Читать онлайн “Смерть на Ниле” «Агата Кристи»

  • 02.02
  • 0
  • 0
фото

Страница 1

Смерть на Ниле
Агата Кристи


Полковник Рейс #3Эркюль Пуаро #17
На роскошном пароходе «Карнак», плывущем по Нилу, убита молодая миллионерша, недавно вышедшая замуж и, как выяснилось, имевшая множество врагов среди пассажиров. Любой мог убить самоуверенную и нагловатую девушку, укравшую жениха у лучшей подруги. Но ни один из вероятных подозреваемых не совершал этого преступления… К счастью, на пароходе находится великий сыщик Эркюль Пуаро, который знает все общество, представленное в круизе, еще по Лондону, и в курсе возможных мотивов каждого из присутствующих. И, конечно, первое, о чем задумывается бельгиец, – это о «любовном треугольнике», состоявшем из убитой, ее свежеиспеченного мужа и очень темпераментной женщины, которую тот бросил ради миллионерши…

Этот роман является прямым продолжением «Убийства в “Восточном экспрессе”» – и практически ничем не уступает «детективу всех времен и народов».



«Нужно сразу читать дважды: первый раз наслаждаться, второй – следить за хитросплетениями».

The Times

«Одно из лучших дел Пуаро».

Sunday Times





Агата Кристи

Смерть на Ниле



Agatha Christie

DEATH ON THE NILE



Copyright © 1937 Agatha Christie Limited. All rights reserved.

AGATHA CHRISTIE, POIROT and the Agatha Christie Signature are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and/or elsewhere. All rights reserved.



© Харитонов В., перевод на русский язык, 2010

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015


* * *


Сибил Барнетт, которая не меньше меня любит путешествовать по всему свету.







Часть первая

Англия





Глава 1


Линит Риджуэй!

– Это она! – сказал мистер Барнэби, хозяин «Трех корон». И толкнул локтем соседа. Приоткрыв рты, оба выкатили буколические глаза. Перед почтовым отделением стал большой ярко-красный «Роллс-Ройс». Из него выпрыгнула девица – без шляпки и в простеньком (обманчиво простеньком) платьице; златовласая девица с властным лицом, с прелестной фигурой – словом, редкая птица тут, в Молтон-андер-Вуде.

Она быстрым, уверенным шагом прошла в здание почты.

– Она, – повторил мистер Барнэби и, понизив голос, трепетно продолжал: – У нее миллионы… Собирается потратить тысячи на усадьбу. Бассейны устроить, итальянские сады с бальным залом, полдома порушить и перестроить…

– Потекут в город денежки, – сказал его худой, болезненного вида приятель. Сказал завистливым, вредным тоном.

Мистер Барнэби согласился:

– Подфартило Молтон-андер-Вуду. Подфартило. – Мистер Барнэби ликовал. – От спячки наконец пробудимся, – добавил он.

– Не то что при сэре Джордже, – сказал второй.

– Да, тому, кроме лошадей, ничего не надо было, – снисходительно сказал мистер Барнэби. – Вот и дошел до ручки.

– Сколько он получил за усадьбу?

– Шестьдесят тысяч, я слышал, так-то.

Худой присвистнул.

– И говорят, еще шестьдесят, – продолжал радоваться мистер Барнэби, – она потратит на обустройство.

– Черт-те что, – сказал худой. – Откуда у нее эти деньжищи?

– Из Америки, я слышал. Мать была единственной дочкой у тамошнего миллионера. Прямо кино, правда?

Девица вышла из почты и села в автомобиль. Худой проводил взглядом отъехавшую машину.

– Неправильно это, – пробормотал он себе под нос, – чтобы она еще так выглядела. Это слишком – иметь деньги и такую внешность. Если девушке привалило богатство, то какое же она имеет право быть еще и красоткой? А она – красотка… Все при ней. Нечестно…




Глава 2


Отрывок из светской хроники во «Всякой всячине»: «Среди ужинавших в ресторане «У тетушки» мое внимание привлекла красавица Линит Риджуэй. С ней были достопочтенная Джоанна Саутвуд, лорд Уиндлизем и мистер Тоби Брайс. Общеизвестно, что мисс Риджуэй является единственной дочерью Мелиша Риджуэя, мужа Анны Хатс. От своего деда, Леопольда Хатса, она наследует огромное состояние. Сейчас прелестная Линит в центре внимания, и поговаривают, что в скором времени может быть объявлено о помолвке. Разумеется, лорд Уиндлизем казался весьма еpris[1 - Влюбленным (фр.).]»!




Глава 3


Достопочтенная Джоанна Саутвуд сказала:

– Дорогая, по-моему, все получится совершенно изумительно.

Она сидела в спальне Линит Риджуэй в Вуд-Холле. За окнами взгляд, миновав парк, уходил в поля с сизой каймой леса.

– Прелестно тут, правда? – сказала Линит.

Она стояла, опершись руками о подоконник. Лицо горело энергией, нетерпением. Рядом с ней высокая и тонкая двадцатисемилетняя Джоанна Саутвуд с продолговатым умным лицом и капризно выщипанными бровями смотрелась тускловато.

– Сколько же ты успела сделать! У тебя было много архитекторов или кого там еще?

– Трое.

– А какие они – архитекторы? Никогда с ними не сталкивалась.

– Славные люди. Иногда, правда, довольно непрактичные.

– Ну, это ты быстро поправишь. Ты очень практичный человек, дорогая. – Джоанна взяла с туалетного столика нитку жемчуга. – Это ведь настоящий жемчуг, да?

– Конечно.

– Для тебя – «ко

Страница 2

ечно», моя радость, но большинство людей сочтут его либо старательной подделкой, либо даже дешевкой из «Вулвортс»[2 - «Вулвортс» – универмаги американской компании «Ф.-У. Вулворт», имеющей филиалы в Англии.]. Совершенно неправдоподобный жемчуг, дорогая, изумительно подобран. Эта нитка должна стоить сказочно дорого.

– Ты находишь, она вульгарна?

– Отнюдь нет! В чистом виде красота. Сколько же это стоит?

– Около пятидесяти тысяч.

– Кругленькая сумма! Ты не боишься, что твой жемчуг украдут?

– Нет, я его всегда ношу, а кроме того, он застрахован.

– Слушай, дай поносить до обеда. Дай порадоваться жизни.

Линит рассмеялась:

– Носи, если хочешь.

– Как я тебе завидую, Линит! Тебе только птичьего молока не хватает. В двадцать лет ты сама себе хозяйка, денег не считаешь, красавица, на здоровье не жалуешься. И вдобавок умница! Когда тебе будет двадцать один?

– В июне. Я устрою в Лондоне грандиозный прием в честь совершеннолетия.

– Кстати, ты выходишь за Чарлза Уиндлизема? Пресловутая светская хроника спит и видит поженить вас. А как жутко он тебе предан!

Линит пожала плечами:

– Не знаю. Мне пока совсем не хочется замуж.

– И правильно, дорогая! От добра добра не ищут.

Пронзительно зазвонил телефон, Линит подошла.

– Да? Да?

Ответил голос дворецкого:

– Звонит мисс де Бельфор. Вас соединить с ней?

– Бельфор? Да, конечно, соединяйте.

В трубке щелкнуло, и напористо, сбиваясь с дыхания, заговорил мягкий голос:

– Алло, это мисс Риджуэй? Линит!

– Джеки, дорогая! Я не слышала тебя целую вечность!

– Я знаю. Ужас! Мне страшно нужно увидеть тебя, Линит.

– А что бы тебе не приехать сюда? У меня новая игрушка. Очень хочется показать тебе.

– Я как раз хочу приехать.

– Так садись скорее на поезд или в машину.

– Я так и сделаю. У меня двухместная развалина. Я купила ее за пятнадцать фунтов, и время от времени она прилично бегает. А иногда дурит. Если я не приеду к чаю, значит, она задурила. Пока, моя радость.

Линит положила трубку и вернулась к Джоанне.

– Это моя старинная подружка – Жаклин де Бельфор. Мы обе были воспитанницами в одном парижском монастыре. Ей жутко не повезло. Ее отец был французским графом, а мать – американкой из южных штатов. Отец ушел к другой женщине, мать потеряла все деньги в уолл-стритском[3 - Уолл-стрит – улица в Нью-Йорке, на которой расположены здания фондовой биржи и многих банков; символ финансовой олигархии США.] крахе. Джеки осталась буквально ни с чем. Не представляю, как она прожила эти два года.

Джоанна полировала кроваво-красные ногти подушечкой из набора своей подруги. Клоня набок откинутую голову, она придирчиво разглядывала достигнутый результат.

– Дорогая, – протянула она, – а это не будет тебе в тягость? Если у моих друзей случаются неприятности, я сразу порываю с ними. Пусть это звучит жестоко, зато потом никаких забот. Они все время норовят занять денег либо определяются в белошвейки, а ты носи их жуткие платья. Или еще: расписывают абажуры, тачают батиковые кашне.

– Потеряй я все свои деньги, ты завтра же порвешь со мной?

– Всенепременно, дорогая. И ты не назовешь меня лицемеркой. Я люблю только везучих людей. Ты еще убедишься, что я совсем не исключение – просто-напросто большинство боится в этом признаться. Они скажут, что стало невозможно переносить Мэри, Эмили или Памелу: невзгоды совсем ожесточили бедняжку, она теперь такая странная!

– Какая же ты противная, Джоанна!

– Просто я устраиваюсь в жизни – как все.

– Я, например, не устраиваюсь.

– Понятное дело! Тебе ли жаться, если каждый квартал симпатичные, средних лет американские опекуны выплачивают тебе роскошное содержание.

– А насчет Жаклин ты ошибаешься, – сказала Линит. – Она не попрошайка. Я хотела ей помочь – так она не дала. В ней гордости до черта.

– А что это она так спешит повидаться? Держу пари, ей что-нибудь нужно от тебя. Сама увидишь.

– Она в самом деле чем-то возбуждена, – признала Линит. – Джеки всегда страшно горячо все воспринимала. Однажды она пырнула одного перочинным ножом.

– Боже, какой страх!

– Мальчишка мучил собаку. Джеки пыталась остановить его. Тот не слушался. Она цеплялась за него, тормошила, но он был сильнее, и тогда она выхватила ножик и вонзила в него. Был кошмарный скандал.

– Я думаю! Дико представить себе такое.

В комнату вошла горничная Линит. Пробормотав извинения, она взяла из шкафа платье и вышла.

– Что случилось с Мари? – спросила Джоанна. – У нее глаза на мокром месте.

– Жалко ее. Ты помнишь, я говорила, она собирается замуж за человека, который работает в Египте? Она мало знала о нем, и я подумала: надо проверить, какой он человек. Выяснилось, что у него уже есть жена и трое детей в придачу.

– Сколько же врагов ты наживаешь себе, Линит!

– Врагов? – Линит удивилась.

Джоанна кивнула и взяла сигарету.

– Именно врагов, моя радость. Тебя на все хватает, и, что нужно, ты делаешь до ужаса правильно.

Линит рассмеялась:

– У меня нет ни единого врага в ц

Страница 3

лом мире!




Глава 4


Лорд Уиндлизем сидел под кедром. Приятные пропорции Вуд-Холла радовали глаз. Ничто не портило его старозаветную красоту – новейшие постройки и пристройки укрылись за домом. А перед глазами был красивый и мирный пейзаж, залитый осенним солнцем. Но не Вуд-Холл видел Чарлз Уиндлизем: перед его мысленным взором стояли куда более внушительный елизаветинский дворец, раскинувшийся парк, сумрачноватое окружение… То было его родовое гнездо, Чарлтонбери, с фигурой на переднем плане – златовласой, смотревшей смело и уверенно… Линит, хозяйка Чарлтонбери!

Он был преисполнен надежды. Тот ее отказ, строго говоря, не был отказом – скорее это была просьба об отсрочке. Ладно, он еще может подождать…

На редкость удачно все складывалось. Конечно, весьма желательно жениться на деньгах, хотя не до такой степени необходимо, чтобы поступаться при этом чувствами. А он вдобавок любит Линит. Он бы искал ее руки, будь она даже нищенкой, а не одной из богатейших невест в Англии. К счастью, она как раз из богатейших невест…

Он потешил себя планами на будущее. Может, подиректорствовать в Роксдейле, реставрировать западное крыло, не пускать больше шотландскую охоту[4 - Пешая охота с шотландскими борзыми (дирхаундами).] – нет надобности…

Чарлз Уиндлизем задремал на солнышке.




Глава 5


В четыре часа, хрустя гравием, подъехал видавший виды двухместный автомобиль-малютка. Из него выпрыгнуло хрупкое создание с копной темных волос. Девушка взбежала по ступенькам и позвонила в дверь.

Через несколько минут ее провели в просторную, строгую гостиную, и пасторского вида дворецкий печально возгласил:

– Мисс де Бельфор!

– Линит!

– Джеки!

Стоявший поодаль Уиндлизем благосклонно взирал на темпераментную крошку, заключившую Линит в свои объятия.

– Лорд Уиндлизем – мисс де Бельфор, моя ближайшая подруга.

«Милашка, – думал тот, – не красавица, но определенно привлекательная – эти темные кудри, огромные глаза». Промычав что-то из приличия, он предупредительно вышел, оставив подруг вдвоем.

Жаклин, как это водилось за ней, не преминула посудачить:

– Уиндлизем? Да ведь это его все газеты прочат тебе в мужья! А ты правда выходишь за него, Линит?

– Может быть, – обронила Линит.

– Дорогая, как я рада! Он такой милый.

– Не настраивайся, я еще ничего не решила.

– Разумеется! Королевам полагается быть осмотрительными в выборе супруга.

– Не смеши меня, Джеки.

– Но ты в самом деле королева, Линит, и всегда была королевой! Sa Majestе, la reine Linitte. Linitte la blonde![5 - Ее величество королева, Линит златокудрая! (фр.)] А я твоя наперсница. Особо приближенная фрейлина.

– Какую чушь ты несешь, Джеки! А где ты вообще пропадала? Как в воду канула, ни строчки не написала.

– Я терпеть не могу писать письма. Где пропадала? Пускала пузыри. Работа! Скучная работа, скучные товарки.

– Дорогая, я хочу, чтобы ты…

– Приняла королевское пособие?[6 - Ирония этого вопроса в том, что «королевское пособие» полагается матери, родившей троих и более близнецов.] Честно говоря, я за этим и приехала. Нет-нет, не за деньгами! До этого пока не дошло. Я приехала просить о важной-преважной услуге.

– Выкладывай.

– Если ты собираешься выходить за своего Уиндлизема, ты, может быть, поймешь меня.

Линит приняла озадаченный вид; потом лицо ее прояснилось.

– Ты хочешь сказать, что…

– Правильно, дорогая! Я помолвлена.

– Вот оно что! То-то, я смотрю, тебя как подменили. Ты всегда живчик, но сегодня – особенно.

– Такое у меня настроение.

– Расскажи про него.

