул эльдринг. – Тут гадать нечего, зачем вы туда собрались – королю Эодрейду вновь мечи наши потребовались, притом срочно.

Последнюю фразу Хьярриди произнёс безо всякого шутовства, да ещё и полушёпотом.

– Трудно будет собрать, – оглядел он друзей. – Только что всех распустили, мошна ещё опустеть не успела…

– У нас королевское слово, – начал было хоббит, но Малыш молча раскатал на столе внушительного вида грамоту, украшенную полновесной двухцветной – белое с зелёным – печатью короля Рохана; Хьярриди уважительно причмокнул губами.

Так же молча, без слов, Малыш спрятал свиток.

– Не из простых дело-то, говорю, – эльдринг проводил взглядом королевскую грамоту. – Это и впрямь только в Умбаре справлять. Но цена окажется… высокой. Готов ли Эодрейд платить?

Фолко молча кивнул.

Хьярриди вновь слегка поднял брови, но не в знак сомнения, а как бы удивляясь выгодности грядущей сделки, и уставился в потолок, словно что-то подсчитывая.

– Ну, а торговать-то… где станем? – и он выразительно подмигнул.

Фолко молча обвел руками вокруг себя, словно показывая – здесь. Глаза Хьярриди округлились от изумления.

– Дак ведь… расторговали тут уже всё? И ряд взяли…

Хоббит многозначительно кашлянул.

– Тут, брат Хьярриди, такие дела… Большие, очень большие.

– Да уж вижу, – взгляд эльдринга сделался острым, пронзающим. – Недёшево встанет, ой, недёшево…

– Король об этом ведает, – перебил Фолко морехода. – Ему есть что предложить, получше красивых игрушек и звонких монет.

– Это что же? – Хьярриди жадно облизнул губы.

Хоббит нагнулся к самому его уху:

– Земля. Земля здесь, в устье Исены. Старый городок Тарн. И притом не в лен, а навечно. Понимаешь?

– Вот это да… – протянул Хьярриди, невольно вознамерившись чесать в затылке. – Тарн… Видать, и в самом деле припекло… Цена-то и впрямь королевская! Устье Исены отдать… Но зачем? Чего ж такое стряслось? Ряд-то, как ни крути, Рохану выгоден!

– Королевское слово, – развёл руками Фолко.

– Слово-то оно конечно, слово-то оно да, только и у нас собственные головы на плечах имеются. Сбор-то где? И когда?

– Ишь ты, «сбор где»! – усмехнулся Фолко. – Имя своё в королевский ряд впиши, тогда уж всё остальное!..

– Твоя правда, – рассмеялся Хьярриди. – Ну, и без этого догадаюсь. Коль Морской Народ потребен – значит, собирается Эодрейд по берегам шариться да по рекам идти. А река тут такая одна – Гватхло. А на ней торчит, как заноза в глазу роханском, крепость Тарбад. Не спустил, видать, владыка эдорасский той неудачи, грызёт она его, всё прозакладывать готов!.. Оно и понятно, столько лет побеждать, а тут на тебе! И с нашей помощью, и с гномами морийскими – ан всё равно не вышло!

– Вышло, не вышло, – строго сказал хоббит, – то, брат эльдринг, не нашего ума дело. Король хорошую цену даёт, смотри, поостынет, второй раз не предложит!

– Это точно, что цена хорошая, – согласился мореход. – Тут ты, брат хоббит, и тысячу, и две, и три наберёшь – только мигни! Да что там три! И десять соберётся…

– Вот об этом мы с Фарнаком и поговорим, – заметил Фолко.

– Со стариком-то? Поговори непременно, у него сейчас мечей раз в десять против моего больше, да немало таких, что уже в годах… Их, как ни крути, земля манит. Так что ответит он вам так же, как и я, Морским Отцом клянусь!..

– Так ты, приятель, нам ещё ничего и не ответил, – усмехнулся Торин, отхлёбывая пива.

– Чего это «не ответил»? Отвечу! Скажи только, по скольку золотых на меч положишь?..

Мореход впился глазами в протянутый Маленьким Гномом свиток.

– Деньги-то какие-то небольшие… – для порядка проворчал он.

Фолко усмехнулся – начиналась обычная торговля.

… – Вот теперь славно, вот теперь

Страница 35

всё честь по чести, – Хьярриди старательно вывел своё имя на чистом листе королевского списка. – Мои не откажутся, мне даже и говорить с ними незачем. Сами справлялись, мол, скучно одни мешки таскать, мы не каботажные крысы. Так где сбор-то, значит?

– Развалины Тарна, в исенском устье, – ответил Торин. – Дальше часть поднимется по Исене, а часть морским прибрежьем до самого Гватхло и дальше вверх по ней.

– Ну, понятно всё, – кивнул Хьярриди. – Как я и говорил – на Тарбад король нацелился. Только помнить надо, что устье Гватхло сейчас под Отоном, он там крепость ладит, цепи поперёк русла натянул. А на Отона хвост поднять – это с Терлингом Арнорским опять схлестнуться.

– Неужто испугаешься, эльдринг? – ухмыльнулся Торин, и мореход тотчас же вспыхнул, словно пук соломы в костре.

– Мы? Боимся? Да мы от этих приторочней восточных мокрого места не оставим! Не брались всерьёз по сю пору, вот и всё…

– Вот и молодцы!

– И, я так понимаю, – хитро прищурился эльдринг, – первым согласившимся лучшая земля? Чтоб у реки и всё такое? Чтобы, значит, и пристань своя, и прочее?

Про это король Эодрейд ничего не говорил, и хоббит лишь многозначительно возвёл очи горе, мол, разумный поймёт. А правитель-то Рохана оказался, похоже, куда хитрей – конечно, «лучшая земля первым согласившимся», а это значит – потом, как до настоящего дележа дойдёт, начнется большая свара. А там, глядишь, и мечи в дело пустят, так что достанется потом скорбящему по союзникам королю Эодрейду исенское устье в целости и сохранности назад, а что трупами всё завалено – так это не беда. Большие погребальные костры сооружать умеем.

– Вот это славно, это по-нашему, – одобрил Торин. – Быстро по рукам ударили, разговоры не разводя! Тогда, с твоего позволения, любезный хозяин, пойдём мы. Нам ещё с Фарнаком говорить.