– Его зовут Саймон Дойл. Он такой большой, плечистый и невероятно простой, совсем дитя малое, невозможная прелесть! Он бедный, совсем без денег. Но, по-вашему, он еще тот дворянин – из обедневших, правда, да еще младший сын, и все такое. Их корни в Девоншире. Он любит провинцию и все деревенское. А сам последние пять лет сидит в городе, в душной конторе. Сейчас там сокращение, он без работы. Линит, я умру, если не выйду за него замуж! Умру! Умру…

– Не говори глупостей, Джеки.

– Говорю тебе: умру! Я без ума от него. А он – от меня. Мы не можем друг без друга.

– Дорогая, ты просто не в себе.

– Я знаю. Страшно, правда? Когда тебя одолевает любовь, с ней уже не справиться.

Она смолкла. Ее широко раскрывшиеся темные глаза обрели трагическое выражение. Она передернула плечами.

– Иногда просто страшно делается! Мы с Саймоном созданы друг для друга. Мне никто больше не нужен. Ты должна помочь нам, Линит. Я узнала, что ты купила это поместье, и вот что подумала: ведь тебе понадобится управляющий – и, может, даже не один. Возьми на это место Саймона.

– Как? – поразилась Линит.

– Он собаку съел на этом деле, – зачастила Жаклин. – Все знает про поместья – сам вырос в таких условиях. Да еще специально учился. Ну, Линит, ну, из любви ко мне – дай ему работу, а? Если он не справится – уволишь. А он справится! Мы себе будем жить в какой-нибудь сторожке, я буду постоянно видеть тебя, а в твоем парке ста

Страница 4

ет просто божественно красиво. – Она встала. – Скажи, что ты его берешь, Линит. Красивая, золотая Линит! Бесценное мое сокровище! Скажи, что ты его берешь!

– Джеки…

– Берешь?..

Линит рассмеялась:

– Смешная ты, Джеки! Вези сюда своего кавалера, дай на него посмотреть – тогда все и обсудим.

Джеки набросилась на нее с поцелуями.

– Дорогая ты моя, ты настоящий друг! Я знала! Ты меня никогда не подведешь! Ты самая ненаглядная на свете. До свидания!

– Нет, ты останешься, Джеки.

– Нет, не останусь. Я возвращаюсь в Лондон, а завтра привезу Саймона, и мы все решим. Ты полюбишь его. Он душка.

– Неужели ты не можешь задержаться и выпить чаю?

– Не могу, Линит. У меня от всего голова идет кругом. Я должна вернуться и рассказать Саймону. Я сумасшедшая, знаю, но с этим ничего не поделаешь. Даст бог, замужество меня излечит. Оно вроде бы отрезвляюще действует на людей. – Она направилась к двери, но тут же кинулась напоследок обнять подругу. – Ты одна такая на всем свете, Линит.




Глава 6


Месье Гастон Блонден, владелец ресторанчика «У тетушки», отнюдь не баловал вниманием свою client?le[7 - Клиентуру (фр.).]. Напрасно могли ждать, что их заметят и выделят из остальных богач и красавица, знаменитость и аристократ. И уж совсем в исключительных случаях, являя особую милость, месье Блонден встречал гостя, провожал к придержанному столику и заводил уместный разговор.

Нынешним вечером месье Блонден почтил своим монаршим вниманием лишь троих – герцогиню, пэра-лошадника и комической внешности коротышку с длиннющими черными усами, который своим появлением «У тетушки», отметил бы поверхностный наблюдатель, едва ли делает одолжение ресторану.

А месье Блонден был сама любезность. Хотя последние полчаса посетителей заверили, что ни единого свободного столика не имеется, тут и столик таинственным образом объявился, причем в удобнейшем месте. И месье Блонден самолично, с подчеркнутой empressement[8 - Услужливостью (фр.).] провел к нему гостя.

– Само собой разумеется, месье Пуаро, для вас всегда найдется столик. Как бы мне хотелось, чтобы вы почаще оказывали нам эту честь.

Эркюль Пуаро улыбнулся, вспомнив давний инцидент с участием мертвого тела, официанта, самого месье Блондена и очень привлекательной дамы.

– Вы очень любезны, месье Блонден, – сказал он.

– Вы один, месье Пуаро?

– Да, один.

– Не беда, Жюль попотчует вас не обедом, а настоящей поэмой. Как ни очаровательны дамы, за ними есть один грешок: они отвлекают от еды! Вы получите удовольствие от обеда, месье Пуаро, я вам это обещаю. Итак, какое вино…

С подоспевшим Жюлем разговор принял специальный характер.

Еще задержавшись, месье Блонден спросил, понизив голос:

– Есть какие-нибудь серьезные дела?

Пуаро покачал головой.

– Увы, я теперь лентяй, – сказал он с грустью. – В свое время я сделал кое-какие сбережения, и мне по средствам вести праздную жизнь.

– Завидую вам.

– Что вы, завидовать мне неразумно. Уверяю вас, это только звучит хорошо: праздность. – Он вздохнул. – Правду говорят, что человек вынужден занимать себя работой, чтобы не думать.

Месье Блонден воздел руки:

– Но есть же масса другого! Есть путешествия!

– Да, есть путешествия. Я уже отдал им немалую дань. Этой зимой, вероятно, посещу Египет. Климат, говорят, восхитительный. Сбежать от туманов, пасмурного неба и однообразного бесконечного дождя.

– Египет… – вздохнул месье Блонден.

– Туда, по-моему, теперь можно добраться поездом, а не морем, если не считать паром через Ла-Манш.

– Море – вы плохо переносите его?

Эркюль Пуаро кивнул и чуть передернулся.

– Так же я, – сочувственно сказал месье Блонден. – Занятно, что это так действует на желудок.

– Но не на всякий желудок. Есть люди, на которых движение совершенно не оказывает действия. Оно им даже в удовольствие.

– Не поровну милость божья, – сказал месье Блонден. Он печально помотал головой и с этой греховной мыслью удалился.

Неслышные расторопные официанты накрывали столик. Сухарики «мелба», масло, ведерко со льдом – все, что полагается для первоклассного обеда.

Оглушительно и вразнобой грянул негритянский оркестр. Лондон танцевал.

Эркюль Пуаро поднял глаза, размещая впечатления в своей ясной, упорядоченной голове.

Сколько скучных усталых лиц! Хотя вон те крепыши веселятся напропалую… при том что на лицах их спутниц застыло одно стоическое терпение. Чему-то радуется толстая женщина в красном… Вообще у толстяков есть свои радости в жизни… смаковать, гурманствовать – кто позволит себе, следя за фигурой?

И молодежи порядочно пришло – безразличной, скучающей, тоскующей. Считать юность счастливой порой – какая чушь! – ведь юность более всего ранима.

Его взгляд размягченно остановился на одной паре. Прекрасно они смотрелись рядом – широкоплечий мужчина и стройная хрупкая девушка. В идеальном ритме счастья двигались их тела. Счастьем было то, что они здесь в этот час – и вместе.

Танец оборвался. После аплодисментов он возобновился, и еще раз орк

Страница 5

стр играл на «бис», и только потом та пара вернулась к своему столику недалеко от Пуаро. Раскрасневшаяся девушка смеялась. Она так села против своего спутника, что Пуаро мог хорошо разглядеть ее лицо.

Если бы только ее глаза смеялись! Пуаро с сомнением покачал головой.

«Что-то заботит малышку, – сказал он про себя. – Что-то не так. Да-да, не так».

Тут его слуха коснулось слово: Египет.

Он ясно слышал их голоса – девушки, молодой и свежий, напористый, с чуть смягченным иностранным «р», и приятный, негромкий голос хорошо воспитанного англичанина.

– Я знаю, что цыплят по осени считают, Саймон. Но говорю тебе: Линит не подведет.

– Зато я могу ее подвести.

– Чепуха, это прямо для тебя работа.

– Честно говоря, мне тоже так кажется… Насчет своей пригодности у меня нет сомнений. Тем более что я очень постараюсь – ради тебя.

Девушка тихо рассмеялась безоглядно счастливым смехом.

– Переждем три месяца, убедимся, что тебя не уволят, и…

– И я выделю тебе долю от нажитого добра[9 - Слегка измененная фраза из Книги общей молитвы – молитвенника и требника англиканской церкви.] – я правильно уловил мысль?

– И мы поедем в Египет в наш медовый месяц – вот что я хотела сказать. Плевать, что дорого! Я всю жизнь хочу поехать в Египет. Нил… пирамиды… пески…

Мужской голос прозвучал не очень отчетливо:

– Мы вдвоем увидим все это, Джеки… вдвоем. Будет дивно, да?

– Мне – да, а тебе? Интересно… ты правда этого хочешь так же сильно, как я?

Ее голос напрягся, глаза округлились – и чуть ли не страх был в них.

Ответ последовал быстрый и резковатый:

– Не глупи, Джеки.

– Интересно… – повторила девушка. И передернула плечами. – Пойдем потанцуем.

Эркюль Пуаро пробормотал под нос:

– «Un qui aime et un qui se laisse aimer»[10 - «Один любит, другой позволяет себя любить» (фр.).]. М-да, мне тоже интересно.




Глава 7


– А вдруг с ним чертовски трудно ладить? – сказала Джоанна Саутвуд.

Линит покачала головой:

– Не думаю. Я доверяю вкусу Жаклин.

На это Джоанна заметила:

– В любви люди всегда другие.

Линит нетерпеливо мотнула головой и переменила тему:

– Мне надо к мистеру Пирсу – насчет проекта.

– Насчет проекта?

– Насчет развалюх. Я хочу их снести, а людей переселить.

– Какая ты у нас тонкая и сознательная, душка.

– Эти дома все равно надо убирать. Они испортят вид на мой бассейн.

– А их обитатели согласятся выехать?

– Да многие за милую душу! А некоторые – такие зануды. Не могут уразуметь, как сказочно изменятся их условия жизни.

– Я знаю, ты не упустишь поучить их уму-разуму.

– Ради их же пользы, дорогая Джоанна.

– Конечно, дорогая, я все понимаю. Принудительное благо.

Линит нахмурилась. Джоанна рассмеялась:

– Не отпирайся, ведь ты – тиран. Если угодно, тиран-благодетель.

– Я ни капельки не тиран!

– Но ты любишь настоять на своем.

– Не очень.

– Погляди мне в глаза, Линит Риджуэй, и назови хоть один раз, когда тебе не удалось поступить по-своему.

– Я тебе назову тысячу раз.

– Вот-вот: «тысяча раз» – и ни одного конкретного примера. Ты не придумаешь его, сколько ни старайся. Триумфальный проезд Линит Риджуэй в золотом авто.

– Ты считаешь, я эгоистка? – резко бросила Линит.

– Нет, ты победительница – только и всего. Благодаря союзу денег и обаяния. Все повергается перед тобой. Чего не купят деньги – доставит улыбка. Вот это и означает: Линит Риджуэй – Девушка, у Которой Все Есть.

– Не смеши меня, Джоанна.

– Разве не правда, что у тебя все есть?

– Пожалуй, правда… Дикость какая-то!

– Еще бы не дикость! Ты, наверное, иногда сатанеешь от скуки и blasе[11 - Пресыщенности (фр.).]. А пока верши свой триумфальный проезд в золотом авто. Но хотелось бы мне знать – даже очень! – что будет, когда ты выедешь на улицу, а там знак: «Проезда нет».

– Не городи чушь, Джоанна. – Обернувшись к вошедшему лорду Уиндлизему, Линит сказала: – Джоанна говорит обо мне страшные гадости.

– Из вредности, дорогая, исключительно из вредности, – рассеянно отозвалась та, поднимаясь с кресла.

Она ушла, не придумав повода. В глазах Уиндлизема она отметила огонек.

Минуту-другую тот молчал. Потом прямо перешел к делу:

– Вы пришли к какому-нибудь решению, Линит?

Она медленно выговорила:

– Неужели придется быть жестокой? Ведь если я не уверена, мне нужно сказать: нет…

Он остановил ее:

– Не говорите! Время терпит – у вас сколько угодно времени. Только мне кажется, мы будем счастливы вместе.

– Понимаете, – виновато, с детской интонацией сказала Линит, – мне сейчас так хорошо – да еще все это в придачу. – Она повела рукой. – Мне хотелось сделать из Вуд-Холла идеальный загородный дом, и, по-моему, получилось славно, вам не кажется?

– Здесь прекрасно. Прекрасная планировка. Все безукоризненно. Вы умница, Линит. – Он помолчал минуту и продолжал: – А Чарлтонбери – ведь он вам нравится? Конечно, требуется кое-что подновить, но у вас все так замечательно выходит. Вам это доставит удовольствие.

– Ну кон

Страница 6

чно, Чарлтонбери – это чудо.

Она охотно поддакнула ему, но на сердце лег холодок. Какая-то посторонняя нота внесла диссонанс в ее полное приятие жизни. Тогда она не стала углубляться в это чувство, но позже, когда Уиндлизем ушел в дом, решила покопаться в себе.

Вот оно: Чарлтонбери – ей было неприятно, что о нем зашла речь. Но почему? Весьма знаменитое место. Предки Уиндлизема владели поместьем со времен Елизаветы[12 - Елизавета (1533–1603) – английская королева с 1558 г., из династии Тюдоров.]. Быть хозяйкой Чарлтонбери – высокая честь. Уиндлизем был из самых желанных партий в Англии.

Понятно, он не может всерьез воспринимать Вуд… Даже сравнивать смешно с Чарлтонбери.

Зато Вуд – это только ее! Она увидела поместье, купила его, перестроила и все переделала, вложила пропасть денег. Это ее собственность, ее королевство.

И оно утратит всякий смысл, выйди она замуж за Уиндлизема. Что им делать с двумя загородными домами? И естественно, отказаться придется от Вуд-Холла.

И от себя самой придется отказаться. Линит Риджуэй станет графиней Уиндлизем, осчастливив своим приданым Чарлтонбери и его хозяина. Она будет королевской супругой, но уже никак не королевой.

«Я делаюсь смешной», – подумала она.

Но странно, что ей так ненавистна мысль лишиться Вуда…

И еще не давали покоя слова, что Джеки выговорила странным, зыбким голосом: «Я умру, если не выйду за него замуж. Просто умру…»

Какая решимость, сколько убежденности. А сама она, Линит, чувствовала что-нибудь похожее к Уиндлизему? Ни в малой степени. Возможно, она вообще ни к кому не могла испытывать таких чувств. А должно быть, это замечательно по-своему – переживать такие чувства…

В открытое окно донесся звук автомобиля.

Линит нетерпеливо передернула плечами. Скорее всего, это Джеки со своим молодым человеком. Надо выйти и встретить их.

Она стояла на пороге, когда Жаклин и Саймон Дойл выходили из машины.

– Линит! – Джеки подбежала к ней. – Это Саймон. Саймон, это Линит. Самый замечательный человек на свете.

Линит увидела высокого, широкоплечего молодого человека с темно-синими глазами, кудрявой каштановой головой, с прямоугольным подбородком и обезоруживающе мальчишеской улыбкой.

Она протянула ему руку. Его пожатие было крепким и теплым. Ей понравился его взгляд, в нем светилось наивное, искреннее восхищение.

Джеки сказала, что она замечательная, и он истово поверил в это.

Все ее тело охватила сладкая истома.

– Правда, здесь прелестно? – сказала она. – Входите, Саймон, я хочу достойно принять своего нового управляющего.

Ведя их за собой в дом, она думала: «Мне ужасно, ужасно хорошо. Мне нравится молодой человек Джеки… Страшно нравится».

И еще уколола мысль: «Повезло Джеки…»




Глава 8


Тим Аллертон откинулся в плетеном кресле и, взглянув в сторону моря, зевнул. Потом бросил вороватый взгляд на мать.

Седовласая пятидесятилетняя миссис Аллертон была красивой женщиной. Всякий раз, когда она смотрела на сына, она сурово сжимала губы, чтобы скрыть горячую привязанность к нему. Даже совершенно посторонние люди редко попадались на эту уловку, а уж сам Тим отлично знал ей цену.

Сейчас он сказал:

– Мам, тебе правда нравится Майорка?[13 - Майорка – остров в Средиземном море, славится климатическими курортами. Территория Испании.]

– М-м, – задумалась миссис Аллертон. – Тут дешево.

– И холодно, – сказал Тим, зябко передернув плечами.

Это был высокий, худощавый молодой человек, темноволосый, с узкой грудью. У него очень приятная линия рта, грустные глаза и безвольный подбородок. Тонкие изящные руки.

Он никогда-то не был крепкого сложения, а несколько лет назад вдруг подкралась чахотка. Молва утверждала, что «он пишет», однако друзья знали, что интерес к его литературным делам не поощряется.

– Ты о чем думаешь, Тим?

Миссис Аллертон была начеку. Ее карие глаза смотрели на него подозрительно.

Тим Аллертон ухмыльнулся:

– Я думаю о Египте.

– О Египте? – В ее голосе прозвучало недоверие.

– Там по-настоящему тепло, дорогая. Сонные золотые пески. Нил. Мне всегда хотелось подняться по Нилу. А тебе?

– Еще как хотелось. – Голос ее стал сухим. – Но Египет – это дорого, мой милый. Он не для тех, кто считает каждый пенни.

Тим рассмеялся. Он встал с кресла, потянулся. Он как-то сразу поживел, ободрился. И голос у него окреп.

– Расходы я беру на себя. Да-да, дорогая! На бирже маленький переполох. Результат в высшей степени благоприятен. Я узнал сегодня утром.

– Сегодня утром? – резко переспросила миссис Аллертон. – Ты получил только одно письмо, причем от…

Закусив губу, она смолкла.

Тим с минуту гадал, сердиться ему или обернуть все в шутку. Победило хорошее настроение.

– Причем от Джоанны, – холодно договорил он. – Твоя правда, матушка. Тебе бы королевой сыщиков быть! Пресловутому Эркюлю Пуаро пришлось бы побороться с тобой за пальму первенства.

Миссис Аллертон казалась раздосадованной.

– Просто-напросто я увидела конверт…

– И поняла по почерку, что письм

Страница 7

не от маклера. О чем я и толкую. Вообще-то биржевые новости я узнал вчера. А почерк у Джоанны действительно приметный – пишет как курица лапой.

– Что пишет Джоанна? Что новенького?

Миссис Аллертон постаралась, чтобы голос ее прозвучал безразлично и обыденно. Ее раздражала дружба сына с троюродной сестрой Джоанной Саутвуд. Не то чтобы, как она это формулировала «там что-то есть»: там, она была уверена, ничего не было. Никаких теплых чувств к Джоанне Тим не выказывал – как и она к нему. Их взаимная приязнь основывалась на любви к сплетням и множестве общих друзей и знакомых. Им обоим были интересны люди – и было интересно посудачить о них. У Джоанны был язвительный, если не сказать злой язык.

И не то чтобы миссис Аллертон боялась, что Тим может влюбиться в Джоанну, когда невольно напрягалась в ее присутствии или, как сейчас, получая от нее вести.

Тут было другое, и не сразу скажешь что – может, неосознанная ревность при виде удовольствия, которое Тим испытывал в обществе Джоанны. Увлечение сына другой женщиной всегда отчасти поражало миссис Аллертон: ведь они с сыном идеальные собеседники. И еще: когда такое случалось, она чувствовала как бы стену, вставшую между ней и молодыми людьми. Она не раз заставала их бойко беседующими, и когда они со всем старанием, но и как бы по обязанности втягивали ее в разговор, тот сразу увядал. Спору нет, миссис Аллертон не любила Джоанну Саутвуд. Она считала ее лицемерной и пустой, и бывало очень трудно сдержаться и не выразить свое отношение к ней.

В ответ на ее вопрос Тим вытянул из кармана письмо и пробежал его глазами. «Вон сколько понаписала», – отметила его мать.

– Новостей немного, – сказал он. – Девениши разводятся. Старину Монти сцапали за вождение в пьяном виде. Уиндлизем уехал в Канаду. Похоже, он не может опомниться, после того как Линит Риджуэй отказала ему. Она выходит за своего управляющего.

– Каков сюрприз! Он совершенный монстр?

– Отнюдь нет. Он из девонширских Дойлов. Бедняк, разумеется, притом он был обручен с лучшей подругой Линит. Крепко, крепко.

– Полное неприличие, – вспыхнув, сказала миссис Аллертон.

Тим послал в ее сторону любящий взгляд.

– Понимаю тебя, дорогая. Ты не одобряешь похищения чужих мужей и вообще мошенничества.

– Мы в молодости имели принципы, – сказала миссис Аллертон. – И слава богу! А нынешняя молодежь полагает, что может творить все, что заблагорассудится.

Тим улыбнулся:

– Она не только полагает – она творит все это. Vide[14 - Смотри (лат.).] Линит Риджуэй.

– Так это ужас какой-то!

Тим подмигнул ей:

– Выше голову, пережиток прошлого! Может, я твой союзник. Во всяком случае, я пока что не умыкал чужих жен или невест.

– И впредь, уверена, не сделаешь этого, – сказала миссис Аллертон. – Я воспитывала тебя приличным человеком, – добавила она с чувством.

– Так что заслуга в этом твоя, и я тут ни при чем.

Ехидно улыбнувшись, он сложил письмо и вернул его в карман. Миссис Аллертон не удержалась от мысли: «Почти все письма он мне показывает. А когда от Джоанны – только зачитывает куски».

Однако она прогнала эту недостойную мысль и привычно решила явить широту души.

– Не скучает Джоанна? – спросила она.

– Когда как. Пишет, что хочет открыть магазин в Мэйфере[15 - Мэйфер – фешенебельный район Лондона с дорогими магазинами и гостиницами.].

– Она всегда жалуется на жизнь, – с легкой неприязнью сказала миссис Аллертон, – а между тем ходит по гостям, и гардероб должен ей стоить целое состояние. Она прекрасно одевается.

– Так она, скорее всего, не платит за это, – сказал Тим. – Нет-нет, мам, я имею в виду совсем не то, что тебе подсказывает твое эдвардианское мировоззрение[16 - Отличительной чертой его была чопорность. Относится ко времени правления Эдуарда VII (1901–1910), когда нравы оставались еще «викторианскими».]. Просто она не оплачивает счета, только и всего.

Миссис Аллертон вздохнула:

– Не представляю, как людям удается это делать.

– Это в некотором роде особый талант, – сказал Тим. – Если иметь достаточно экстравагантные вкусы при полном непонимании, чего стоят деньги, – тебе откроют какой угодно кредит.

– Пусть, но в конечном счете тебя отправят в суд – за неплатежеспособность, как сэра Джорджа Вуда, беднягу.

– У тебя какая-то слабость к этому конскому барышнику – уж не оттого ли, что в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, увидев тебя на балу, он назвал тебя розанчиком?

– В тысяча восемьсот семьдесят девятом я еще не родилась! – с чувством возразила миссис Аллертон. – У сэра Джорджа обворожительные манеры, и не смей звать его барышником.

– Я слышал занятные истории про него от знающих людей.

– Тебе и Джоанне все равно, что пересказывать о людях, – чем гаже, тем лучше.

Тим поднял брови:

– Дорогая, возьми себя в руки. Вот уж не представлял, что старина Вуд у тебя в таком фаворе.

– Ты даже не можешь вообразить, чего ему стоило продать Вуд-Холл. Он страшно дорожил поместьем.

Можно было возразить, но Тим сдержался. Кто он такой,

Страница 8

 конце концов, чтобы судить других? И он раздумчиво ответил:

– Насчет этого ты, пожалуй, права. Линит звала его приехать и посмотреть, как она устроилась, – так он наотрез отказался.

– Еще бы! Надо было все-таки подумать, прежде чем звать его.

– Он, по-моему, затаил злобу на нее – всегда что-то бурчит под нос, когда завидит ее. Не может простить, что за источенное червями родовое гнездо она выложила немыслимые деньги.

– Ты и этого не можешь понять? – бросила ему миссис Аллертон.

– Честно говоря, – невозмутимо ответил Тим, – не могу. Зачем жить прошлым? Липнуть к тому, что было, да сплыло?

– А что ты предложишь взамен?

Он пожал плечами:

– Что-нибудь живое. Новое. Ведь какая редкость – не знать, что принесет завтрашний день. Что хорошего наследовать бросовый клочок земли? Гораздо приятнее зарабатывать на свой страх и риск.

– Например, успешно провернуть дельце на бирже.

Он рассмеялся:

– Почему бы и нет?

– А если так же успешно прогореть на бирже?

– Довольно бестактное замечание, дорогая, и уж совсем некстати сегодня… Как же насчет Египта?

– Ну, если…

Он с улыбкой прервал ее:

– Решено. Мы же всегда хотели побывать в Египте.

– Когда ты предлагаешь ехать?

– Да прямо в будущем месяце. Январь там – чуть ли не лучшее время. А пока несколько недель еще потерпим замечательных обитателей нашего отеля.

– Тим, – с упреком сказала миссис Аллертон и виновато добавила: – Я почти обещала миссис Лич, что ты сходишь с ней в полицейский участок. Она совсем не понимает по-испански.

Тим скорчил гримасу:

– Я обзавелся личной пиявкой. Это по поводу кольца? С кроваво-красным рубином? Она продолжает думать, что его украли? Если хочешь, я схожу, только это пустая трата времени. Она еще навлечет неприятности на какую-нибудь горничную. Я отлично помню, как она заходила в море и кольцо было у нее на руке. Она просто обронила его в воде – и не заметила.

– А она уверена, что сняла и оставила на туалетном столике.

– Она ошибается. Я видел его собственными глазами. Надо быть полной дурой, чтобы в декабре лезть в воду только потому, что ярко светит солнышко. Толстухам вообще надо запретить купание, в купальниках они отвратно выглядят.

– Придется, видимо, и мне отказаться от купаний, – пробормотала миссис Аллертон.

Тим расхохотался:

– Это тебе-то? Да ты любую девицу обставишь.

Вздохнув, миссис Аллертон сказала:

– Тебе бы хорошо тут иметь молодую компанию.

Тим Аллертон решительно замотал головой:

– Ни в коем случае. Мы вполне хорошая компания вдвоем.

– Тебе не хватает Джоанны.

– Ничуть. – Странно, насколько категорично прозвучал его голос. – Ты глубоко заблуждаешься. Джоанна забавляет меня, но теплых чувств я к ней не питаю. Слава богу, что ее тут нет. Исчезни она из моей жизни, я и не замечу. – И совсем тихо добавил: – На всем свете есть только одна женщина, перед которой я преклоняюсь, и, по-моему, миссис Аллертон, ты отлично знаешь, о ком идет речь.

Его мать совсем смешалась и покраснела.

– Не так уж много прекрасных женщин, – глубокомысленно заключил Тим, – и ты одна из них.




Глава 9


В квартире, смотревшей окнами в нью-йоркский Центральный парк, миссис Робсон воскликнула:

– Ну не чудесно ли, скажите! Ты просто счастливица, Корнелия.

В ответ Корнелия Робсон залилась краской. Крупная, угловатая девушка с карими, преданно глядящими глазами.

– Сказочно, – выдохнула она.

Одобряя правильное поведение бедных родственников, престарелая мисс Ван Шуйлер удовлетворенно кивнула.

– Я мечтала побывать в Европе, – вздохнула Корнелия, – но мне казалось, что это никогда не сбудется.

– Разумеется, я, как обычно, беру с собой мисс Бауэрз, – сказала мисс Ван Шуйлер, – но в качестве компаньонки она не годится, совсем не годится. Корнелия поможет мне разбираться со всякими мелочами.

– С огромной радостью, кузина Мари, – с готовностью отозвалась Корнелия.

– Отлично, значит, договорились, – сказала мисс Ван Шуйлер. – А теперь поищи мисс Бауэрз, дорогая. Мне пора пить эггног.

Корнелия вышла. Ее мать сказала:

– Моя дорогая Мари, я бесконечно тебе благодарна! Мне кажется, Корнелия ужасно страдает, что она такая несветская. Чувствует себя как бы ущербной. Мне бы ее повозить, показать мир, но ты знаешь наши дела после смерти Неда.

– Я очень рада, что беру ее, – сказала мисс Ван Шуйлер. – Корнелия – девушка расторопная, поручения исполняет охотно и не эгоистка, как нынешняя молодежь.

Миссис Робсон поднялась и поцеловала богатую родственницу в морщинистую восковую щеку.

– Вечно буду тебе благодарна, – с чувством сказала она.

На лестнице ей встретилась высокая, ответственного вида женщина со стаканом желтого пенистого напитка.

– Итак, мисс Бауэрз, едете в Европу?

– Выходит, что да, миссис Робсон.

– Прекрасное путешествие!

– Да, похоже, приятная будет поездка.

– Вы ведь были прежде за границей?

– О да, миссис Робсон. Прошлой осенью я ездила с мисс Ван Шуйлер в Париж.

– Надеюсь, – с запинкой выгово

Страница 9

ила миссис Робсон, – никаких неприятностей не случится.

Она договорила, понизив голос; мисс Бауэрз, напротив, ответила обычным голосом:

– Нет-нет, миссис Робсон, за этим прослежу. Я всегда начеку.

Однако облачко, набежавшее на лицо миссис Робсон, так и оставалось на нем, пока она спускалась по лестнице.




Глава 10


У себя в конторе в центре города мистер Эндрю Пеннингтон разбирал личную корреспонденцию. Вдруг его сжавшийся кулак с грохотом обрушился на стол; лицо налилось кровью, на лбу набухли жилы. Он надавил кнопку звонка, и с похвальной быстротой явилась элегантная секретарша.

– Скажите мистеру Рокфорду, чтобы пришел.

– Слушаюсь, мистер Пеннингтон.

Через несколько минут в комнату вошел его компаньон, Стерндейл Рокфорд. Компаньоны были одной породы: оба высокие, плотные, седоголовые и чисто выбритые.

– В чем дело, Пеннингтон?

Пеннингтон поднял глаза от письма.