…Тан Фарнак, несколько огрузневший, весь седой как лунь, но державшийся по-прежнему прямо, встретил трёх друзей ещё более гостеприимно, чем Хьярриди. Его тоже не пришлось долго уговаривать.

– Море перестаёт кормить, – вздохнув, посетовал старый тан.

– Это как, неужто рыба перевелась? – попытался пошутить Малыш.

– Рыба?! – вознегодовал Фарнак. – Да что ты, гноме! Мы ж всё-таки не рыбаки, мы воины! Пока были Гондор с Арнором, богатые и изобильные, с ними мы то воевали, то мир заключали – по надобности. А теперь… Нынешний Гондор – блёклая тень, в Арноре истерлинги, наверное, только теперь перестали на каменные башни с дворцами разинув рот глядеть. Отону ещё строить и строить, а про всю мелюзгу, что в Минхириате расселась, я и не говорю. Харад богат и силён, да уж слишком властен; а морской торговли у них, почитай, что и нет. Земля нужна как никогда!

– А Умбар? Не земля разве? – осторожно осведомился хоббит.

– Умбар? Земля, конечно, чай, не море! Да вот в чём загвоздка, там сейчас те верховодят, что с Олмером ходили и добычу собрали; а мне с ними не по пути. Мутят что-то, на юг всё дальше забираются, с Харадом толки ведут, у тамошних золото берут…

– А чего хотят-то тамошние? Золото за мечи брать – обычное дело, разве нет? – встрял Малыш.

– Обычное-то оно обычное… – чесал бороду Фарнак. – Да только они всё больше к Хараду нанимаются, а мне южане эти не по нутру. Уж больно хитры.

– А зачем им ваши дружины? С кем воевать? С Гондором?

– Бывает, нанимают, да; с Гондором они сами воюют, но так, для порядка больше. Что могли, добычей уже взяли; нет, больше на полдень давят, в места богатые, но дикие. Там леса до самого неба, горы незнаемые, прииски изобильные. Туда Харад сейчас жмёт. Гондор-то, сам понимай, выжали, почитай, досуха, а что осталось – то уже не укусишь. Вернее, укусишь, но не вдруг, кровью умоешься. Минас-Тирит-то уже сколько лет, как под гондорской рукой, владыкой Этчелионом назад отвоёванный? – в том-то и дело. Я с Гондором тоже скорее торговать стану, чем набеги творить. Одно дело их… э-э-э… пощипать, когда богатеями были, мошна от деньжищ лопалась, и совсем другое – сейчас, когда страна наполовину выжжена, наполовину обезлюдела.

– А Харад не думает… Белый Город обратно вернуть? – осторожно спросил Фолко. – Не слыхал ли ты, почтенный тан, в том же Умбаре каких разговоров?

– Как не слыхать, половинчик, слыхал, само собой! Крепко их Этчелион-то по носу тогда щёлкнул, унизил, можно сказать, на всё Средиземье – с малым отрядом этакую крепость взял одной атакой, ни тебе осадных башен, ни таранов, одни мужество да решимость!.. Это, друг мой Фолко, по-нашему, такое Морской Народ уважает. С тех пор и успокоиться не могут – да ведь и пробовали, ты не слыхал разве?

Хоббит криво усмехнулся.

– Не то что «слыхал», почтенный тан, но и на стенах дрался! – снова встрял неугомонный Малыш. – Ну и мы с другом Торином…

– Не сомневался, – ухмыльнулся Фарнак в густые усы. – Уверен был, что без вас там не обошлось. В общем, наниматься к харадримам ни чтобы с Гондором воевать, ни чтобы на дальнем юге в гнилых болотинах голову класть ни я, ни люди мои не хотим. И таких в Умбаре немало сыщется. Многи

Страница 36

, многим королевский ряд по душе придётся, точно тебе говорю. Думаю, королю Эодрейду мы друзьями верными будем, нам с ним ссориться – себе дороже. Хотя дело его – не скрою – кровью сильно пахнет, большой кровью: Терлинг силён и не дурак, отнюдь нет, увы. Тарбад то показал. А тут ещё и «вечный мир» этот…

– А что с «вечным миром»? – поинтересовался Фолко, сохраняя каменное выражение лица.

Фарнак покряхтел недовольно, вновь почесал бороду.

– Да так… подписал король уговор с теми же дунландцами да хазгами, слово дал, а теперь, получается, что слово-то своё – побоку. Как бы не стал он… гм… беспокойным соседом. Не ровён час, нашими руками уберёт пришельцев из Энедвейта, захватит Тарбад, а потом и мы ему мешать станем. Не хотел бы я против его конницы драться, разве что хирд в союзниках имея, да и то вряд ли. Но и отказать Эодрейду – как? Он один нас поддерживает, пошлины его низки, а товары хороши, их наверняка продать можно – хоть истерлингам тем же, в Арноре. Но почему ему вообще этакая мысль в голову вступила? Он же воин чести, слово дал – умри, но сдержи…

Гномы выразительно уставились на хоббита – выручай, мол, у тебя со словами куда ловчее, чем даже у нас с топорами.

– Что такое честь, и даже королевская, в сравнении с жизнью мирного люда? – как мог, убедительно пожал плечами Фолко. – Король Эодрейд ожидает скорого вторжения восточных племён, расселившихся по Минхириату. Чтобы это предотвратить, он готов пожертвовать даже своим добрым именем – что большее может отдать истинный король?

– Эвон оно как… – в раздумье протянул Фарнак. – Ну, королю, само собой, виднее. Мыслю я, не полез бы Эодрейд в драку сейчас без настоящего к тому повода. Так что поверю тебе, невысоклик. Сам королевский ряд подпишу и в Умбар вас доставлю. Уж больно кусок лаком, чего уж, – признался он со вздохом. – Верно Хьярриди сказал – тут и десять тысяч легко набрать можно. И всё-таки с такими силами войну против Терлинга затевать – нелегко, ой, нелегко! Он же тысяч сто выставит!

– Сто не сто, – покачал головой Фолко, – но войско у него изрядное. Однако Терлинга бояться тоже нечего. Если укорот ему не давать, так он сам под себя всё подожмёт, весь Эриадор от Брандуина до Исены.