– Линит вышла замуж, – сказал он.

– Что?!

– То, что слышишь: Линит Риджуэй вышла замуж.

– Каким образом? Когда? Почему мы не знали?

Пеннингтон взглянул на настольный календарь.

– Когда она писала письмо, она не была замужем. Но теперь она замужем. С четвертого числа. А это – сегодня.

Рокфорд присвистнул и упал в кресло.

– Не предупредив? Так сразу? Кто он хоть такой?

Пеннингтон заглянул в письмо:

– Дойл. Саймон Дойл.

– Что он собой представляет? Ты когда-нибудь слышал о нем?

– Никогда. И она не особо пишет. – Он пробежал страницу, исписанную четким, прямым почерком. – Сдается мне, тут нечисто… Только это уже неважно. Главное, она замужем.

Они обменялись взглядами. Рокфорд кивнул.

– Надо кое-что обдумать, – ровным голосом сказал он.

– Что мы собираемся предпринять?

– Об этом я тебя и спрашиваю.

Помолчали. Потом Рокфорд спросил:

– Не придумал?

Пеннингтон врастяжку сказал:

– Сегодня отплывает «Нормандия». Ты или я можем успеть.

– С ума сошел? Что ты задумал?

– Эти британские стряпчие… – начал Пеннингтон и осекся.

– Бог с ними! Неужели ты поедешь разбираться? Безумец.

– Я вовсе не думаю, чтобы кому-то из нас ехать в Англию.

– А что ты задумал?

Пеннингтон разгладил письмо рукой.

– На медовый месяц Линит едет в Египет. Думает пробыть там месяц, если не больше.

– Хм… Египет?.. – Рокфорд задумался. Потом поднял глаза на собеседника. – Так у тебя Египет на уме? – сказал он.

– Вот-вот: случайная встреча. Где-нибудь в пути. Молодожены… витают в эмпиреях. Дело может выгореть.

Рокфорд усомнился:

– Она смекалистая, Линит, хотя…

– Я думаю, – мягко продолжал Пеннингтон, – можно будет справиться – так или иначе.

Они снова обменялись взглядами. Рокфорд кивнул:

– Быть по сему, старина.

Пеннингтон взглянул на часы:

– Тогда кому-то из нас надо пошевеливаться.

– Тебе, – откликнулся Рокфорд. – Ты ее любимчик. «Дядя Эндрю». Чего лучше?

Пеннингтон посуровел лицом.

– Надеюсь, – сказал он, – что-нибудь получится.

– Должно получиться, – сказал компаньон. – Положение критическое…




Глава 11


Вопросительно смотревшему долговязому юноше, открывшему дверь, Уильям Кармайкл сказал:

– Будьте любезны, пришлите ко мне мистера Джима.

Так же вопросительно взглянул на дядю и вошедший потом в комнату Джим Фанторп. Старший, кивнув, крякнул и поднял на него глаза:

– Явился.

– Звали?

– Взгляни-ка.

Молодой человек сел и взял протянутые ему бумаги. Старший не отрываясь смотрел на него.

– Что скажешь?

Ответ последовал незамедлительно:

– Подозрительная история, сэр.

И опять старший компаньон фирмы «Кармайкл, Грант и Кармайкл» характерным образом крякнул.

А Джим Фанторп перечел письмо, пришедшее авиапочтой из Египта.

«…Большой грех – писать в такой день деловые письма. Мы жили неделю в «Мена-Хаус», ездили в Эль-Файюм[17 - Эль-Файюм – крупный город на севере Египта, неподалеку от которого находится древний город Кракадилополис, активно посещаемый иностранными туристами.]. Послезавтра мы собираемся пароходом подняться по Нилу до Луксора[18 - Луксор – город в Египте, на территории древних Фив, в среднем течении реки Нил; основная достопримечательность – храм богов Амона Ра, Мут, Хонсу (XVI–XV вв. до н. э.), соединенный аллеей сфинксов с комплексом древнеегипетских храмов Карнак, названных по одноименному арабскому селению.] и Асуана[19 - Асуан – крупный город на юге Египта, порт на реке Нил, климатический курорт.], а может, и до Хартума[20 - Хартум – столица Судана, расположен у слияния в Нил рек Белый Нил и Голубой Нил.]. Когда мы сегодня утром зашли в Бюро Кука[21 - Бюро Кука – туристическое агентство, имеющее отделения во многих странах.] насчет билетов, кого, Вы думаете, мы там увидели? Моего американского опекуна, Эндрю Пеннингтона! Мне кажется, Вы его видели два года назад, когда он приезжал в Англию. Я не знала, что он в Египте, и он не знал, что я тут! Еще он не знал, что я замужем! Должно быть, он разминулся с моим письмом, где я писала ему о своем замужестве. Оказывается, он отправляется в т

Страница 10

 же самое плавание по Нилу, что и мы. Бывают же такие совпадения! Большое спасибо за то, что при Вашей загруженности Вы находите время и для меня. Я…»

Молодой человек перевернул страницу, но тут мистер Кармайкл забрал письмо.

– Достаточно, – сказал он. – Остальное не суть важно. Что ты думаешь обо всем этом?

Племянник минуту подумал и сказал:

– Не совпадение это, я думаю…

Собеседник согласно кивнул.

– Хочешь в Египет? – вдруг гаркнул он.

– Вы полагаете, есть смысл?

– Я полагаю, что нам нельзя зевать.

– Но почему – я?

– Пошевели мозгами, сынок. Линит Риджуэй тебя никогда не видела, как и Пеннингтон. Самолетом ты еще можешь застать их.

– М-м… мне это не нравится, сэр. Что я должен делать?

– Смотреть глазами. Слушать ушами. Шевелить мозгами, если они у тебя есть. И если нужно – действовать.

– М-м… мне это не нравится.

– Допускаю, но делать нечего.

– Это действительно необходимо?

– Это крайне необходимо, – сказал мистер Кармайкл, – так мне представляется.




Глава 12


Поправляя туземную тряпку, в виде тюрбана обернутую вокруг головы, миссис Оттерборн капризно сказала:

– Я все-таки не понимаю, почему нам не поехать в Египет. Мне осточертел Иерусалим.

Не получив от дочери ответа, она добавила:

– Отвечай все-таки, когда к тебе обращаются.

Розали Оттерборн смотрела на фотографию в газете, под которой было напечатано:

«Миссис Саймон Дойл, до замужества известная светская красавица Линит Риджуэй. Мистер и миссис Дойл сейчас отдыхают в Египте».

– Тебе хочется в Египет, мама? – сказала Розали.

– Да, хочется, – отрезала миссис Оттерборн. – Я считаю, с нами обращаются по-хамски. Для них реклама, что я тут остановилась, и мне полагаются определенные уступки. Но стоило мне об этом заикнуться, как они повели себя совершенно наглым образом. Я им напрямую высказала все, что думаю о них.

Девушка вздохнула.

– Да все равно на что смотреть, – сказала она. – Давай не откладывая уедем.

– А сегодня утром, – продолжала миссис Оттерборн, – управляющий имел наглость сказать мне, что комнаты заказываются заранее и, например, наши потребуются ему через два дня.

– Значит, все равно надо куда-то уезжать.

– Отнюдь нет. Я еще поборюсь за свои права.

– Вполне можно поехать и в Египет. Какая разница.

– Безусловно, это не вопрос жизни и смерти, – согласилась с ней миссис Оттерборн.

Тут она сильно ошибалась: это был именно вопрос жизни и смерти.




Часть вторая

Египет





Глава 1


– Это Эркюль Пуаро, детектив, – сказала миссис Аллертон.

Они сидели с сыном в ярко-красных плетеных креслах перед отелем «У водоската» в Асуане. Две удаляющиеся фигуры привлекли их внимание: невысокий мужчина в белом чесучовом[22 - Чесуча – плотная шелковая ткань.] костюме и долговязая девица.

С несвойственной для него живостью Тим Аллертон выпрямился в кресле.

– Этот смешной коротышка? – недоверчиво спросил он.

– Да, этот смешной коротышка.

– А что он тут делает, интересно знать? – спросил Тим.

Мать рассмеялась:

– Смотри, как ты возбудился! Почему мужчин так влечет к себе преступление? Я ненавижу детективные романы и никогда не беру их в руки. Я не думаю, что месье Пуаро находится тут с какой-то тайной целью. Он составил себе немалое состояние и теперь просто живет в свое удовольствие, я полагаю.

– Во всяком случае, он высмотрел тут самую привлекательную девушку.

Чуть склонив голову набок, миссис Аллертон задумчиво провожала взглядом удалявшихся Пуаро и его спутницу.

Та была дюйма на три повыше его. Она хорошо держится – не скованно и не горбясь.

– Она таки весьма привлекательна, – сказала миссис Аллертон.

Она искоса глянула на Тима. Даже смешно, как он сразу клюнул.

– Не то слово. Жаль только, вид у нее злой и надутый.

– Может, это напускное.

– Да нет, она стервоза. Хотя и привлекательная.

Между тем героиня их беседы плелась рядом с Пуаро, крутя нераскрытый зонтик, и имела на лице то самое выражение, что отметил Тим: надутое и злое. Брови нахмурены, опущены углы ярко-алых губ.

Выйдя из ворот, они повернули налево и углубились под сень прохладного парка.

Лицо Эркюля Пуаро излучало добродушие, неспешно журчала его речь. Белый, отлично выглаженный чесучовый костюм, панама, в руке богато изукрашенная мухобойка с набалдашником из искусственного янтаря.

– Я очарован, – говорил он. – Черные скалы Слонового острова[23 - Слоновый остров – на Ниле напротив Асуана.], солнце, челны на реке. Нет, жить – это хорошо. – Помолчав, он добавил: – Вы не находите, мадемуазель?

– Почему же нет? – кратко ответила Розали Оттерборн. – Только уныло здесь, в Асуане. Отель наполовину пуст, а те, кто есть, столетние…

Она оборвала себя, прикусив губу.

В его глазах зажглись огоньки.

– Совершенная правда, я сам одной ногой в могиле.

– Я… не вас имела в виду, – сказала девушка. – Извините. Некрасиво получилось.

– Ничего страшного. Это нормально, что вам нужны ровесники для компании. Постойте, по крайней м

Страница 11

ре один молодой человек имеется.

– Это тот, что ни на шаг не отходит от своей матери? Она мне нравится, а он, по-моему, ужасный – такой самодовольный!

Пуаро улыбнулся:

– А я – самодовольный?

– Нет, я бы не сказала.

Ясно, ей это безразлично, но Пуаро не стал обижаться, а со спокойным удовлетворением заметил:

– Мой лучший друг говорит, что я очень самодоволен.

– Может быть, – рассеянно сказала Розали, – чем-то, наверное, вы можете быть довольны. Меня, к сожалению, совсем не интересуют преступления.

На это Пуаро с серьезным видом ответил:

– Рад узнать, что вам нет нужды скрывать что бы то ни было.

На секунду ее лицо оживилось, когда она вопросительно стрельнула в его сторону глазами. Словно не заметив этого, Пуаро продолжал:

– А что, ваша матушка не выходила к ленчу? Не потому, что нездоровится, надеюсь?

– Не нравится ей тут, – коротко ответила Розали. – Я не дождусь, когда мы уедем.

– Мы ведь вместе плывем, не так ли? Вместе поднимемся до Вади-Хальфа и Второго порога?[24 - Вади-Хальф – город на севере современного Судана в низовьях Второго порога – одного из шести порогов на Ниле.]

– Да.

Из тенистого парка они вышли на пыльное полотно прибрежной дороги. Их тут же облепили глазастые продавцы бус, почтовых открыток, гипсовых скарабеев, пара мальчишек с осликами и ватага просто назойливых юных бездельников.

– Хотите бусы, сэр? Очень хорошие, сэр. Очень дешево…

– Хотите скарабея, леди? Смотрите: великая царица приносит счастье…

– Смотрите, сэр: настоящий лазурит[25 - Лазурит – ценный поделочный минерал синего (кобальт) цвета.]. Очень хороший, очень дешево…

– Хотите ослика для поездки, сэр? Это очень хороший ослик. Этого ослика зовут Виски-сода, сэр…

– Хотите поехать в гранитный карьер, сэр? Вот очень хороший ослик. Тот ослик очень плохой, сэр, он падает…

– Хотите открытки, очень дешево, очень красиво…

– Смотрите, леди… Всего десять пиастров[26 - Пиастр – разменная монета в Египте.]… очень дешево… лазурит… вот слоновая кость…

– Вот очень хорошая мухобойка – это все из янтаря…

– Вам требуется лодка, сэр? У меня очень хорошая лодка, сэр…

– Хотите вернуться верхом в отель, леди? Вот первоклассный ослик…

Помахивая рукой, Эркюль Пуаро отбивался от липнущего человеческого роя. Розали шла сквозь толпу людей как сомнамбула.

– Лучше всего притвориться слепой и глухой, – заметила она.

Юные бездельники трусили сбоку, канюча:

– Бакшиш![27 - Подарок (перс.).] Бакшиш! Гип-гип-ура! Очень хорошие, очень красивые…

Они живописно трясли своими пестрыми лохмотьями, на ресницах гроздьями сидели мухи. Эти были самые назойливые. Другие отстали и уже взяли в оборот очередного путника.

Теперь, под вкрадчивые уговоры, Пуаро и Розали выдерживали магазинный искус.

– Не зайдете в мою лавку, сэр?

– Не хотите крокодила из слоновой кости, сэр?

– Вы не были у меня в лавке, сэр? Я покажу вам очень красивые вещи.

Зашли они только в пятую лавку, где Розали взяла несколько фотопленок, ради чего и была затеяна эта прогулка.

Выйдя, они направились к берегу реки.

Как раз швартовался нильский пароход. Пуаро и Розали с интересом глазели на пассажиров.

– Порядочно их, правда? – заметила Розали.

Она обернулась к подошедшему Тиму Аллертону.

Тот запыхался от спешки.

Постояв минуту-другую, Тим заговорил.

– Видимо, такая же жуткая публика, как всегда, – пренебрежительно обронил он, кивнув в сторону высаживавшихся пассажиров.

– Они обычно все кошмарные, – согласилась Розали. Все трое взирали на вновь прибывших с превосходством уже обжившихся на месте людей.

– Ба! – возбужденно воскликнул Тим. – Разрази меня гром, если это не Линит Риджуэй!

Оставив равнодушным Пуаро, эта новость сильно заинтересовала Розали. Брюзгливость разом сошла с ее лица, когда она спросила:

– Где? Вон та в белом?

– Ага, рядом с высоким мужчиной. Это они сейчас сходят. Новоиспеченный муж, я полагаю. Забыл, как ее теперь величают.

– Дойл, – сказала Розали, – миссис Саймон Дойл. О них писали во всех газетах. Она в самом деле богачка?

– Да, пожалуй, из богатейших девиц в Англии, – весело отозвался Тим.

Все трое молча смотрели на сходивших пассажиров. Особа, о которой шла речь, обратила на себя внимание Пуаро.

– Красивая, – пробормотал он.

– Некоторым все достается, – с горечью сказала Розали.

Ее лицо перекосила зависть, когда она смотрела, как та, другая, шла по сходням.

Линит Дойл выглядела так, что хоть сейчас в премьерши какого-нибудь ревю. Она и держалась с уверенностью обласканной славой артистки. Она привыкла, что на нее смотрят, восхищаются ею, привыкла быть в центре внимания.

Она знала, что на нее устремлены жадные взоры, и как бы не замечала их: она принимала это как должное.

И сейчас, даже не отдавая себе в этом отчета, она играла роль: богатая светская красавица-новобрачная проводит свой медовый месяц. С легкой улыбкой она что-то вскользь сказала высокому спутнику. Тот ответил, и при звуке его голоса Эркюль Пуаро насто

Страница 12

ожился. Под сведенными бровями сверкнули его глаза.

Пара прошла совсем близко. Он услышал, как Саймон Дойл говорил:

– Если постараться, мы успеем, дорогая. Ничто не мешает задержаться на неделю-другую, раз тебе тут нравится.

Он глядел на нее жарко, любяще, преданно.

Пуаро задумчиво смерил его глазами: широкие плечи, бронзовое от загара лицо, темно-голубые глаза, детская открытость улыбки.

– Счастливчик, – сказал им вслед Тим. – Подцепить наследницу без аденоидов и плоскостопия!

– Смотрятся они страшно счастливыми, – с ноткой зависти сказала Розали и неслышно для Тима добавила: – Несправедливо.

А Пуаро услышал. Согнав с лица нахмуренную озабоченность, он мельком взглянул на нее.

– Пойду представлю маме сводку, – сказал Тим.

Он приподнял шляпу и ушел. Пуаро и Розали неспешно тронулись в обратный путь к отелю, отмахиваясь от новых предложений проехаться на осликах.

– Несправедливо, значит, мадемуазель? – мягко спросил Пуаро.

Девушка зло покраснела:

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я просто повторяю ваши слова. Не отпирайтесь.

Розали Оттерборн пожала плечами:

– Действительно многовато для одного человека: деньги, внешность, фигура и…

Она умолкла, и Пуаро договорил за нее:

– И еще любовь, да? Но откуда вы знаете – вдруг он женился на ее деньгах?

– Разве вы не видели, как он смотрел на нее?

– Я видел, мадемуазель. Я видел все, что полагалось увидеть, и чуточку больше.

– Что же именно?

Пуаро медленно выговорил:

– Я видел темные круги под ее глазами. Я видел, как побелели костяшки пальцев на ручке зонтика…

Розали заглянула ему в глаза:

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что не все то золото, что блестит. Я хочу сказать, что, хотя эта дама богата, красива и любима, не все там благополучно. И еще я кое-что знаю.

– Неужели?

– Я знаю, – сказал Пуаро хмурясь, – что где-то я уже слышал этот голос – голос месье Дойла, и мне очень хочется вспомнить – где.

Но Розали уже не слушала. Она замерла на месте. Концом зонтика она чертила узоры на рыхлом песке. Потом ее прорвало:

– Я – гадина. Гнусная, отвратительная гадина. Я готова содрать с нее платье и топтать ее прекрасное, надменное, самоуверенное лицо. Я просто ревнивая кошка и ничего не могу поделать с собой. Она дьявольски везучая, такая выдержанная и уверенная в себе.

Эркюль Пуаро был отчасти озадачен этой истерической вспышкой. Он взял ее под руку, дружески тряхнул:

– Tenez[28 - Ну вот (фр.).] – выговоритесь, и вам станет легче.

– Ненавижу ее! Впервые так ненавижу человека с первого взгляда.

– Превосходно!

Она подозрительно взглянула на него. У нее дрогнули губы, и она рассмеялась.

– Bien[29 - Хорошо (фр.).], – сказал Пуаро, также рассмеявшись.

И они мирно направились дальше к отелю.

– Мне надо найти маму, – сказала Розали, когда они вошли в прохладный, сумрачный холл.

Пройдя холл, Пуаро вышел на террасу с видом на Нил. Несмотря на раннее время, столики были накрыты к чаю. Поглядев на реку, он спустился побродить по парку.

Там играли в теннис под палящим солнцем. Он задержался посмотреть, потом сошел крутой тропкой вниз. На скамейке лицом к Нилу сидела та самая девушка, что он видел в ресторане «У тетушки». Он сразу узнал ее. В его памяти отчетливо запечатлелось ее лицо, и как же оно переменилось! Бледное, исхудавшее, с печатью неизбывной скуки и подавленности.

Он чуть отступил назад. Не замеченный ею, он мог смотреть без помех. Она нетерпеливо постукивала по земле ножкой. Глаза, как бы подернутые дымкой, вдруг странно оживляла горькая радость. Она смотрела прямо перед собой, на Нил, где скользили барки под белыми парусами.

Тот голос, это лицо – да, он вспомнил их. Вспомнил лицо этой девушки и только что услышанный голос новоиспеченного мужа.

Он следил за ничего не подозревавшей девушкой, а между тем в драме игралась очередная сцена.

Сверху послышались голоса. Девушку точно ветром сдуло с места. По тропке сходили Линит Дойл с мужем. Счастье и уверенность звенели в ее голосе. Ни следа недавнего напряжения и скованности в фигуре. Она была счастлива.

Та девушка сделала пару шагов им навстречу, и они пораженно застыли.

– Привет, Линит, – сказала Жаклин де Бельфор. – И ты тут, оказывается. Похоже, мы так и будем всю жизнь сталкиваться лицом к лицу. Привет, Саймон! Как поживаешь?

Вскрикнув, Линит отпрянула и вжалась в скалу. Красивое лицо Саймона Дойла гневно передернулось. Он двинулся вперед, словно намереваясь смести с дороги это худенькое тельце.

По-птичьи дернув головой в сторону, она показала, что не одинока здесь. Саймон тоже повернулся и увидел Пуаро.

– Привет, Жаклин, – неловко сказал он. – Не думали тебя тут встретить.

Слова прозвучали совершенно неубедительно. Девушка сверкнула белозубой улыбкой.

– Полная неожиданность? – спросила она. Потом, едва заметно кивнув, ушла вверх по тропинке.

Из деликатности Пуаро двинулся в противоположную сторону. Уходя, он слышал, как Линит Дойл сказала:

– Боже мой, Саймо

Страница 13

! Что же нам делать, Саймон?




Глава 2


Ужин кончился. Открытая веранда отеля «У водоската» была мягко освещена. За столиками собрались почти все постояльцы.

Появились Саймон и Линит Дойл и с ними высокий, представительный седоголовый господин со свежевыбритым, американской выделки острым лицом.

Пока они мешкали в дверях, Тим Аллертон встал из-за столика и направился к ним.

– Вы, разумеется, не помните меня, – учтиво сказал он. – Я кузен Джоанны Саутвуд.

– Ну конечно, какая я глупая! Вы – Тим Аллертон. А это мой муж. – Голос ее чуть дрогнул (от гордости? от застенчивости?). – И мой американский опекун, мистер Пеннингтон.

– Разрешите познакомить вас с моей мамой, – сказал Тим.

Несколько минут спустя они все сидели одной компанией: в углу Линит, по обе стороны от нее соловьями разливались Тим и Пеннингтон. Миссис Аллертон разговаривала с Саймоном Дойлом.

Открылась дверь. Прелестная фигурка в углу напряглась. И тут же расслабилась, когда вошел и пересек веранду невысокого роста мужчина.

Миссис Аллертон сказала:

– Вы тут не единственная знаменитость, дорогая. Этот смешной человечек – Эркюль Пуаро.

Она сказала это между прочим, как светская дама, желая заполнить неловкую паузу, однако сообщение живо заинтересовало Линит.

– Эркюль Пуаро? Ну как же, я слышала о нем.

Она погрузилась в задумчивость, и сидевшие по обе стороны мужчины сразу увяли.

Пуаро был уже у края веранды, когда вдруг затребовали его внимания.

– Присядьте, месье Пуаро. Какой прекрасный вечер.

Он послушно сел.

– Mais oui, madame[30 - Да, конечно, мадам (фр.).], действительно красиво.

Он любезно улыбнулся миссис Оттерборн. Зрелище было впечатляющее: черная шелковая хламида и дурацкий тюрбан на голове. Миссис Оттерборн брюзгливо продолжала:

– Сколько знаменитостей подобралось! По нас скучает газетная хроника. Светские красавицы, известные романистки…

Она хохотнула с деланой скромностью.

Пуаро даже не увидел, а почувствовал, как передернулась сидевшая напротив сумрачная девица, еще больше покрасневшая.

– У вас сейчас есть в работе роман, мадам? – поинтересовался он.

Тот же стеснительный хохоток:

– Я дьявольски ленива. А пора, пора приниматься. Мои читатели проявляют страшное нетерпение, не говоря уже о бедняге издателе. Этот плачется в каждом письме. И даже по телефону.

Снова Пуаро почувствовал, как в тени шевельнулась девушка.

– Не стану скрывать от вас, месье Пуаро, что здесь я отчасти ради местного колорита. «Снежный лик пустыни» – так называется моя новая книга. Это сразу захватывает, будоражит мысль. Выпавший в пустыне снег тает под жарким дыханием страсти.

Что-то пробормотав, Розали поднялась и ушла в темный парк.

– Нужно быть сильным, – продолжала миссис Оттерборн, мотая тюрбаном. – На силе держатся все мои книги, важнее ее ничего нет. Библиотеки отказываются брать? Пусть! Я выкладываю правду. Секс – почему, месье Пуаро, все так страшатся секса? Это же основа основ. Вы читали мои книги?

– Увы, нет, мадам. Изволите знать, я не много читаю романов. Моя работа…

Миссис Оттерборн твердо объявила:

– Я должна дать вам экземпляр «Под фиговым деревом». Полагаю, вы воздадите ей должное. Это откровенная, правдивая книга.

– Вы чрезвычайно любезны, мадам. Я прочту ее с удовольствием.

Минуту-другую миссис Оттерборн молчала. Теребя на шее ожерелье в два ряда, она живо огляделась:

– Может… схожу-ка я за ней прямо сейчас.

– Умоляю, мадам, не затрудняйте себя. Потом…

– Нет-нет, ничего затруднительного. – Она поднялась. – Мне хочется показать вам, как…

– Что случилось, мама?

Рядом возникла Розали.

– Ничего, дорогая. Просто хотела подняться за книгой для месье Пуаро.

– «Под фиговым деревом»? Я принесу.

– Ты не знаешь, где она лежит. Я схожу сама.

– Нет, я знаю.

Через веранду девушка быстро ушла в отель.

– Позвольте поздравить вас, мадам, с такой прекрасной дочерью.

– Вы о Розали? Да, она прелесть, но какая же трудная, месье Пуаро! Никакого сочувствия к немочи. Думает, что знает лучше всех. Вообразила, что знает о моем здоровье лучше меня самой…

Пуаро остановил проходившего официанта:

– Ликер, мадам? Шартрез? Creme de menthe?[31 - Мятный ликер (фр.).]

Миссис Оттерборн энергично замотала головой:

– Ни-ни! В сущности, я трезвенница. Вы могли заметить, что я пью только воду – ну, может, еще лимонад. Я не выношу спиртного.

– Тогда, может, я закажу для вас лимонный сок с содовой водой?

Он заказал один лимонный сок и один бенедиктин.

Открылась дверь. С книгой в руке к ним подошла Розали.

– Пожалуйста, – сказала она. Даже удивительно, какой у нее был тусклый голос.

– Месье Пуаро заказал для меня лимонный сок с содовой, – сказала мать.

– А вам, мадемуазель, что желательно?

– Ничего. – И, спохватившись, она добавила: – Благодарю вас.

Пуаро взял протянутую миссис Оттерборн книгу. Еще уцелела суперобложка – яркое творение, на коем стриженная «под фокстрот» дива с кроваво-красным маникюром в традицион

Страница 14

ом костюме Евы сидела на тигровой шкуре. Тут же возвышалось дерево с дубовыми листьями и громадными, неправдоподобного цвета яблоками на ветвях.

Называлось все это: «Под фиговым деревом» Саломеи Оттерборн». На клапане шла издательская реклама, в которой этот очерк амуров современной женщины горячо превозносился за редкую смелость и реализм. «Бесстрашная, неповторимая, правдивая» – такие они нашли определения.

Склонив голову, Пуаро пробормотал:

– Я польщен, мадам.

Выпрямившись, он встретил взгляд писательской дочки и почти непроизвольно подался в ее сторону. Его поразило и опечалило, сколько боли стыло в этих глазах.

Поданные напитки доставили желанную разрядку.

Пуаро галантно поднял бокал:

– A votre santе, madame, mademoiselle[32 - Ваше здоровье, мадам, мадемуазель (фр.).].

Потягивая лимонад, миссис Оттерборн пробормотала:

– Восхитительно – как освежает!

Все трое молча созерцали нильские антрацитно сверкающие утесы. Под лунным светом они являли фантастическую картину: словно над водой горбились спины гигантских доисторических чудищ. Потянул и тут же ослаб бриз. В повисшей тишине зрело как бы ожидание чего-то.

Эркюль Пуаро перевел взгляд в глубь веранды на обедавших. Ошибался он или там тоже пребывали в некоем ожидании? С таким чувством зритель смотрит на сцену, когда вот-вот должна появиться премьерша.

В эту самую минуту, словно с каким-то особым значением, разошлись обе створки двери. Оборвав разговоры, все обернулись.

Вошла хрупкая смуглая девушка. Помедлив, она намеренно прошла через всю веранду и села за пустовавший столик. В ее манерах не было ничего вызывающего, необычайного. И все же это был явно рассчитанный театральный выход.

– Да-а, – сказала миссис Оттерборн, вскинув голову в тюрбане. – Высокого же мнения о себе эта девица!

Пуаро отмолчался. Он наблюдал за девушкой. Та специально села так, чтобы через всю веранду глядеть в упор на Линит Дойл. Скоро, заметил Пуаро, Линит, наклонившись, сказала что-то и переменила место. Теперь она смотрела в другую сторону.

Пуаро в раздумье покачал головой.

Минут через пять та, другая, перешла на противоположный край веранды. Выдыхая сигаретный дым и еле заметно улыбаясь, она являла картину душевного покоя. Но и теперь ее раздумчивый и словно невидящий взгляд был устремлен на жену Саймона Дойла.

Вытерпев четверть часа, Линит Дойл резко поднялась и ушла в отель. Почти сразу за ней последовал муж.

Жаклин де Бельфор улыбнулась и развернула свой стул. Закурив, она смотрела теперь на Нил. И продолжала улыбаться своим мыслям.




Глава 3


– Месье Пуаро.

Пуаро проворно поднялся. Он пересидел всех на веранде. Погрузившись в размышления, он созерцал гладко отливавшую черноту утесов, когда звук собственного имени вернул его на землю.

Это был культурный, уверенный и при некоторой надменности даже приятный голос.