– Твоя правда, хоббит, – кивнул Фарнак. – Вот потому-то мы и поверим Эодрейду. Будьте моими гостями, друзья. Трактир тут никуда не годен. Орки какие-то его держат, не иначе!.. Хотя, наверное, этакую стряпню даже орки есть бы не стали.

– Тогда не пойдём никуда, – безмятежно объявил Малыш. – У них небось и пиво никуда не годится!

– Это не пиво! – аж сплюнул Фарнак. – Это… рыбья моча какая-то!..

– Не. Точно не пойдём, – вынес вердикт Маленький Гном.

…Они остались на корабле старого тана. Здесь всё шло своим чередом; над головами раскинулся купол летнего неба, радостно зеленели вокруг берега Исены, эльдринги, ховрары, роханцы и даже обитатели Дунланда вполне мирно торговались, рядились, покупали и продавали, и никто никому не собирался вонзать ножи в спину.

Все устали от войны, безнадёжно подумал хоббит. Все устали, даже самые непримиримые; всем хочется просто идти по улице, не опасаясь стрелы из-за угла или боевого топора в лицо.

Но это не мы пришли к ним с войной, не так ли? Мы только защищались; чего не жилось в своих степях на востоке тем же истерлингам, тем же хазгам? Теперь они тут; они повсюду, они решили, что эти земли принадлежат им по «праву крови»; но разве не может Эодрейд сражаться за то, чем его предки владели с незапамятных времён?

Разве не должно вновь подняться старое знамя над башнями Аннуминаса? Разве не должен вновь воздвигнуться в прежней славе Минас-Тирит, на одну половину сожжённый и на другую – разграбленный?

Разве не стоит это того, чтобы сражаться и умереть?

Прочь сомнения, хоббит. Они нужны, чтобы выбрать правильный путь, но, когда путь выбран, их надлежит отбросить.



…В трактир они таки сходили, по настоянию Малыша, уверявшего, что «пиво совершенно само по себе, и даже у самого последнего неумехи может получиться славный эль».

Таверна была новой, недавно срубленной, и пахла свежим лесом, а отнюдь не едой. Несмотря на все жуткие словеса, сказанные про неё и Хьярриди, и Фарнаком, толклось там немало эльдрингов, равно как и хеггов с ховрарами. Попадались дунландцы, а вот хазгов не было совсем.

Содержали заведение, конечно, никакие не орки, а люди, похожие на знакомых хоббиту по Пригорью. Правда, зыркали и пялились на друзей они так, словно по сю пору служили если не Кольценосцам, то, по меньшей мере, Саруману.

– Что подать? – прорычал верзила в относительно чистом фартуке, нависая над гномами и хоббитом.

– Эля, – опередил всех Малыш. – Нам ваш эль, правда, бранили, да небось сгоряча, как у таких ладных хозяев эль дурным выйти может?

Верзила скорчил такую гримасу, словно Маленький Гном в одночасье лишил его всего имущества, причём исключительно бесчестным путём.

– Чудные дела тут творятся, так глядит, словно вот-вот зарежет, – пожаловался Малыш. – Или, того хуже, в пиво плю

Страница 37

ет!

– Что-то физиономия его мне знакомой кажется, – задумчиво проговорил хоббит.

– Да небось у Олмера встречали, – кивнул Торин. – Мы-то его не запомнили, а вот он нас, похоже, очень даже.

– Тогда не пил бы я здешнего пива, – поднялся хоббит. – И вообще, уносил бы отсюда ноги.

– Как это «уносил бы ноги»?! – возмутился Маленький Гном. – Когда это мы от какого-то трактирщика бегали?!

Спор их умер, не успев начаться. Верзила вернулся с тремя пенными кружками эля, с грохотом поставил.

– Пиво как пиво, – принюхался Малыш.

– Отменное пиво, – прохрипел трактирщик. – Сами варили с братом.

– Отведай тогда с нами, хозяин, – хоббит пододвинул верзиле свой эль. – Вот прямо отсюда и отведай.

– Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха! – загоготал тот. – Половинчик решил, я его травануть тут вздумал!.. Ну, гляди, гляди, из какого отпить-то надо?

Он протянул волосатую лапищу, сграбастал кружку Фолко, шумно хлебнул.

– А-атменный эль! Сам бы пил, да деньги надо! – он утёр губы.

Хоббит и гномы переглянулись.

– Пиво – оно всегда пиво, – решился Малыш.

Он только успел поднять кружку, как…

– Мастер Холбутла! – послышался робкий голосок. Из дальнего угла вышагнула невысокая, очень тонкая фигурка, чью хрупкость не мог скрыть даже свисавший до земли бесформенный грубый плащ.

– Эовин! Силы земные, что ты здесь делаешь?! – так и подпрыгнул Фолко. Малыш впервые в жизни поперхнулся пивом.

Девушка стояла, сцепив руки так, что пальцы побелели. Под распахнувшимся плащом виднелась обычная одежда молодого всадника, на тонком поясе – кинжал, за плечами – небольшой охотничий лук. Щёки девчонки пылали.

– Фолко, ты её знаешь? – вытаращил глаза и Торин.

– З-знаю, – кое-как подтвердил хоббит. – Н-немного. Совсем. Так зачем ты здесь, Эовин? И что скажет твоя родня, когда узнает?

– Я хотела… я думала… – пролепетала девушка и, словно устыдившись этого лепета, гордо вскинула голову. – Возьмите меня с собой! – выпалила она единым духом.

– Чего? Взять с собой? Куда взять? Зачем взять? – растерялся хоббит. – О чём ты говоришь, юная госпожа?

– Возьмите меня с собой. Куда угодно, – Эовин умоляюще сжала руки. – Куда угодно, хоть на край света… не могу я больше за крепостными стенами сидеть! Имя, которое я ношу… нет сил… Я тоже хочу стать воительницей!

– Совсем ополоумела, – вынес вердикт Малыш. – Что ж, нам теперь обратно в Хорнбург тащиться, её домой отводить?

– Зачем? – удивился Торин. – Она из дома сбежала? – сбежала. Поэтому сдадим роханской здешней страже. Пусть отправят к родным, чтобы как следует выпороли!