Вскочивший на ноги Пуаро встретил властный взгляд Линит Дойл. Чтобы можно было выглядеть еще прекраснее и царственнее в пурпурной бархатной накидке поверх белого шелкового платья – такого Пуаро уже не мог себе представить.

– Вы – месье Эркюль Пуаро? – сказала Линит.

Прозвучало это скорее как утверждение.

– К вашим услугам, мадам.

– Меня вы, может быть, знаете?

– Да, мадам. Я слышал ваше имя. Я знаю, кто вы.

Линит кивнула. Другого ответа она не ожидала. В той же своей обаятельно-повелительной манере она продолжала:

– Вы не пройдете со мной в комнату для карточной игры, месье Пуаро? Мне не терпится переговорить с вами.

Она направилась в отель. Он шел следом. В пустой комнате она знаком попросила его закрыть дверь, села за столик, а он расположился напротив нее.

Она сразу, без околичностей, заговорила о своем. Она говорила гладко и без запинки:

– Я много слышала о вас, месье Пуаро, и знаю, что вы очень умный человек. Так случилось, что я крайне нуждаюсь в помощи, и мне кажется вполне вероятным, что именно вы сможете ее оказать.

Пуаро наклонил голову:

– Вы очень любезны, мадам, но я, видите ли, на отдыхе, а на отдыхе я не беру дел.

– Это можно уладить.

Сказано это было с неоскорбительной уверенностью молодой женщины, всегда умевшей благополучно уладить свои дела.

Линит Дойл продолжала:

– Я стала жертвой несносного преследования, месье Пуаро. Это надо прекратить. Я предполагала обратиться в полицию по этому поводу, но… мой муж считает, что полиция бессильна что-либо сделать.

– Может, вы объяснитесь чуть подробнее? – вежливо вставил Пуаро.

– Ну конечно, конечно. Дело-то самое простое.

Все так же она говорила как по писаному. У Линит Дойл была ясная, толковая голова. И сейчас она потянула минуту только для того, чтобы как можно короче представить все обстоятельства.

– До того как я познакомилась со своим мужем, он обручился с некой мисс де Бельфор. При этом она была моей подругой. Муж расторг помолвку – они были не пара друг другу. К сожалению, она тяжело восприняла это… Очень сожалею, но тут ничего не поделаешь. С ее стороны были угрозы, ко

Страница 15

орым я почти не придала значения, да и она, признаться, не пыталась привести их в исполнение. Вместо этого она повела себя в высшей степени странно, следуя за нами практически всюду, куда мы направляемся.

Пуаро поднял брови:

– Довольно необычная… э-э… месть.

– Весьма необычная – и смехотворная! И раздражает это, наконец.

Она прикусила губу.

Пуаро кивнул:

– Это я могу себе представить. У вас, как я понимаю, медовый месяц?

– Да. Впервые это случилось в Венеции. Она остановилась там в «Даниэлли». Я подумала, это просто совпадение. Малоприятно, но не более того. Потом вдруг видим ее на пароходе в Бриндизи. Мы так поняли, что она направляется в Палестину. Мы думали, она осталась на пароходе. Но… но когда мы приехали в отель «Мена-Хаус», она уже была там и поджидала нас.

Пуаро кивнул:

– А как было теперь?

– Мы плыли вверх по Нилу. Я почти ожидала, что она будет с нами на пароходе. Когда ее там не оказалось, я подумала, что она прекратила… свои дурачества. Но стоило нам сойти здесь, как она уже поджидала нас.

Пуаро вгляделся в нее. Она все так же владела собой, но костяшки пальцев, обжимавших края стола, побелели.

– И вы боитесь, – сказал Пуаро, – что это положение вещей сохранится?

– Да. – Она помолчала. – Это идиотизм от начала до конца! Жаклин выставляет себя на посмешище. Я поражена: где ее гордость? Чувство собственного достоинства?

Пуаро чуть заметно пожал плечами:

– Бывают такие моменты, мадам, когда гордости и чувству собственного достоинства дают отставку. Одерживают верх иные чувства, посильнее.

– Возможно, – нетерпеливо перебила Линит. – Но какая ей от этого польза?

– Не все сводится только к пользе, мадам.

Что-то в его голосе не понравилось Линит. Покраснев, она сказала:

– Вы правы. Мотивы ее поступков – дело десятое. Проблема в том, чтобы прекратить все это.

– Как вы предполагаете осуществить это, мадам? – спросил Пуаро.

– Мы с мужем не желаем дольше терпеть это неудобство. Должны же быть какие-то законные меры.

Она говорила уже с раздражением. Не спуская с нее задумчивых глаз, Пуаро спросил:

– Она произносила при посторонних какие-нибудь угрожающие слова? Вела оскорбительные речи? Делала попытки оскорбить действием?

– Нет.

– Тогда, откровенно говоря, я не вижу, мадам, что бы вы могли сделать. Если молодой даме желательно куда-то поехать и там оказываетесь вы с мужем – eh bien[33 - Ну что же (фр.).], – что из того? У воздуха нет хозяина. Ведь речь не о том, что она нарушает ваш семейный покой? Эти встречи – они всегда бывают при посторонних?

– Вы хотите сказать, что я бессильна что-нибудь сделать? – В ее голосе прозвучало недоверие.

– Совершенно бессильны, насколько я могу судить, – спокойно объявил Пуаро. – Мадемуазель де Бельфор в своем праве.

– Но… это безумие! Мне непереносима мысль, что я должна буду мириться со всем этим!

Пуаро сухо сказал в ответ:

– Я вам сочувствую, мадам, тем более что вы, как я представляю себе, нечасто миритесь с чем бы то ни было.

Линит нахмурилась.

– Должно быть какое-то средство прекратить это, – пробормотала она.

Пуаро пожал плечами.

– Вы всегда можете уехать – переехать куда-нибудь еще, – предложил он.

– Она поедет за нами!

– Скорее всего – да.

– Чушь какая-то!

– Именно так.

– А главное, почему я… почему мы должны убегать? Словно мы…

Она осеклась.

– Вот именно, мадам: словно вы… В этом все дело, не так ли?

Линит вскинула голову и глянула ему прямо в глаза:

– Что вы хотите сказать?

Пуаро переменил тон. Чуть подавшись к ней, он заговорил доверительно, с заклинающей интонацией, бережно. Он спросил:

– Почему это вам так неприятно, мадам?

– Неприятно?! От этого можно сойти с ума! Это раздражает до крайней степени! А почему – я вам сказала.

Пуаро помотал головой:

– Не вполне.

– Что вы хотите сказать? – снова спросила Линит.

Пуаро откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и с бесстрастным видом заговорил:

– Ecoutez, madame[34 - Послушайте, мадам (фр.).]. Я поведаю вам маленькую историю. Однажды – это уже месяц-два назад – я обедаю в лондонском ресторане. За соседним столиком сидят двое – мужчина и девушка. Они кажутся очень счастливыми, очень влюбленными. Они с верой строят планы на будущее. Это не значит, что я слушаю не полагающееся для моих ушей: просто они совершенно не принимают в расчет, кто их слышит, а кто не слышит. Мужчина сидит спиной ко мне, а лицо девушки я вижу. Оно очень выразительно. Девушка беззаветно любит, предана душой и телом, и она не из тех, кто влюбляется легко и часто. Для нее это, безусловно, вопрос жизни и смерти. Они обручены, эти двое, насколько я могу понять, и они обсуждают, куда отправиться в свой медовый месяц. Они планируют поехать в Египет.

Он умолк.

– И что же? – отозвалась Линит.

Пуаро продолжал:

– Это было месяц-два назад, но ее лицо – это незабываемо. Я знал, что вспомню его, если увижу еще раз. И мужской голос вспомню. Вы, я думаю, догадываетесь, мадам, где я снова уви

Страница 16

ел это лицо и услышал тот голос. Это случилось здесь, в Египте. У того мужчины медовый месяц – это так, но он проводит его с другой женщиной.

– Так что же? – отозвалась Линит. – Я упоминала об этих обстоятельствах.

– Да, вы упоминали.

– В чем же дело?

Растягивая слова, Пуаро сказал:

– Девушка в ресторане упоминала свою подругу, она была убеждена, что подруга не подведет их. Этой подругой, я думаю, были вы, мадам.

Линит залилась краской.

– Да. Я говорила вам, что мы дружили.

– Она верила в вас?

– Да.

В нетерпении покусывая губу, она молчала, но, поскольку Пуаро не обнаруживал намерения заговорить, не выдержала и взорвалась:

– Конечно, все сложилось крайне неудачно! Всякое бывает в жизни, месье Пуаро.

– О да, мадам, всякое бывает. – Он помолчал. – Вы, я полагаю, англиканского вероисповедания?[35 - Государственное вероисповедание в Великобритании. Протестантское по сути, оно ближе к католическому, чем другие протестантские учения.]

– Да. – Линит была слегка озадачена.

– Значит, вы слышали в церкви отрывки из Библии. Вы слышали притчу о богатом человеке, у которого было много мелкого и крупного скота, и о бедном, у которого была только одна овечка, и как богатый отобрал ее у бедняка. Это как раз касается вас, мадам.

Линит выпрямилась на стуле. Гневно вспыхнули ее глаза.

– Я прекрасно вижу, куда вы клоните, месье Пуаро! Вы считаете, что я, грубо говоря, украла у своей приятельницы молодого человека. Если разводить сантименты, а ни на что другое ваше поколение не способно, то, возможно, так оно и есть. Но истина еще беспощаднее. Я не отрицаю, что Джеки была без ума от Саймона, но, мне кажется, вы не допускаете, что он мог не питать к ней таких же ответных чувств. Она ему нравилась, но, я думаю, еще до встречи со мной он начал понимать, что делает ошибку. Взгляните на дело непредвзято, месье Пуаро. Саймон обнаруживает, что любит меня, а не Джеки. Как прикажете ему поступать? Благородно перебороть себя, жениться на безразличной ему женщине и, скорее всего, поломать все три жизни, потому что едва ли при таких обстоятельствах он смог бы сделать Джеки счастливой? Будь он женат на ней ко времени нашей встречи, тогда, согласна, он мог видеть свой долг в том, чтобы оставаться с ней, – хотя я так не думаю. Если один несчастлив, то и другой страдает. Помолвка еще ни к чему не обязывает. Если совершается ошибка, то лучше признать это, пока не поздно. Я понимаю, что для Джеки это был удар, страшно жалко, что так вышло, но сделанного не воротишь. Чему быть, того не миновать.

– Удивительно.

Она воззрилась на него:

– Простите?

– Очень разумно, очень логично все, что вы говорите. Но одну вещь это все-таки не объясняет.

– Что именно?

– Ваше собственное отношение, мадам. Вот это преследование вас – вы могли воспринимать его двояко. Оно могло досаждать вам – это понятно, а могло пробудить жалость к подруге, которая в своей глубокой обиде совершенно отбросила всякие условности. Однако ничего подобного вы не переживаете. Для вас ее преследование нетерпимо. А почему? Да только потому, что вы чувствуете себя виноватой.

Линит вскочила со стула:

– Как вы смеете?! Право, месье Пуаро, это уже слишком.

– Смею, мадам, смею! Я хочу говорить с вами совершенно откровенно. Смею думать, что, как бы вы ни старались в собственных глазах приукрасить обстоятельства, вы сознательно отбили жениха у своей подруги. Смею думать, что вы с первого взгляда увлеклись им. Смею также предположить, что в какую-то минуту вы заколебались, вы поняли, что стоите перед выбором: удержаться либо сделать дальнейшие шаги. Смею думать, что инициатива исходила от вас – не от месье Дойла. Вы красивы, мадам, богаты, вы умны, проницательны, наконец, в вас есть обаяние. Вы могли пустить в ход ваше обаяние, а могли умерить его. Жизнь одарила вас решительно всем, мадам. А жизнь вашей подруги сошлась на одном-единственном человеке. Вы это знали, но, поколебавшись, не отдернули руки. Как тот библейский богач, вы отобрали у бедняка его единственную овечку.

Повисло молчание. С усилием сдерживая себя, Линит холодно сказала:

– Все это не имеет никакого отношения к делу.

– Нет, имеет. Я объясняю вам, почему неожиданные появления мадемуазель де Бельфор так угнетают вас. Пусть она ведет себя не по-женски, недостойно, однако в душе вы убеждены, что она в своем праве.

– Неправда!

Пуаро пожал плечами:

– Вы не хотите признаться себе в этом.

– Чего ради?

– Вы жили счастливо, мадам, – мягко сказал Пуаро, – и наверняка были великодушны и добры к другим.

– Я старалась, как могла, – сказала Линит. С ее лица сошло нетерпеливо-раздраженное выражение, и голос прозвучал разве что не жалобно.

– Вот поэтому сознание, что вы кому-то причинили боль, так огорчает вас – и поэтому же вы не хотите признать этот факт. Простите, если докучаю, но психология – ей принадлежит решающее слово в вашем случае.

– Даже допустив, что сказанное вами правда, – медленно выговорила Линит, – а я никоим образом так не с

Страница 17

итаю, – сейчас-то что можно сделать? Прошлое не переменишь, надо считаться с реальным положением дел.

Пуаро кивнул:

– У вас ясная голова. Да, прошлое нельзя отменить. Нужно принять реальное положение дел. И хочешь не хочешь, мадам, принять также последствия своих деяний.

– Иначе говоря, – недоверчиво спросила Линит, – я ничего не могу сделать – ничего?!

– Мужайтесь, мадам, но я именно так это себе представляю.

– А не могли бы вы, – протянула Линит, – переговорить с Джеки… с мисс де Бельфор? Вразумить ее?

– Отчего же, можно. Если вы пожелаете, я сделаю это. Но не обольщайтесь. Мадемуазель де Бельфор, я полагаю, до такой степени одержима своей идеей, что ее уже ничем не сбить.

– Но как-то мы можем из этого выпутаться?

– Вы можете, разумеется, вернуться в Англию и обитать в собственном доме.

– Даже в этом случае Жаклин способна поселиться в деревне, и я встречу ее всякий раз, когда выйду за порог.

– Совершенно верно.

– Кроме того, – медленно выговорила Линит, – я не уверена в том, что Саймон согласится бежать отсюда.

– А как он вообще относится к этому?

– Он в бешенстве, буквально в бешенстве.

Пуаро в раздумье кивнул.

Линит сказала просительным тоном:

– Так вы… переговорите с ней?

– Да, я поговорю. Но вряд ли это что-нибудь переменит.

– Джеки такая странная! – взорвалась Линит. – Никогда не знаешь, чего от нее ждать!

– Вы упомянули, что она вам угрожала. Вы не скажете, чем именно угрожала?

Линит пожала плечами:

– Она грозилась… м-м… убить нас обоих. У Джеки… южный, знаете, темперамент.

– Понятно, – мрачно сказал Пуаро.

Линит умоляюще взглянула на него:

– Вы не согласитесь действовать в моих интересах?

– Не соглашусь, мадам, – сказал он непреклонно. – Я не возьму на себя такое поручение. Что могу, я сделаю из человечности. Только так. Сложившаяся ситуация трудна и опасна. Я постараюсь, как могу, уладить дело, но особой надежды на успех я не питаю.

– Значит, в моих интересах, – замедленно произнесла Линит, – вы не будете действовать?

– Не буду, мадам, – сказал Эркюль Пуаро.




Глава 4


Жаклин де Бельфор Эркюль Пуаро нашел на скалах вблизи Нила. Он так и думал, что она еще не ушла к себе спать и он отыщет ее где-нибудь вблизи отеля.

Она сидела, опустив в ладони подбородок, и даже не шелохнулась, когда он подошел.

– Мадемуазель де Бельфор? – спросил Пуаро. – Вы позволите поговорить с вами?

Она чуть повернулась в его сторону. На ее губах скользнула беглая улыбка.

– Конечно, – сказала она. – А вы – месье Эркюль Пуаро, да? Можно, я выскажу одну догадку? Вы от миссис Дойл, которая пообещала вам большой гонорар, если вы исполните ее поручение.

Пуаро подсел к ней на скамейку.

– Ваше предположение верно лишь отчасти, – сказал он, улыбнувшись. – Я действительно иду от мадам Дойл, но, строго говоря, без всякого поручения, а о гонораре вообще нет речи.

– Правда? – Жаклин внимательно взглянула на него. – Зачем же вы пришли? – справилась она.

В ответ Эркюль Пуаро сам задал ей вопрос:

– Вы видели меня прежде, мадемуазель?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, едва ли.

– А я вас видел. Однажды я сидел неподалеку от вас в ресторане «У тетушки». Вы были там с месье Саймоном Дойлом.

Ее лицо застыло. Она сказала:

– Я помню тот вечер…

– Многое, – сказал Пуаро, – случилось с того времени.

– Ваша правда: многое случилось.

Ему резанули слух отчаяние и горечь в ее голосе.

– Мадемуазель, я говорю с вами как друг. Похороните своего мертвеца!

Она испуганно воззрилась на него:

– Что вы имеете в виду?

– Откажитесь от прошлого! Повернитесь к будущему! Что сделано – то сделано. Отчаиваться бесполезно.

– То-то драгоценная Линит будет довольна.

Пуаро чуть повел рукой:

– Я не думаю о ней в эту минуту. Я думаю о вас. Да, вы страдали, но ведь то, что вы делаете сейчас, только продлит ваше страдание.

Она затрясла головой:

– Вы ошибаетесь. Иногда я испытываю почти наслаждение.

– Это как раз ужасно, мадемуазель.

Она быстро глянула на него.

– Вы неглупый человек, – сказала она. – И, наверное, – добавила она, – вы желаете мне добра.

– Возвращайтесь к себе домой, мадемуазель. Вы молоды, вы умница, впереди вся жизнь.

Жаклин медленно покачала головой:

– Вы не понимаете – и не поймете. Вся моя жизнь – в Саймоне.

– Любовь не самое главное в жизни, мадемуазель, – мягко сказал Пуаро. – Мы думаем так только по молодости лет.

И опять она покачала головой:

– Вы не понимаете. – Она быстро глянула на него. – Вы все знаете? Из разговора с Линит? Да, и в ресторане вы тогда были… Мы с Саймоном любили друг друга.

– Я знаю, что вы любили его.

Тон, каким он это сказал, живо задел ее. Она с нажимом повторила:

– Мы любили друг друга. И еще я любила Линит… Я верила ей. Она была моим лучшим другом. Она всегда могла купить себе все, что пожелает. Ни в чем себе не отказывала. Когда она увидела Саймона, ей захотелось и его прибрать к рукам – и она отняла его у меня.

– И

Страница 18

он позволил, чтобы его купили?

Она так же медленно покачала головой:

– Нет, не совсем так. Если бы так, меня бы тут не было… Вы считаете Саймона нестоящим человеком. Да, он бы плевка не стоил, если бы женился на Линит из-за денег. А он не на деньгах ее женился. Все гораздо сложнее. Есть такая штука, месье Пуаро, как наваждение. Деньги ему только способствуют. Какой антураж имела Линит: до кончиков ногтей принцесса. Не жизнь, а прямо театр. Мир был у ее ног, за нее сватался, на зависть многим, один из богатейших пэров Англии. А она снизошла до никому не известного Саймона Дойла. Странно ли, что он совсем потерял голову? – Она вскинула руку. – Смотрите: луна. Как ясно вы ее видите, правда? Какая она взаправдашняя. Но засверкай сейчас солнце – и вы не увидите ее совсем. Вот так оно и получилось. Я была луной… Вышло солнце, и Саймон перестал меня видеть. Он был ослеплен. Он видел только солнце – Линит…

Помолчав, она продолжала:

– Что же это, как не наваждение? Она завладела всеми его мыслями. Прибавьте ее самонадеянность, привычку распоряжаться. Она до такой степени уверена в себе, что и другие начинают в нее верить. И Саймон не устоял – ведь он бесхитростная душа. Он бы так и любил меня одну, не подвернись Линит со своей золотой колесницей. Он бы, я знаю, просто уверена, не влюбился в нее, если бы она его не вынудила.

– Да, так вам это представляется.

– Я знаю. Он любил меня – и всегда будет любить.

– Даже теперь? – сказал Пуаро.

С губ был готов сорваться ответ, но она его удержала. Она взглянула на Пуаро и залилась румянцем. Отвернувшись, она потупила голову и задушенным голосом сказала:

– Знаю… Теперь он меня ненавидит. Лучше бы ему не играть с огнем. – Она пошарила в шелковой сумочке на коленях и извлекла крохотный, с перламутровой рукояткой револьвер – на вид совершенный «пугач». – Прелестная вещица, правда? – сказала она. – Выглядит несерьезно, зато в деле очень серьезная штука. Одной такой пулей можно убить мужчину или женщину. А я – хороший стрелок. – Смутная, припоминающая улыбка тронула ее губы. – Когда я девочкой приехала с мамой в Южную Каролину[36 - Штат на юго-востоке США.], дедушка научил меня стрелять. Он был старых убеждений и без ружья не ходил. А мой папа в молодости несколько раз дрался на дуэли. Он был отличный фехтовальщик. Даже убил одного. Из-за женщины. Как видите, месье Пуаро, – она прямо глянула ему в глаза, – во мне течет горячая кровь. Я купила эту игрушку, как только все случилось. Хотела убить кого-то одного, но не могла решить кого. Убивать обоих мне было неинтересно. Знать бы, что Линит перепугается напоследок! Но в ней достаточно мужества. И тогда я решила: подожду! Мне все больше нравилась эта мысль. Убить ее всегда успею. Интереснее выжидать и быть наготове. И уже потом пришла идея преследовать их. Даже если они заберутся на край света, первой их встречу я! И получилось замечательно. Ничем другим, наверное, Линит не проймешь. А тут она стала психовать… А мне, наоборот, одно удовольствие… И ведь она ничего не может сделать! Веду я себя культурно, вежливо. Ни к одному моему слову они не могут придраться. А жизнь я им отравляю.

Она залилась чистым, серебристым смехом.

Пуаро схватил ее за руку:

– Спокойно. Прошу вас: спокойно.

Жаклин перевела на него взгляд.

– А что такое? – Улыбаясь, она с вызовом смотрела на него.

– Мадемуазель, заклинаю вас: перестаньте это делать.

– То есть оставить драгоценную Линит в покое?

– Если бы только это. Не располагайте сердце ко злу.

Она озадаченно приоткрыла рот.

Пуаро сурово продолжал:

– Ибо в этом случае зло не замедлит явиться… Оно непременно явится… Оно завладеет вами, и выдворить его будет уже невозможно.

Жаклин не отрываясь смотрела на него. В ее глазах блуждало смятение. Она сказала:

– Я не знаю… – И с вызовом выкрикнула: – Вы меня не удержите!

– Конечно, – сказал Эркюль Пуаро. – Я вас не удержу. – Голос у него был грустный.

– Решись я даже убить ее, вы бы не удержали меня.

– Если вас не остановит расплата – да, не удержал бы.

Жаклин де Бельфор расхохоталась:

– А я не боюсь смерти! Ради чего мне жить, в конце концов? По-вашему, это неправильно – убить своего обидчика? А если вас лишили всего на свете?

Пуаро ответил твердо:

– Да, мадемуазель, по-моему, это непростительное злодеяние – убить человека.

Снова Жаклин захохотала:

– Тогда вы должны одобрить мою нынешнюю месть: покуда она действует, я не воспользуюсь этим револьвером… Но мне страшно… знаете, иногда страшно… Я лопаюсь от злости, мне хочется сделать ей больно, всадить в нее нож, навести на ее лоб револьвер и легонько так нажать. А-а!

Она напугала его своим вскриком.

– Что с вами, мадемуазель?

Отвернув голову, она вглядывалась в сумерки:

– Там был кто-то. Сейчас ушел.

Эркюль Пуаро зорко огляделся. Место вроде бы безлюдное.

– Кроме нас, мадемуазель, никого, кажется, нет. – Он встал. – Во всяком случае, я сказал все, ради чего приходил. Спокойной ночи.

Жаклин тоже поднялась.

Страница 19

на почти заискивающе сказала:

– Вы сами видите: я не могу отказаться от того, что делаю.

Пуаро замотал головой:

– Вы могли отказаться. Всегда выпадает такая минута. Она была и у вашей подруги Линит, когда та могла остановиться и не вмешиваться… Она упустила эту минуту. Потом уже человек действует очертя голову, и одумываться поздно…

– Поздно… – отозвалась Жаклин де Бельфор.

Она еще постояла в раздумье, потом решительно тряхнула головой:

– Спокойной ночи, месье Пуаро.

Он грустно покачал головой и тропинкой пошел за ней следом к отелю.




Глава 5


На следующее утро, когда Эркюль Пуаро выходил из отеля, намереваясь устроить себе прогулку по городу, его нагнал Саймон Дойл.

– Доброе утро, месье Пуаро.

– Доброе утро, месье Дойл.

– Вы в город? Не возражаете, если я поброжу вместе с вами?

– Ну конечно! Вы меня осчастливите!

Выйдя за ворота, мужчины свернули в прохладную тень парка. Тут Саймон вынул изо рта трубку и сказал:

– Насколько я знаю, месье Пуаро, моя жена беседовала с вами вчера вечером.

– Совершенно верно.

Саймон Дойл сосредоточенно хмурился. Человек действия, он трудно формулировал свои мысли, мучительно подбирал слова.

– Хоть то хорошо, – сказал он, – что вы заставили ее понять наше бессилие в этом деле.

– Прекратить это законным образом невозможно, – согласился Пуаро.

– Вот именно. А Линит не могла этого понять. – По его губам скользнула улыбка. – Линит воспитали в убеждении, что со всякой неприятностью должна разбираться полиция.

– Чего бы лучше – свалить на нее ваше дело, – сказал Пуаро.

Саймон стал пунцоветь лицом, и после недолгого молчания его прорвало:

– Это подло, что ей приходится страдать! Она ничего не сделала! Если кому хочется назвать меня скотиной – пожалуйста! Я скотина, ладно. Но я не позволю, чтобы отыгрывались на Линит. Она тут совершенно ни при чем.

Пуаро с серьезным видом кивнул, ничего не сказав в ответ.

– А вы поговорили… переговорили с Джеки… с мисс де Бельфор?

– Да, я разговаривал с ней.

– Вам удалось образумить ее?

– Боюсь, что нет.

Саймон разразился гневной тирадой:

– Неужели она не видит, в какое дурацкое положение себя поставила? Неужели не понимает, что приличные женщины не ведут себя так? Где ее гордость, чувство собственного достоинства?

Пуаро пожал плечами:

– Она знает только одно чувство – обиду, вы не допускаете?

– Пусть, но, черт возьми, приличные девушки так себя не ведут! Я признаю, что кругом виноват. Я чертовски плохо поступил с ней, и вообще. Возненавидеть меня, забыть, как я выгляжу, – это я могу понять. Но зачем гоняться за мной повсюду? Это неприлично. Зачем делать из себя посмешище? На что она может рассчитывать?

– Возможно, это месть.

– Дурацкая! Мне понятнее какая-нибудь ее мелодраматическая выходка – бабахнуть в меня из револьвера, что ли.

– Вы считаете, это больше в ее духе, да?

– Честно говоря, да. Она порох, а не женщина, совершенно за себя не отвечает. Когда она доходит до белого каления, я за нее не поручусь. Но чтобы шпионить… – Он затряс головой.

– Да, это тоньше. Это умнее.

Дойл воззрился на него:

– Вы меня не поняли: это страшно действует на нервы Линит.

– А вам?

В глазах Саймона мелькнуло удивление.

– Мне?! Да я готов свернуть голову чертовке.

– От прежнего чувства, значит, ничего не осталось?

– Дражайший месье Пуаро… как бы вам это объяснить? Была луна, потом вышло солнце. И никакой луны больше нет. Как только я встретил Линит, Джеки перестала для меня существовать.

– Tiens, c’est dr?le ?a![37 - Забавно! (фр.)] – пробормотал Пуаро.

– Простите?

– Мне показалось интересным ваше сравнение.

Снова заливаясь краской, Саймон сказал:

– Джеки, наверное, сказала вам, что я женился на Линит из-за денег? Так это вранье. Я бы ни на ком не стал жениться из-за денег. Джеки не понимает, что мужчине в тягость, когда женщина любит его так, как она меня любила.

– Что-что?

Пуаро остро взглянул на него.

Но Саймона уже несло:

– Свинство говорить такое, но Джеки слишком меня любила.

– Un qui aime et un qui se laisse aimer[38 - Один любит, другой позволяет себя любить (фр.)], – пробормотал Пуаро.

– А? Что вы сказали? Понимаете, мужчине не по себе, когда женщина любит его сильнее, чем он ее. – Из его голоса уходило раздражение. – Мужчине не хочется, чтобы им владели. Черт бы его побрал, это собственническое чувство! Этот мужчина – мой, он принадлежит мне! Я так не хочу – и никто не захочет! Сразу хочется сбежать, освободиться. Мужчина должен владеть женщиной, а не наоборот.

Он выговорился и подрагивающими пальцами поднес спичку к трубке.

– Так вы такое чувство испытывали к мадемуазель Жаклин? – сказал Пуаро.

– М-м? – Саймон поднял на него глаза и, помедлив, признался: – М-м… да, вообще говоря – да. Она, конечно, не осознает этого, а у меня язык не повернется сказать. Мне все время было не по себе, а тут я встретил Линит и совсем потерял голову. В жизни не видел такой красоты. Просто чудеса в р

Страница 20

шете. Ведь перед ней все заискивают, а она выбирает простейшего парня.

Его голос звучал мальчишеским восторгом.

– Понимаю, – сказал Пуаро. Он задумчиво кивнул. – Да-да, понимаю.

– Почему Джеки не может мужественно перенести это? – возмущался Саймон.

Пуаро улыбчиво поджал губу:

– Прежде всего, месье Дойл, она не мужчина.