– Никто меня пороть не может! – возмутилась девушка, засверкав глазами. – Я Эовин, дочь Эотара, и ответа ни перед кем держать не стану! Родители мои погибли, сестра старшая замуж выходит, а тётки мне не указ! Не хочу племянников нянчить! Знаю, как лук натянуть и как за саблю взяться! Раны врачевать умею тоже!

– А ещё пироги печь… – проворчал хоббит. – Сама говорила!

– Пироги тоже умею! – тряхнула она волосами. – Потому как с пирогами лучше, чем без них!

– Какая мудрая девушка! – восхитился Маленький Гном. – Истину речёшь!

– Малыш! – рявкнул хоббит, но было уже поздно.

– Возьмите! Куда б дорога ваша ни лежала, к какому горизонту! Возьмите, я вам пригожусь! – взмолилась Эовин. – Возьмите, мастер Холбутла! Вот и досточтимый гном говорит…

– У досточтимого гнома язык без костей, особенно, как он в пиве его омочит, – проворчал Фолко. – А если убьют тебя, что тогда? Совсем у тебя, дева, в голове помутилось! Там, куда мы направляемся, тебе ну совершенно делать нечего!

– Ой ли? А это куда? А вдруг там что-нибудь ка-ак найдётся? Вспомните меня, да поздно будет!

– Не, она мне нравится, – ухмыльнулся Малыш. – Смелая, а смелых я люблю! Кто сперва делает, а потом уже думает.

– Тихо ты, Строри! Вот и видно, что вы с ней два сапога пара, «сперва делать, а потом уже думать»! Иди лучше дозор роханский поищи, беглянку сдать!.. А ты, Эовин!.. Уж как-нибудь измыслим мы, как без тебя справиться! Детьми прикрываться не привыкли!

– Я всё равно за вами пойду! – Эовин стиснула кулачки.

– Девчонка!.. – Фолко терял терпение, но тут Торин вдруг слегка тронул разошедшегося друга за рукав.

– Она ж влюблена в тебя по уши, – прошептал гном на ухо хоббиту. – А коли так – дело непростое. Роханских дев не знаешь? В реку бросится, утопится, к хазгам в лапы попадёт, а от своего не отступится!

Гномы к делам сердечным всегда относились с небывалой серьёзностью, делая в жизни один-единственный выбор – или не делая его вообще.

– И ты туда же, – отмахнулся хоббит. – Были б мы с ней оба Подгорного Племени… А у людей, сам ведь знаешь, ветер в голове порой. Особенно у юных дев.

– Это Судьба, – Малыш бахнул по столу пустой кружкой. – И в самом деле. Не пиво, а помои, но всё равно – пиво.

– Да вы что? – у хоббита округлились глаза. – Белены объелись оба?! Взять с собой… туда… эту девчонку?! Эодрейд прикажет нас повесить за… за… она ж малолетка совсем!

– И никакая я не малолетка! Уже полгода

Страница 38

как могу волосы платом замужества повязывать! – гордо задрала нос Эовин.

Это было правдой – в обезлюдевшем Рохане теперь выходили замуж и женились рано. Гномы молча смотрели на Фолко, а он на гномов. Молчаливая игра «кто кого переглядит» продолжалась довольно долго.

– Куда двое, туда и третий, брат хоббит, – нарушил молчание Торин.

– Вы рехнулись. Оба, – решительно заявил Фолко. – Помимо всего прочего, мы втроём – сила, потому что, – и он выразительно тряхнул рукавом мифрильной кольчуги. – А она? Мы друг друга прикрываем, если что, и стрелу в грудь примем, и даже копьё, а она, опять же?!

Гномы переглянулись, аргумент хоббита, очевидно, подействовал.

– Значит, наш долг – её прикрыть, – вдруг очень серьёзно ответил Торин.

– Это Судьба, – повторил Малыш. – Нельзя спутнику отказывать, когда Судьба его посылает.

Хоббит, лишившись дара речи, только и мог, что таращиться на друзей.

Эовин мигом всё поняла.

– Так, значит, я с вами? – выдохнула она, прижимая руки к груди.

Фолко отвернулся.



Это было очень неправильно, донельзя неправильно и несправедливо. Они сражались, чтобы такие, как Эовин, могли жить – а не затем, чтобы при первой возможности тащить замечтавшихся о геройских подвигах девчонок под чужие мечи и стрелы.

– Если Фарнак не возьмет её на борт, я не виноват, – наконец проворчал он.

Эовин взвизгнула и, недолго думая, кинулась на шею сперва Торину, а потом Малышу. Взглянула на хоббита и жарко залилась краской.

– Мастер Холбутла, ты не пожалеешь.

Фолко закатил глаза.

– С эльдрингами сами объясняться станете, ладно? Нечего меня вперёд выпихивать.



…На корабле Фарнака Эовин, словно мышка, забилась в уголок и помалкивала. Старый тан только поднял брови, выслушав гномов – Фолко стоял, демонстративно повернувшись к борту и скрестив руки на груди.

– Судьба! – вещал меж тем Малыш – ему, видать, полюбилось это слово. – Никакой моряк не пройдёт мимо тонущего, даже если это его злейший враг; так и здесь, когда Судьба посылает тебе спутника, нельзя отворачиваться!.. Мы, гномы, верим в Судьбу и волю Махала, и потому почтительно просим у тебя, могучий тан…

Могучий тан кивнул.

– Мы тоже верим в Судьбу и в волю Морского Отца, и, конечно, не покинем тонущего, ты прав, даже если только что бились с ним борт о борт. Пусть дева Эовин, дочь Эотара, остаётся с нами.



Вечером того же дня Фолко сидел в одиночестве – Малыш помогал Эовин обустраиваться. Гномы осмотрели её снаряжение, нашли в нём немало «изъянов и нехваток», как выразился Торин, и с задором взялись за дело.

Пальцы хоббита нащупали перстень принца Форвё. Как он говорил друзьям – теперь это обычное украшение, волшебство давно ушло, или угасло, или расточилось; как и с клинком Отрины, тоже сделавшимся обычным оружием, хотя и прекрасной работы и с идеальной заточкой.

Магия ушла из Средиземья, ушла вместе с эльфийскими кольцами, вместе с кольцами гномов и людей; последнее из них самолично сбросил в Ородруин не кто иной, как он, Фолко, сын Хэмфаста.

И, как бы ни хотелось объяснить всё случившееся с Эодрейдом «злой волей иномировых сил», воля тут, скорее всего, была самая что ни на есть обычная, человеческая.

Лунный свет коснулся поверхности отполированного голубого камня; хоббит сидел, задумчиво вглядываясь в него и вспоминая. Где-то они теперь, верные друзья, эльфы-Авари, что творится у них дома, на дальнем востоке? Хорошо, конечно, что доля его есть и в возрождённом Эдорасе и в отвоёванном Минас-Тирите, где по-прежнему цветёт Белое Древо, осквернить которое не осмелились даже харадримы. Орки – те бы, наверное, не поколебались, особенно пока служили Саурону, а вот харадримы – нет. Всё-таки они люди, пусть в большинстве своём скверные и злобные, такие, что с ними приходится драться насмерть.

Цветёт Белое Древо, стоит Минас-Тирит, правда, король Гондора так до сих пор и не вернулся туда, предпочитая куда более безопасный Дол Амрот, но всё равно. Гондор выстоял и воспрял, воспрял и Рохан, а там, глядишь, удастся восстановить и Арнор…

Так думал хоббит, сидя под летними звёздами, и сам не заметил, как в глубине самоцвета на его пальце вдруг ожил алый мотылёк, чьи призрачные крылышки опускались и вновь поднимались в такт биению сердца самого Фолко.

Хоббит замер, впившись взглядом в самоцвет. Он не знал, почему ожил дремавший столько времени камень; но, отбрасывая сомнения, попытался, как встарь, мысленно дотянуться до подарившего ему эту вещь – до принца Форвё.

Где-то глубоко в душе хоббита, словно взламывая корку льда, вдруг шевельнулось нечто, казалось бы, прочно забытое, воскрешающее давние дни погони за Олмером. Нечто вроде долгожданной боли, когда с хрустом выдирается гнилой, распавшийся зуб.

Невольно Фолко схватился за грудь – где, как всегда, висел клинок Отрины – и уже не удивился, ощутив слабое, но всё-таки тепло.

Ночью, под звёздами и луной, ему напоминала о себе древняя сила, что, казалось, успела уснуть навсегда.

Хоббит всматривался всё пристальнее и пристальне

Страница 39

в трепетание алых крылышек; он переставал ощущать собственное тело, казалось, он парит в неведомом призрачном океане, где, кроме него – лишь его поводырь, огнистое создание из раскрывшегося камня на перстне.

Впереди среди серой мглы лучился яркий, обжигающий глаза свет. И не просто лучился – он пронзал хоббита насквозь, бился огненными сполохами в его сознании; и туда, к этому свету, стремглав мчался также и крылатый дар принца Форвё.

Хоббиту чудилось: он, Фолко, тоже взмывает в поднебесье вслед за чудесной бабочкой. Серая мгла чуть расступилась, мелькнули изломы коричневых гор, сверкающие ледяные короны на вершинах, полоса лесистых всхолмий и, наконец – беспредельность моря. Откуда-то из-за горизонта, из тех краёв, где солнце стоит прямо над головой, струился яростный свет, пугающий и жгучий. Мотылёк купался в его лучах, и вдруг – лёгкие крылья охватил огонь, стремительное пламя пробежало по телу летучего создания, обращая его в невесомый пепел. И в тот же миг навстречу Фолко рванулась земля.

Он пришёл в себя от льющейся сверху ледяной воды. Над ним склонялась Эовин, закусив от волнения губу, у неё за плечами маячили друзья-гномы.

– У тебя кровь, мастер Холбутла! Лоб разбит весь!.. Да как же это так?..

Фолко только и простонал, мол, хоббитов шрамы украшают.

Оказалось, что он свалился со стула, да так неудачно, что в кровь разбил лоб. Удар о старые доски, твёрдые, словно камень, оказался настолько силён, что хоббит впал в забытьё.

Вот только что же он на самом деле видел? В перстне огненный мотылёк по-прежнему плавно взмахивал крыльями, целыми и невредимыми.

– Ты, брат хоббит, нас не пугай. Сидел-сидел себе, да ка-ак грохнется вдруг!.. Я чуть из штанов не выскочил, – укорил друга Малыш.

Эовин хихикнула.

– Язык у тебя, брат гном, что помело, – поморщился Фолко.

– Так то ж от скуки! Дай порубить кого, враз как рукой снимет!

– Порубить… – Хоббит бросил взгляд на перстень. – Боюсь, этого дела у нас скоро окажется выше головы. Ещё и надоест.

– Шутки шутишь, Фолко, – покачал головой Торин. – Шутки шутишь, а сам лбом в пол валишься. Говори уж толком, что стряслось!

Вместо ответа хоббит молча поднял руку с перстнем Форвё.

– Ожил, – коротко сказал он. – И ещё – я видел…

И в несколько слов пересказал друзьям увиденное; у Эовин восхищённо горели глаза. Эх, девочка, тебе бы небось всё тайны, приключения да подвиги мечтаются, а ну как пахнет дело новым вторжением?!

Но Малыш, похоже, был полностью согласен с юной воительницей.

– Здорово! – простодушно восхитился он, глядя на алого мотылька в глубине камня. – А я уж, того, думал, и вправду навсегда погас…

– Знать бы ещё, что всё это значит. – Торин утёр мокрый лоб. – Что ж его разбудило, Дьюрин меня вразуми?

– Да уж явно ничего хорошего, – буркнул Фолко. Эовин, несмотря ни на что, успела умело и ловко перебинтовать ему лоб. – Уж лучше какие-нибудь хазги, чем все и всяческие иномировые силы, будь они трижды неладны!

– И сияло где-то на юге… – задумчиво проронил Торин.

– На юге. – Фолко держал руку на эфесе кинжала Отрины, чувствуя ожившую в нём теплоту. – Насколько я мог понять, это Дальний Харад. Очертания берегов были смутно похожи на Умбарскую гавань, и дальше, как на картах старых Королей-Корабелов Гондора. Где-то там.

– Гадать можно бесконечно. – Торин уселся рядом с хоббитом, опёрся на топор, словно готовясь вот-вот пустить его в дело. – Но мы знаем, что сил может быть много. Золотой Дракон один чего стоит! Ночная Хозяйка… иные страхи. Шелоб та же, кто знает, сдохла она или нет?

– Мелковато для Шелоб, – заспорил Маленький Гном.

– Будет вам, будет, – поморщился Фолко. – Круг без точила вертеть только и можем. Тут, чтобы разобраться, или сам Форвё нужен, или маг какой…

– «Маг какой», – фыркнул Малыш. – Какие ж тут маги? Расплющи меня Хругнир, где же теперь чародея искать? Радагаст-то – тю-тю, Срединное Княжество далёко, а больше мы никого и не знаем.

Друзья замолчали – Маленький Гном был совершенно прав.

– Посмотрим, может, кинжал и перстень сами что подскажут? – предположил Фолко. – Помнится, говаривал Форвё, будто его кольцо укажет дорогу на Воды Пробуждения из любого места; может, и ещё на что сгодится?

– Что-то мы прошлый раз без всякого перстня обошлись, – фыркнул Малыш.

– Так это потому, что принц Форвё сперва дорогу на Срединное Княжество указал, а потом уже вместе с тем караваном Авари шли, – пояснил Фолко. – Я в перстень и не заглядывал. А потом… я, признаться, о нём и забыл – столько там навидался разных диковинок!

– Насчет диковинок – это да… – покряхтел Торин. – Эх, славное было времечко! Эльфов-то войной не затронуло… Ладно, что впустую болтать! Сами не захотели там оставаться – что станем делать-то? После ожившего перстня?

– А что же тут сделаешь? – Малыш глубокомысленно пожал плечами. – Одни догадки и те несладки! Можно их солить, можно коптить – всё равно пока ничего не знаем.

– Ты и десять лет назад так говорил, – невольно улыбнулся Фолко.

– Говорил-г

Страница 40

ворил, – буркнул Маленький Гном. – Что тогда было – лучше и не вспоминать.

– А придётся, – заметил Торин. – Потому как если Фолко прав, то, боюсь, как бы опять какое-то Сауроново наследство на поверхность не вылезло! Вот про Кольца мы знаем. А может, он ещё чего-то намастерил? За тысячи-то лет, пока в Мордоре отсиживался?

– Ой, да хватит пугать! – поморщился Малыш. – Как Серых Гаваней не стало, так я теперь уже ничего не боюсь.

– При чём тут Серые Гавани? – заспорил было Торин, но тут его остановил хоббит:

– Погодите, друзья. Решили мы тут, что волшебники нужны? С магами у нас и в самом деле плохо, а вот Древобород-то жив-живёхонек! Вот у кого спрашивать нужно!.. До Золотого Дракона нам не добраться, Авари тоже за тридевять земель, а старый энт рядом!

– А что он сказать сможет? – удивился Малыш. – Он, конечно, древний и всё такое, да сам-то ведь никакой не чародей!

– Может, и не поможет, наперёд не скажешь, но Фолко и в самом деле прав, – вступил Торин. – Кроме Фангорна, нам и вправду никто сейчас не поможет; на самом-то деле, что мы потеряем? Фарнак всё равно стоит под погрузкой и ради нас отплывать не спешит. Крюк до Исенгарда невелик. Предупредим Фарнака, чтобы подождал денёк в случае чего, и…

– А если Древобород в чащобы свои уволокся? – упорствовал Маленький Гном. – Как ты его там искать-то станешь? Или забыл, что леса его чуть не до самого Дол Гулдура тянутся?

– Всё бы тебе спорить, Строри, – фыркнул Торин. – Скажи уж прямо – тащиться тебе лень!

– Не лень, а времени жаль! – вывернулся Малыш. – Сами же говорите – не маг наш Фангорн, не маг!

– Не маг. Зато стар и мудр. И у него связь с землёй, с водой, с лесами… – заметил Фолко.

– То-то он нам в прошлый раз помог… – Малыш скорчил гримасу.

– А вдруг теперь сможет больше?

– «Вдруг»! Нечего сказать, хороший довод!..

Маленький Гном не собирался сдаваться, и после изрядных препирательств Фолко с известным сарказмом вспомнил о только что использованном гномами в отношении Эовин правиле их компании – «куда двое, туда и третий».

Ворча и морщась, Малыш всё-таки подчинился.



Сторожевой Лес в долине Нан Курунир, южная оконечность Туманных Гор, 17 июня 1732 года

Трое друзей и Эовин без всяких происшествий добрались до границы роханских владений. Девушка оказалась отличной спутницей – не капризной, выносливой и упорной. Как и все в Рохане, она словно бы родилась в седле, умела почти из ничего сотворить сытный походный ужин, а кроме того, – что особенно оценил Малыш, – неплохо пела и знала множество баллад, от рвущей сердце «Бури над Исеной» до ликующей «Эодрейд в Эдорасе». Пела она и об Олмере, Короле-без-Королевства, – величайшего завоевателя чтили даже враги.

Трое друзей вновь шли тем же путем, что и десять лет назад, когда тайком пробирались к Исенгарду в надежде найти там следы загадочного Вождя; на сей раз всё было иначе, и прятаться не потребовалось. Роханская стража мигом пропустила их, стоило лишь Фолко показать грамоты; Эовин же ловко, точно змейка, проползла по зарослям. Её не заметили.

Оставив на всякий случай топоры гномов начальнику заставы, Фолко и его спутники двинулись дальше. Здесь, в Нан Курунире, за истёкшие годы ничего не изменилось, в отличие от Рохана, Арнора и всего Эриадора. Так же негромко переговаривалась под летним ветром листва буков и грабов, спокойно текла Исена, и видно было, что уже немало лет люди избегают этих мест. Роханцы никогда не приближались к краю Сторожевого Леса ближе, чем на три полёта стрелы.

Эовин притихла, с опаской поглядывая на вздымающуюся стену деревьев.

– Ну что, опять крутить да водить начнёт, как тогда? – проворчал Малыш. – Неохота мне что-то по пням да корягам плутать!

– Мы ему сейчас представимся, – откликнулся Фолко, вплотную подходя к зелёной стене зарослей и высоко вскидывая руку с надетым на палец эльфийским перстнем.

Мотылёк в камне, казалось, начал быстрее взмахивать крылышками – или, может, это просто стало сильнее биться от волнения сердце самого хоббита?

– Мэллон! – чётко выговорил он.

«Друг» на синдаринском. Слово, открывавшее двери Мории. «То были счастливые времена», поистине.

Лес не откликнулся, только ветви по-прежнему мрачно шумели. Здесь, в первых древесных рядах, стояло множество хуорнов, подобных Старому Вязу, обосновавшемуся в Вековечном лесу на границах Хоббитании; молчаливые стражи, суровые и зачастую недобрые. Собственно, пограничники Рохана стремились более уберечь своих сородичей от опасности забрести куда не следует, чем ожидали появления из лесных глубин какого-то врага.

– Мэллон! – повторил Фолко. Он чувствовал – на них взирает бесчисленное множество глаз. Верно, ощущая то же самое, гномы неловко задвигались, поднимая безоружные руки и всячески показывая, что топоров при них и в помине нет.

Зелёная стена леса оставалась неподвижной, деревья не раздвинулись, не открылась ведущая в глубину чащи тропа, и путникам не явился чудесным образом сам старый Фангорн.

Однако короткое время спустя хоббит вдру

Страница 41

понял, что направленные на них взгляды исчезли, словно молчаливые стражи леса потеряли интерес к незваным гостям.

– Пошли, – обернулся Фолко к друзьям.

– Куда?! – завопил Малыш. Лезть в чащобу ему ужасно не хотелось.

– Старым путём, держась края гор. В конце концов доберёмся до Древобородова дома.

Маленький Гном в сердцах сплюнул.



На сей раз дорога через заросли оказалась куда легче. Сплошные переплетения ветвей исчезли, деревья не смыкались, подобно брёвнам в крепостном частоколе, и довольно скоро путники достигли края долины; оставив склоны гор по левую руку, осторожно двинулись дальше, в самую глубь леса. Ловчее всех прыгала через корни и коряги легконогая Эовин.

– И сколько так ещё нам топать? – бурчал Строри, в очередной раз запнувшись.

Ему никто не ответил. Эовин во все глаза таращилась на окружавшие её старые деревья – за триста лет энты совершенно заполнили Нан Курунир, вырастив там глухие чащобы.

А потом под ногами словно сама по себе зазмеилась неприметная поначалу тропка, подхватила, повела дальше – до тех пор, пока не раскрылась перед ними круглая поляна с мягкой тонкой травой; серое тело скалы, пенный росчерк водопада; бурливый ручей, утекавший куда-то в чащу; каменный стол и каменные кувшины в скальной нише.

Дом Старого Энта.

Эовин тихонько ойкнула – особую магию места ощущали все.

Однако травянистое ложе подле скалы куда-то исчезло, обиталище Фангорна было покинуто, как давно – кто знает?

– Ну что, не послушались? – напустился на друзей Строри. – Протаскались, ноги посбивали? И куда теперь – до Лориэна скакать прикажете?

Не удостоив его ответом, Торин пристально взглянул на хоббита.

– До Лориэна никто скакать не станет, конечно, – задумчиво сказал Фолко. – Да и искать Старого Энта по всему Фангорну, само собой, тоже смысла нет. Жизни не хватит, особенно если он не хочет, чтобы его нашли. Разве что… – он взглянул на каменные кувшины. – Вот в них я бы точно заглянул.

– Зачем? – поразился Торин. – Подрасти разве что ещё хочешь, брат хоббит?

Фолко покачал головой.



– Что-то изменилось тут… – проговорил он, медленно и осторожно перенося пальцы с одной запечатанной глиной горловины на другую. – Опустело словно…

– Будто мы сами не видим! – фыркнул Маленький Гном, по-прежнему пребывавший в отвратительном настроении, несмотря на всегдашний свой оптимизм.

– Старый Энт сюда не вернётся…

– Фолко! Тебе что, наковальня на затылок свалилась? – Строри упёр руки в бока. – Ты-то откуда это знать можешь?

Фолко вздохнул, сел прямо на тёплую землю, подле каменного стола. Запрокинув голову, хоббит взглянул вверх, где смыкались беспечно-зелёные кроны и еле слышно переговаривалась листва.

– Когда мы шли сюда десять лет назад – место это было полно чародейства. Не такого, чтобы огненные смерчи или ураганы, нет. Древнего, тонкого, негромкого, словно тени духов под лунным светом. Тогда мне виделись холодные звёзды, они возвещали, что Старый Энт вот-вот пожалует. А теперь ничего этого и в помине нет. Лес был тогда настороже, нас пытался не пропустить, а теперь здесь пусто, тихо да сонно. Трава и деревья спят себе безмятежно, только хуорны на страже, ну так на то они и хуорны. Чародейство покинуло эти места, и воротится ли – кто знает? Древобороду тут разонравилось, он ушёл обратно в глубины Фангорна. Знать бы ещё, почему и отчего!

Перед его взором внезапно вновь закружились лепестки синего цветка, спасённые им от жадной земной пасти десять лет назад. Фолко не удивился вернувшемуся видению, скорее, его бы озадачило, не появись совсем ничего.

Неужели вновь возвращались древние силы, навсегда, казалось бы, покинувшие этот мир после падения Серых Гаваней и исхода эльфов?

Гномы озадаченно косились на друга, Эовин глядела на Фолко, разинув рот.

– Эк ты, брат хоббит, вновь заговорил-то, – Торин покачал головой. – Ровно мы опять за Олмером гонимся…

– Вы гнались за Олмером? – изумилась Эовин; Торин метнул на неё короткий взгляд, мигом заставив умолкнуть.

– То-то и оно, что опять, – буркнул Малыш. – Плетёте невесть что! Притащили меня в чащу, Древоборода не нашли, само собой – так и будет он нас тут дожидаться; а теперь снова видения да пророчества!.. Что, теперь так и будем тут стоять? – сварливо осведомился он, когда на его гневную тираду никто не ответил. – Бери мешки да айда отсюда!

– Древобород навек покинул этот край? А кувшины, значит, оставил? Да ещё и запечатал на совесть, – игнорируя Малыша, задумался Торин.

– А может, не бросил, но специально оставил? – предположил Фолко, пристально разглядывая каменный бок одного из сосудов. – Я вот этот, похоже, помню. Он мне из него питьё наливал…

– Не, точно, брат хоббит ещё подрасти хочет! – хохотнул Малыш. Ему было всё ясно, а следовательно, и скучно, он переминался с ноги на ногу, яростно теребя бороду.

– Не подрасти, – сумрачно возразил хоббит. Пальцы его по-прежнему ощупывали глиняные печати-пробки на горлышках кувшинов. – Думается, это не просто так тут забыто или брошено,

Страница 42

то оставлено для тех, кто поймёт зачем. – И он решительно наклонил один из сосудов.

В правой руке Фолко появился короткий ножик, удар – посыпалась глиняная крошка.

– Э, э, брат хоббит! – всполошился Торин. – По уму ль дело такое – без хозяина добро его ворошить? Да и питьё энтов – штука непростая, я без Фангорна его касаться б не решился.

Вместо ответа Фолко поднял руку с перстнем – даже сейчас, ярким летним днём видно было, как развернул алые крылья огненный мотылёк. Кольцо полыхало, казалось, языки пламени вот-вот вырвутся из тёмной каменной клетки и над поляной промчится дивная огненная птица.

– Это оставлено для тех, кто поймёт, – повторил хоббит.

Решительным движением наклонил кувшин – из горлышка полилась прозрачная жидкость прямо в подставленную широкую чашу. Поверхность напитка резко потемнела, и в чаше вдруг проявилась живая картина: ночь, звёзды над лесом, темный, уходящий к самому небу склон и высокая фигура Старого Энта, аккуратными и медленными движениями ставящая один за другим запечатанные кувшины на те места, где их обнаружили Фолко с гномами.

– Я знаю, настанет день, и ты придешь сюда, торопливый хоббит, непоседливый мой друг, – произнёс голос Фангорна чуть нараспев на всеобщем языке. – Я знаю, чего ты станешь алкать. Видения! Того, что поможет тебе взглянуть далеко за окоём сущего; поэтому оставляю здесь моё питьё, составленное специально для тебя. Мои слова запомнят вода и камни, трава и ветви. И, когда бы ты ни пришёл, дар эльфов поможет тебе меня услышать. Я предвижу: мир наш ещё ждут великие испытания, и судьба поведёт тебя в самое пламя.

Слова Старого Энта отзвучали; гномы застыли, во все глаза уставившись на каменную чашу, где медленно менялась магическая картина – словно птица, неспешно взмахивая крыльями, летела над бескрайними просторами Фангорнского леса, протянувшегося ныне далеко на восток.

Фолко молча поднёс чашу к губам, сделал глоток, передал её Торину.

– А мне? – пискнула Эовин.

– А тебе нечего, – буркнул хоббит, устремляя на девушку нарочито суровый взгляд. – Кто знает, ещё потравишься!.. Людского питья тут не оставлено.

– Так вы, мастер Холбутла, значит, ещё и колдовать умеете! – Эовин восхищённо взирала на Фолко, не обращая внимания на его насупленные брови.

– Будет чушь молоть! – прикрикнул хоббит. – Какое тут колдовство? Мы такое уже пили. А вот что с тобой случится, коль ты этого отведаешь, одни Валар знают! Так что сиди смирно.

Эовин потупилась, словно послушная девочка.

– Возблагодарим же владыку Фангорна за его доброту. – Торин сделал добрый глоток, передал чашу дальше, Малышу.

Ароматное и терпкое питьё напоминало хоббиту хорошо выдержанное вино; оно и походило, и не походило на то, что Фолко попробовал в первую встречу с Древобородом. Сладкое и горькое, кислое и солёное – всё вместе. Голова от него закружилась так, что у хоббита подкосились ноги. Малыш тоже пошатнулся, с трудом поставил чашу наземь, и в ней внезапно отразились неведомые глубины Фангорна и неспешно бредущая фигура пятнадцатифутового исполина. Старый Энт внезапно замер, поднял глаза вверх – и его взгляд встретился со взором хоббита.

– Хуум, хум, хуум-хум-хом! – раздалось из каменной чаши. – Я рад, что мой дар нашел тебя, хуум-хом! О чем ты хотел спросить меня? Торопись! Даже я скажу сейчас – торопись!

– Свет! Ты чувствуешь свет?! – выкрикнул Фолко. – Свет, хлынувший откуда-то с юга?

– Свет? Хуум-хом, да, да! Древний свет! Я помню – отблески его были в глазах правителя Тингола, прозывавшегося Серой Мантией! И той, что с ним – эльфы звали её Мелиан. В их глазах я помню этот свет, хоббит Фолко!

– В их глазах? Этот свет?

– Да, хоббит, да! Мне поневоле приходится спешить. Но знай, что свет – он тот же самый!

– Владыка Фангорн! Но… я должен спросить… не околдовали ли короля Эодрейда? Нет ли какой-то злой силы, наподобие Сарумана, опутавшего чарами великого Теодена?

Энт остановился, руки-ветви его скрестились, словно в раздумье.

– Хуум-хом, трудный вопрос, торопливый хоббит! Очень трудный! Я не отвечу на него сейчас, но буду слушать ветра и воду, они часто приносят вести из дальних краёв! Я ощутил пробудившуюся силу, но не знаю, успела ли она овладеть кем-то из смертных или бессмертных!




Конец ознакомительного фрагмента.



notes


Примечания





1


Имеется в виду река Адорн, приток Исены, что брала начало в Белых Горах. Треугольник между этими двумя реками исстари принадлежал Рохану, затем, после мятежа лорда Фреки, переходил из рук в руки. Согласно «вечному миру», Эодрейд передвигал западную границу Рохана на запад вдоль правого (южного) берега Исены, включая местность вокруг Адорна и «до линии излома», до излучины Исены, где та почти под прямым углом меняет направление течения с юго-западного на северо-западное. Продолжение этой «северо-западной» линии от излучины Исены до Белых Гор и стало новой границей Рохана.