– Ну да… я имею в виду: стойко. И горькие пилюли приходится глотать, ничего не поделаешь. Виноват во всем я один, каюсь. Грешен! Но ведь это безумие – жениться на девушке, которую разлюбил. А сейчас, когда я вижу, на что способна Джеки, я просто рад, что унес ноги.

– На что она способна… – раздумчиво повторил за ним Пуаро. – А вы представляете себе, на что она способна, месье Дойл?

Саймон нахмурился, потом замотал головой:

– Нет, а что вы, собственно, имеете в виду?

– Вы знаете, что она ходит с револьвером?

Саймон глядел на него испуганными глазами:

– Сейчас-то она вряд ли пустит его в ход. Раньше – да, могла. А сейчас время упущено. Сейчас она вооружена только злобой – чтобы получше отыграться на нас.

Пуаро пожал плечами.

– Может быть, – с сомнением в голосе сказал он.

– Я беспокоюсь за Линит, – без особой нужды напомнил Саймон.

– Я понимаю, понимаю, – сказал Пуаро.

– Если серьезно, я не жду от Джеки мелодрамы с пальбой, но это шпионство и преследование уже сидят у Линит в печенках. Я придумал один план – может, и вы что-нибудь посоветуете. С самого начала, надо вам знать, я во всеуслышание объявил, что мы пробудем здесь десять дней. А завтра из Шелала[39 - Шелал – селение и порт в верховьях Первого порога.] в Вади-Хальф уходит пароход «Карнак». Я хочу взять на него билеты – под чужим именем. Завтра мы отправимся на экскурсию в Филы[40 - Филы – остров на Ниле южнее Асуана.], а горничная распорядится багажом. В Шелале мы сядем на «Карнак». Когда Джеки выяснит, что мы не вернулись с экскурсии, мы уже будем далеко. Она решит, что мы улизнули от нее в Каир. Можно подкупить носильщика, чтобы он это говорил. Туристические конторы ей не помогут, потому что нашей фамилии там не будет. Что вы думаете на этот счет?

– Да, все хорошо придумано. А если она останется здесь до вашего возвращения?

– А мы, может, не вернемся. Поднимемся до Хартума и дальше самолетом – в Кению. Не станет же она гоняться за нами по всему земному шару.

– Не станет, потому что в какой-то момент ее удержат финансовые соображения. Я полагаю, у нее совсем немного денег.

Саймон наградил его восхищенным взглядом:

– Вот что значит умный человек. Я об этом даже не задумывался. Какие у Джеки деньги!

– При этом она добралась за вами сюда?

Саймон стал гадать:

– Что-то ей, конечно, набегает с процентов. Сотни две в год, я думаю. Но скорее всего – даже наверняка – она продала капитал, чтобы обернуться с этой своей затеей.

– Значит, настанет такой момент, когда она исчерпает свои возможности и останется без единого пенса?

– Да…

Саймон поежился от этой перспективы. Пуаро не сводил с него глаз.

– Да, – заметил он, – не очень приятная мысль…

Не скрывая раздражения, Саймон сказал:

– В общем, я тут ничем не могу помочь. – И добавил: – Что вы думаете о моем плане?

– Он может увенчаться успехом – вполне. Ценой отступления.

Саймон залился краской:

– Мы сбегаем, вы хотите сказать? Ну и пусть… Зато Линит…

Все так же не сводя с него глаз, Пуаро сдержанно кивнул:

– Возможно, вы правы, и это лучший выход из положения. Не забывайте, однако, что мадемуазель де Бельфор имеет голову на плечах.

– Я чувствую, мы еще сойдемся с ней на одной дорожке, и тогда увидим, чья возьмет, – хмуро сказал Саймон. – Она ведет себя неразумно.

– Неразумно! Mon Dieu![41 - Боже мой! (фр.)] – воскликнул Пуаро.

– А почему, собственно, женщинам не вести себя разумно? – настаивал Саймон.

– Весьма часто они ведут себя именно так, – сухо ответил Пуаро. – Это приносит даже больше огорчений. Я тоже буду на «Карнаке», – добавил он. – Нам по пути.

– Да? – Саймон смешался и, путаясь в словах, продолжал: – Но это… но вы… не из-за нас? Мне бы не хотелось думать, что…

На этот счет Пуаро сразу успокоил его:

– Нет-нет, все это было подготовлено еще в Лондоне. Я всегда строю свои планы заблаговременно.

– Вы не любите ездить куда глаза глядят? Так гораздо интереснее!

– Может быть. Но чтобы преуспеть в жизни, нужно заранее все тщательно подготовить.

– Наверное, так поступают опытные убийцы, – рассмеялся Саймон.

– Да, хотя, признаться, на моей памяти самое яркое и чуть ли не самое запутанное преступление было совершено без всякой подготовки.

С ребячливой непосредственностью Саймон сказал:

– На «Карнаке» вы должны что-нибудь рассказать нам из своей практики.

– Нет-нет, это значило бы, что называется, раскрыть перед вами кухню.

– Так в нее страх как хочется заглянуть! И миссис Аллертон так считает. Ей не терпится устроить вам допрос.

– Миссис Аллертон? Очаровательная седовласая дама с преданным сыном?

– Она самая. Они тоже будут на «Карнаке».

Страница 21


– Она знает, что вы…

– Разумеется, нет, – вскипел Саймон. – Никто не знает. У меня такой принцип: по возможности никому не доверяться.

– Замечательное убеждение, я сам его придерживаюсь. Кстати, этот ваш попутчик, высокий седой мужчина…

– Пеннингтон?

– Да. Вы путешествуете втроем?

Саймон хмуро ответил:

– Довольно необычно, думаете вы, для медового месяца, да? Пеннингтон – американский опекун Линит. Мы совершенно случайно встретились с ним в Каире.

– Ah vraiment![42 - Вот оно что! (фр.)] Вы позволите один вопрос? Мадам, ваша жена, – она совершеннолетняя?

Саймон озадаченно взглянул на него:

– Вообще-то ей нет пока двадцати одного года, но и просить у кого бы то ни было согласия на брак со мной ей не требовалось. Для Пеннингтона это была полная неожиданность. Он совершенно ничего не знал: за два дня до письма Линит с новостью о нашей свадьбе он отплыл из Нью-Йорка на «Карманике».

– «Карманик»… – пробормотал Пуаро.

– Для него было полной неожиданностью наткнуться на нас в каирском «Пастухе».

– Надо же быть такому совпадению!

– Выяснилось, что он тоже поднимается по Нилу, – мы и объединились, как-то неловко, знаете, обособляться. Да оно и к лучшему. – Он снова смешался. – Линит все время была в напряжении – того и гляди, объявится Джеки, и, пока мы были одни, эта тема возникала постоянно. А с Эндрю Пеннингтоном мы вздохнули свободнее, потому что приходится говорить о постороннем.

– Ваша жена не доверилась мистеру Пеннингтону?

– Не доверилась. – Саймон вызывающе вздернул подбородок. – Это вообще никого не касается. Кроме того, когда мы затевали это нильское путешествие, мы думали, что эта история кончилась.

Пуаро покачал головой:

– Она не кончилась. Далеко не кончилась. Я убежден в этом.

– А вы неважный утешитель, месье Пуаро.

Пуаро взглянул на него с некоторым раздражением. Он думал про себя: «Эти англосаксы – они ни к чему не относятся серьезно, у них все игра. Они не взрослеют».

Линит Дойл, Жаклин де Бельфор – те достаточно серьезно отнеслись к случившемуся. А Саймон обнаруживал только признаки чисто мужского нетерпения и досады. Пуаро сказал:

– Простите за бестактность: это была ваша идея поехать в Египет в свой медовый месяц?

Саймон покраснел:

– Конечно, нет. Я бы поехал куда-нибудь еще, но Линит желала только сюда. И поэтому…

Он запнулся и умолк.

– Естественно, – помрачнев, сказал Пуаро.

Ему стало ясно, что любое желание Линит Дойл подлежит исполнению.

Он думал про себя: «Все трое порознь отчитались передо мной: Линит Дойл, Жаклин де Бельфор, Саймон Дойл. Чей отчет ближе к истине?»




Глава 6


Назавтра утром, в одиннадцать часов, Саймон и Линит Дойл отправились в Филы. С кресла на балконе отеля Жаклин де Бельфор видела, как они садились в живописную шлюпку. Она не видела другого: как от парадной двери отеля отъехал автомобиль с багажом и чопорного вида горничной. Машина укатила направо, в сторону Шелала.

Оставшуюся до ленча пару часов Эркюль Пуаро решил скоротать на Слоновом острове – он лежал прямо против отеля.

Он направился к пристани. В лодку как раз садились двое мужчин, и он присоединился к ним. Тот, что помоложе, приехал накануне поездом; высокий, темноволосый, с волевым подбородком на худощавом лице. На нем были невыразимо грязные штаны из серой фланели и совершенно неуместный в этом климате свитер с высоким воротом. Другой, толстячок средних лет, немедля заговорил с Пуаро по-английски – бегло и не очень правильно. Их молодой спутник от беседы уклонился и только хмуро посматривал в их сторону, а потом и вовсе повернулся к ним спиной, засмотревшись, как ловко лодочник-нубиец[43 - Нубийцы – народ, населявший Нубию (Куш) – страну, расположенную между Первым и Шестым порогами Нила и далее к югу на территории современного Судана и части Египта.] толкает ногой кормовое весло, одновременно управляясь с парусом.

На реке стояла полная тишь, медленно расступались темные, осклизлые громады скал, ветерок овевал их лица. До острова добрались очень скоро, и, сойдя на берег, Пуаро и его словоохотливый знакомец прямиком направились в музей. Толстяк на ходу достал визитную карточку и с полупоклоном вручил ее Пуаро. Там значилось:

«Signor Guido Richetti, Archeologo»[44 - «Господин Гвидо Рикетти, археолог» (ит.).].

Пуаро не остался в долгу и также с поклоном извлек свою карточку. Исполнив эти формальности, они вошли в музей, и итальянец сразу завел высокоученый разговор. Сейчас они говорили по-французски.

Молодой человек во фланелевых брюках, позевывая, незаинтересованно обошел музей и поспешил наружу.

В конце концов его примеру последовали и Пуаро с синьором Рикетти. Итальянец сразу зарылся в руины, а Пуаро, высмотрев на скалах у реки знакомый солнечный зонтик в зеленую полоску, улизнул в ту сторону.

С книгой на коленях и блокнотом под рукой миссис Аллертон сидела на большом валуне.

Пуаро учтиво снял шляпу, и миссис Аллертон тотчас взяла слово.

– Доброе утро, – сказала она. – Боюсь, от этих жутки

Страница 22

детей совершенно невозможно отвязаться.

Темнокожая мелюзга лезла к ней, скаля зубы и кривляясь, и канючила «бакшиш».

– Я надеялась, что надоем им, – пожаловалась она. – Они уже часа два, если не больше, глазеют на меня и помаленьку окружают; крикну им «имши», погрожу зонтиком – они разбегутся, а через минуту-другую возвращаются и снова пялят на меня свои противные глазищи, и носы у них тоже противные, и приходится признать, что я не люблю детей – во всяком случае, неумытых и элементарно невоспитанных.

Она виновато рассмеялась.

Пуаро предпринял безуспешную попытку разогнать ватагу. Рассеявшись, ребятня снова собралась и взяла их в кольцо.

– Будь в Египте поспокойнее, цены бы ему не было, – сказала миссис Аллертон. – Тут человеку не дают проходу. То клянчат деньги, то навязывают ослика или бусы, то тянут в туземную деревню или на утиную охоту.

– Огромный недостаток, это правда, – согласился Пуаро.

Он разложил на камне носовой платок и осторожненько опустился на него.




Конец ознакомительного фрагмента.



notes


Сноски





1


Влюбленным (фр.).




2


«Вулвортс» – универмаги американской компании «Ф.-У. Вулворт», имеющей филиалы в Англии.




3


Уолл-стрит – улица в Нью-Йорке, на которой расположены здания фондовой биржи и многих банков; символ финансовой олигархии США.




4


Пешая охота с шотландскими борзыми (дирхаундами).




5


Ее величество королева, Линит златокудрая! (фр.)




6


Ирония этого вопроса в том, что «королевское пособие» полагается матери, родившей троих и более близнецов.




7


Клиентуру (фр.).




8


Услужливостью (фр.).




9


Слегка измененная фраза из Книги общей молитвы – молитвенника и требника англиканской церкви.




10


«Один любит, другой позволяет себя любить» (фр.).




11


Пресыщенности (фр.).




12


Елизавета (1533–1603) – английская королева с 1558 г., из династии Тюдоров.




13


Майорка – остров в Средиземном море, славится климатическими курортами. Территория Испании.




14


Смотри (лат.).




15


Мэйфер – фешенебельный район Лондона с дорогими магазинами и гостиницами.




16


Отличительной чертой его была чопорность. Относится ко времени правления Эдуарда VII (1901–1910), когда нравы оставались еще «викторианскими».




17


Эль-Файюм – крупный город на севере Египта, неподалеку от которого находится древний город Кракадилополис, активно посещаемый иностранными туристами.




18


Луксор – город в Египте, на территории древних Фив, в среднем течении реки Нил; основная достопримечательность – храм богов Амона Ра, Мут, Хонсу (XVI–XV вв. до н. э.), соединенный аллеей сфинксов с комплексом древнеегипетских храмов Карнак, названных по одноименному арабскому селению.




19


Асуан – крупный город на юге Египта, порт на реке Нил, климатический курорт.




20


Хартум – столица Судана, расположен у слияния в Нил рек Белый Нил и Голубой Нил.




21


Бюро Кука – туристическое агентство, имеющее отделения во многих странах.




22


Чесуча – плотная шелковая ткань.




23


Слоновый остров – на Ниле напротив Асуана.




24


Вади-Хальф – город на севере современного Судана в низовьях Второго порога – одного из шести порогов на Ниле.




25


Лазурит – ценный поделочный минерал синего (кобальт) цвета.




26


Пиастр – разменная монета в Египте.




27


Подарок (перс.).




28


Ну вот (фр.).




29


Хорошо (фр.).




30


Да, конечно, мадам (фр.).




31


Мятный ликер (фр.).




32


Ваше здоровье, мадам, мадемуазель (фр.).




33


Ну что же (фр.).




34


Послушайте, мадам (фр.).




35


Государственное вероисповедание в Великобритании. Протестантское по сути, оно ближе к католическому, чем другие протестантские учения.




36


Штат на юго-востоке США.




37


Забавно! (фр.)




38


Один любит, другой позволяет себя любить (фр.)




39


Шелал – селение и порт в верховьях Первого порога.




40


Филы – остров на Ниле южнее Асуана.




41


Боже мой! (фр.)




42


Вот оно что! (фр.)




43


Нубийцы – народ, населявший Нубию (Куш) – страну, расположенную между Первым и Шестым порогами Нила и далее к югу на территории современного Судана и части Египта.




44


«Господин Гвидо Рикетти, археолог» (ит.).


Поделиться в соц. сетях: