Читать онлайн “Библиотека Душ” «Ренсом Риггз»

  • 02.02
  • 0
  • 0
фото

Страница 1

Библиотека Душ. Нет выхода из Дома странных детей
Ренсом Риггз


Мисс Перегрин #3
Абатон… Таинственный исчезнувший город, где в библиотеке хранятся души великих странных… Старинная легенда напомнит о себе, когда в поисках похищенных детей Джейкоб, Эмма и верный Эддисон, спутав следы преследователям в современном Лондоне, отправятся в викторианскую Англию. В опасном путешествии в трущобы Дьявольского Акра – петли вне закона, где очень легко спрятать украденное, – их сопровождают мрачный перевозчик Харон, соблазненный перспективами карьерного роста, и прирученная Джейкобом пусто?та. Но здесь, у самого логова тварей, их уже много лет поджидает тот, кто верит в возвращение библиотекаря…





Ренсом Риггз

Библиотека Душ



Впервые опубликовано на английском языке издательством Quirk Books, Филадельфия, Пенсильвания



Переведено по изданию:

Riggs R. Library of Souls: The Third Novel of Miss Peregrine's Peculiar Children: A Novel / Ransom Riggs. – Quirk Books, 2015. – 464 p.



© Ransom Riggs, 2015

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление обложки, 2016

© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2016


* * *


Моей маме посвящается


Край земли, глубины морей,

беспросветность веков, ты выбрал все.

    Э. М. Форстер






Глоссарий странных терминов







СТРАННЫЕ – тайная ветвь человеческих существ или животных, благословением – или проклятием – которой являются сверхъестественные черты. В древности их почитали, позднее они стали внушать окружающим страх и их стали преследовать. В настоящее время странные – это изгои общества, старающиеся не привлекать к себе внимания.








ПЕТЛЯ – ограниченная местность, где без конца повторяется один и тот же день. Петли создаются и поддерживаются имбринами как убежища для их странных подопечных, в обычном мире подвергающихся постоянной опасности. Петли на неопределенное время откладывают процесс старения их жителей. Но обитатели петель ни в коем случае не являются бессмертными. Время, проведенное в петле, представляет собой постоянно накапливающийся долг, за который приходится расплачиваться стремительным старением, стоит им задержаться вне петли дольше определенного промежутка времени.








ИМБРИНЫ – способные менять свой физический облик матриархи мира странных существ. Они могут по собственному желанию превращаться в птиц, производить манипуляции со временем, и на них возложена защита странных детей. На древнестранном языке слово имбрина (которое произносится имм-бринн) означает «оборот» или «обращение».








ПУСТОТЫ – чудовищные, в прошлом странные существа, которые алчут душ своих бывших соплеменников. Их изможденные тела похожи на трупы, но у них мускулистые челюсти, в которых скрываются мощные, похожие на щупальца языки. Они тем более опасны, поскольку невидимы ни для кого, за исключением некоторых странных людей. В настоящий момент известно лишь об одном таком ныне живущем человеке – Джейкобе Портмане. Такой же способностью обладал и его покойный дедушка. До недавнего усовершенствования, расширившего их возможности, пустОты не могли проникать в петли. Именно поэтому странные люди и предпочитали петли в качестве места жительства.








ТВАРИ – пустОта, поглотившая достаточное количество странных душ, превращается в тварь, которая видима всеми и ничем не отличается от нормальных людей, за исключением одной детали – своих лишенных зрачков, абсолютно белых глаз. Они невероятно умны, а также являются ловкими манипуляторами и искушены в искусстве смешиваться с толпой. Они способны потратить годы на то, чтобы проникнуть в общество как нормальных, так и странных людей. Они могут оказаться кем угодно – бакалейщиком из лавки на углу, водителем автобуса на вашем маршруте, вашим психоаналитиком. История их борьбы со странными людьми – это история убийств, ужаса, похищений и иных преступлений с использованием пустот как убийц. Смысл собственного существования они видят в том, чтобы отомстить странным людям и взять их мир под свой полный контроль.




Глава первая


Чудовище стояло так близко, что с легкостью могло дотянуться до нас языком. Оно не сводило с нас глаз, а в его ссохшемся мозгу роились фантазии на тему убийства. Даже окружающий его воздух был наэлектризован жаждой нашей смерти. Пустоты рождаются с жаждой поглощать души странных существ, и мы стояли перед ней наподобие буфета, прижавшись спинами к искореженной телефонной будке. Эддисон, которого можно было заглотить в один присест, смело стоял у моих ног с грозно поднятым хвостом. Эмма оперлась о мою руку в поисках поддержки. Она еще не оправилась от удара и не смогла бы зажечь огонек ярче спички. Станция подземки напоминала ночной клуб после бомбежки. Из лопнувших труб с визгом вылетал пар, образуя дрожащие призрачные завесы. С потолка свисали расколотые мониторы. Казалось, какой-то великан свернул им шеи

Страница 2

Все вокруг, включая пути, было усеяно разбитым стеклом, сверкающим в истерических вспышках красных аварийных фонарей подобно гигантскому диско-шару. Бежать нам было некуда – с одной стороны стена, с другой море битого стекла. А всего в двух шагах перед нами существо, единственный инстинкт которого требовал разорвать нас на части. И все же оно не двигалось с места и даже не пыталось сократить расстояние. Пустота покачивалась на пятках, подобно пьянице или сомнамбуле. Казалось, она вросла в пол. Ее голова с маской смерти поникла, а ворох языков напоминал гнездо усыпленных мной змей.

Я. Это сделал я, Джейкоб Портман из Флоридской глубинки. В настоящий момент этот ужас – воплощение ночных кошмаров и мрака – убивать нас не собирался, потому что я попросил его этого не делать. Я бесцеремонно приказал ему снять свой язык с моей шеи. Пошел, – сказал я. Вон, – сказал я. Я не знал, что человеческий рот способен воспроизводить звуки языка, на котором я это произнес. И – о чудо! – это подействовало. В его глазах пылала ярость, но тело повиновалось моему приказу. Каким-то образом я укротил это чудовище – наложил на него заклятие. Но спящие существа просыпаются, а действия заклятий заканчиваются. Особенно если эти заклятия наложены случайно. Я чувствовал, как звереет пустота под обмякшей телесной оболочкой.

Эддисон ткнулся носом в мою ногу.

– Сейчас сюда явятся другие твари. Это чудище нас отсюда выпустит?

– Поговори с ним еще, – дрожащим и срывающимся голосом попросила Эмма. – Прикажи ей проваливать.

Я попытался подобрать нужные слова, но они от меня ускользали.

– Я не знаю как.

– Минуту назад знал, – напомнил Эддисон. – Мне показалось, что в тебя вселился демон.

Минуту назад эти слова просто сами слетели у меня с языка, прежде чем я успел хоть что-то понять. Теперь, когда я пытался их повторить, это напоминало ловлю рыбы голыми руками. Они ускользали, едва я успевал их коснуться.

Убирайся! – закричал я.

Это прозвучало по-английски. Пустота не шелохнулась. Я напрягся, впился взглядом в ее чернильные глаза и предпринял еще одну попытку.

Убирайся отсюда! Оставь нас в покое!

Снова английский. Пустота наклонила голову, как озадаченный пес, но в остальном осталась неподвижна, как статуя.

– Она ушла? – спросил Эддисон.

Кроме меня, ее по-прежнему никто не видел.

– Она все еще тут, – ответил я. – Я не знаю, что с этим делать.

Я чувствовал себя ужасно глупым и беспомощным. Неужели мой дар так быстро исчез?

– Ничего страшного, – вмешалась Эмма. – В любом случае, бесполезно что-то объяснять пустоте.

Выбросив вперед руку, она попыталась зажечь пламя, но оно тут же зашипело и погасло. Это ее, похоже, окончательно обессилило. Я крепче обнял ее за талию, опасаясь, что она упадет.

– Побереги силы, спичка, – посоветовал ей Эддисон. – Я уверен, что они нам еще пригодятся.

– Если это потребуется, я буду драться с ней голыми руками, – заявила Эмма. – Самое важное сейчас – пока не поздно, найти остальных.

Остальные. Мне казалось, я до сих пор вижу, как они исчезают в глубине тоннеля. Одежда Горация была в полном беспорядке. Бронвин при всей ее силе нечего было противопоставить пистолетам тварей. Енох был совершенно оглушен взрывом. Хью воспользовался хаосом, чтобы сдернуть с Оливии ее тяжелые туфли и увлечь за собой, едва успев поймать улетающую девочку за пятку. И все они исчезли после того, как их, плачущих и испуганных, вооруженные твари затолкали в поезд. Наши друзья исчезли вместе с имбриной, спасая которую мы чуть не погибли. И сейчас поезд уносил их сквозь недра Лондона к судьбе, горшей, чем смерть. Уже слишком поздно, – подумал я. Стало поздно в тот момент, когда солдаты Каула штурмом взяли ледяное убежище мисс Королек. Стало поздно в тот вечер, когда мы приняли злобного братца мисс Сапсан за нашу обожаемую имбрину. Но я поклялся себе, что мы найдем наших друзей и нашу имбрину, чего бы нам это ни стоило, даже если мы обнаружим лишь их тела, даже если для этого понадобится поплатиться и собственной жизнью.

Итак, размышлял я: где-то в этой мерцающей темноте имеется выход на улицу. Дверь, лестница, эскалатор, все это было где-то у дальней стены. Но как туда попасть?

Убирайся к чертовой матери с моей дороги! – заорал я, предпринимая еще одну отчаянную попытку.

Естественно, снова английский. Пустота замычала, как корова, но не двинулась с места. Все было тщетно. Слова исчезли.

– План Б, – сообщил я друзьям. – Поскольку она меня не слушает, придется ее обойти. Будем надеяться, что она так и будет стоять, где стоит.

– Как именно мы будем ее обходить? – спросила Эмма.

Чтобы пройти как можно дальше от пустоты, было необходимо пробраться сквозь горы битого стекла, изрезавшего бы обнаженные ноги Эммы и лапы Эддисона. Я задумался над этой проблемой. Я мог бы взять на руки собаку, но все равно оставалась Эмма. Я мог выбрать осколок стекла побольше и вонзить его в глаза чудовищу. Однажды этот прием меня уже спас. Но если бы мне не удалось убить его первым же ударом,

Страница 3

оно наверняка тут же очнулось бы, и тогда погибли бы мы. Единственное, что оставалось, – это пройти по узкому свободному от стекол проходу между пустотой и стеной. Но он был действительно очень узким – не более полутора футов в ширину. Даже прижавшись к мрамору спинами, нам с трудом удалось бы протиснуться в эту щель. Я опасался, что такая близость к пустоте или, того хуже, случайное ее касание способно нарушить хрупкое оцепенение, удерживающее ее от нападения. Но кроме этой последней возможности нам оставалось разве что отрастить крылья и перелететь через голову чудовища.

– Ты сможешь идти? – спросил я у Эммы. – Или хотя бы переставлять ноги?

Она выпрямилась, опустив руку, которой обнимала меня за талию.

– Думаю, что смогу.

– В таком случае вот как мы поступим – нам придется мимо нее проскользнуть. Места мало, но если прижмемся спинами к стене и будем осторожны…

Эддисон тут же меня понял и вжался в телефонную будку.

– Ты думаешь, стоит к ней приближаться?

– Нет, не думаю.

– Что, если она очнется, когда мы будем…

– Не очнется, – заявил я с уверенностью, которой не испытывал. – Просто не делайте резких движений и… что бы ни происходило… не прикасайтесь к ней.

– Теперь ты наши глаза, – вздохнул Эддисон. – Да поможет нам Птица.

Подняв с пола длинный и тонкий осколок стекла, я сунул его в карман. Сделав два шага к стене, мы прижались к холодным мраморным плитам и начали двигаться в сторону пустоты. По мере нашего приближения ее глаза поворачивались и она по-прежнему пристально следила за мной. Всего несколько осторожных шагов в сторону, и нас окутала волна источаемого пустотой смрада, настолько зловонного, что у меня даже слезы на глаза навернулись. Эддисон закашлялся, а Эмма прижала к носу ладонь.

– Еще совсем чуть-чуть, – срывающимся от отчаянного напряжения и деланного спокойствия голосом произнес я.

Я вынул из кармана осколок стекла и сжал его в кулаке, держа острым концом вперед. Я сделал шаг, затем еще один. Теперь мы были так близко, что, протянув руку, я смог бы прикоснуться к чудовищу. Я слышал, как бьется его сердце. С каждым нашим шагом этот стук учащался и становился все громче.

Не двигайся, – по-английски прошипел я. – Ты моя. Я тебя контролирую. Не двигайся.

Я втянул живот и прижался всеми позвонками к стене, боком вползая в тесный проход между стеной и пустотой.

Не двигайся, не двигайся.

Скользя спиной по стене, я медленно переступал. Я затаил дыхание, в то время как влажное и сиплое дыхание пустоты участилось и из ее ноздрей заклубился зловонный черный пар. Ее явно раздирало невыносимое желание нас поглотить. В свою очередь я с трудом удерживался от того, чтобы не броситься бежать. Я запретил себе и думать об этом как о поведении жертвы, но никак не хозяина положения.

Не двигайся. Не двигайся.

Еще несколько шагов, несколько футов, и мы бы ее миновали. Ее плечо было в миллиметре от моей груди.

Не…

И тут она пришла в движение. Одним стремительным рывком пустота повернула голову и все тело и оказалась прямо передо мной.

Я застыл.

– Не двигайтесь, – произнес я на этот раз вслух, обращаясь к друзьям. Эддисон спрятал морду в лапы, а Эмма замерла, ледяными пальцами как клещами сжав мое запястье. Я приготовился к неизбежному – к ее языкам, ее зубам, к концу.

Назад, назад, назад.

Английский, английский, английский.

Шли секунды, и, к моему изумлению, мы оставались в живых. Не считая мерно поднимающейся и опускающейся грудной клетки, существо не шевелилось, похоже, снова окаменело.

Я попытался миллиметр за миллиметром скользить вдоль стены. Пустота провожала меня взглядом, подобно стрелке компаса слегка поворачивая голову в моем направлении. Казалось, ее тело соединено с моим какой-то невидимой нитью. Но оно не двинулось вслед за нами, не распахнуло свои челюсти. Исчезни заклятие, которое я каким-то образом на нее наложил, и в следующую секунду мы все были бы мертвы.

Пустота лишь наблюдала за мной. Ожидая распоряжений, которые я не умел отдавать.

– Ложная тревога, – прошептал я, и Эмма с облегчением шумно выдохнула.

Мы миновали проход, отклеились от стены и зашагали прочь настолько быстро, насколько могла идти прихрамывающая Эмма. Немного отойдя от пустоты, я оглянулся и увидел, что она уже полностью развернулась и стоит лицом ко мне.

Стой на месте, – по-английски пробормотал я. – Молодец.


* * *

Пройдя сквозь стену пара, мы увидели бездействующий из-за отключившегося электропитания эскалатор. Его окружало слабое свечение – из мира сверху проникал манящий дневной свет. Мир живых, современный мир. Мир, в котором у меня были родители. Они оба находились здесь, в Лондоне, они дышали этим воздухом. Всего в шаге отсюда.

Эй, привет!

Немыслимо. Но гораздо труднее было представить себе, что и пяти минут не прошло еще с тех пор, как я все рассказал отцу. Во всяком случае, самое главное: Я такой же, как дедушка Портман. Я странный. Они все равно никогда не поймут, но, по крайней мере, теперь они знают, и мое отс

Страница 4

тствие уже не будет восприниматься как предательство. У меня в ушах все еще звучал голос отца, который умолял меня вернуться домой, и по мере того, как мы медленно приближались к свету, меня внезапно охватило постыдное желание стряхнуть руку Эммы и броситься бежать. Я хотел вырваться из этой удушающей тьмы, разыскать родителей, вымолить у них прощение, а затем забраться в роскошную кровать их гостиничного номера и уснуть.

И это было самым невообразимым. Я ни за что не смог бы так поступить. Я любил Эмму, и я ей об этом сказал, и я ни за что бы ее не оставил. И не потому что я был очень благородным, смелым или великодушным. Я не являюсь носителем этих качеств. Отнюдь. Но я боялся того, что, если я ее оставлю, моя душа разорвется на части.

Да и остальных тоже. Остальных. Наших несчастных обреченных друзей. Мы должны были их найти. Но как? Поезд, на котором они скрылись в тоннеле, был последним. И ясно, что после взрыва и сотрясших станцию выстрелов метро работать больше не будет. Оставались лишь две возможности – одна ужаснее другой: спуститься в тоннель и пойти за ними пешком, надеясь, что там не будет пустот, либо взобраться по эскалатору и столкнуться с тем, что ожидает нас на поверхности (скорее всего, с ликвидационной командой тварей), и, уже оценив обстановку, решить, что предпринять.

Я знал, какой вариант лично для меня предпочтительнее. Я был сыт по горло мраком, и уж точно с меня было довольно пустот.

– Давайте подниматься, – произнес я, увлекая Эмму к замершему эскалатору. – Надо найти безопасное место, где ты сможешь восстановить силы, пока мы будем строить дальнейшие планы.

– Ни в коем случае! – воскликнула она. – Мое состояние не имеет значения! Мы просто не можем бросить остальных!

– Мы их не бросаем. Но необходимо быть реалистами. Мы ранены и беззащитны, а остальные уже очень далеко. Скорее всего, они уже вышли из метро и их ведут в какое-то другое место. Как мы вообще сможем их найти?

– Так же, как я нашел вас, – вмешался Эддисон. – С помощью нюха. У странных людей совершенно особенный запах, знаете ли. Но его могут уловить только такие собаки, как я. А уж как благоухает ваша компания! Думаю, это из-за страха. К тому же вы давно не мылись…

– Значит, мы идем за ними! – заявила Эмма.

С неизвестно откуда взявшимися силами она потащила меня к путям. Я сопротивлялся, держа ее за руку.

– Нет, нет… Поезда уже наверняка не ходят, а если мы пойдем за ними пешком…

– Опасно это или нет, я их не оставлю.

– Эмма, это не просто бессмысленно, это опасно. Они уже уехали.

Она вырвала руку и захромала к путям. Споткнулась, с трудом удержавшись на ногах. Ну, скажи же что-нибудь, – одними губами попросил я Эддисона. Догнав ее, он остановился прямо перед ней.

– Боюсь, что он прав. Если мы пойдем пешком, запах наших друзей рассеется задолго до того, как нам удастся их найти. Даже мои выдающиеся способности имеют свои границы.

Эмма посмотрела на тоннель, затем перевела взгляд на меня. Выражение ее лица было мученическим. Я протянул ей руку.

– Прошу тебя, пойдем. Это не означает, что мы сдаемся.

– Ладно, – угрюмо пробормотала она. – Ладно.

Но не успели мы и шага сделать обратно к эскалатору, как из темноты тоннеля раздалось:

– Я тут!

Голос был тихим и знакомым, с отчетливым русским акцентом. Это был складывающийся человек. Всмотревшись в темноту, я сумел разглядеть лежащее в стороне от рельсов тело. Одна рука была поднята. Во время стычки его подстрелили, и я был уверен, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но вот он лежит внизу и машет нам рукой.

– Сергей! – воскликнула Эмма.

– Ты его знаешь? – подозрительно спросил Эддисон.

– Он был одним из странных беженцев мисс Королек, – пояснил я.

Сверху донесся быстро нарастающий вой сирен. К нам приближались проблемы – возможно, закамуфлированные под помощь. Мне стало ясно, что еще немного и мы не сможем ускользнуть отсюда незамеченными. Но не могли же мы его там оставить.

Эддисон бросился к Сергею, огибая самые большие груды стекол. Эмма позволила мне взять ее под руку, и мы медленно побрели за Эддисоном. Странный лежал на боку, полузасыпанный осколками и перепачканный кровью. Похоже, ранение было серьезным. Его очки в проволочной оправе треснули, и он их беспрестанно поправлял, пытаясь получше меня рассмотреть.

– Это чудо, чудо, – еле слышно прохрипел он. – Я слышал, как ты говорить на языке чудовищ. Это настоящее чудо.

– Никакое это не чудо, – ответил я, опускаясь возле него на колени. – Я уже утратил эту способность. Ее больше нет.

– Если дар внутри, это навсегда.

Со стороны эскалатора до нас донеслись шаги и голоса. Я отгреб стекло в сторону, чтобы поднять складывающегося человека на руки.

– Мы заберем тебя с собой, – сказал я ему.

– Оставьте меня, – прохрипел он. – Меня очень скоро не станет…

Не обращая внимания на его возражения, я подсунул руки под его тело и встал. Он был длинным, как жердь, но легким, как перышко, и я держал его на руках, как большого мла

Страница 5

енца. Его тощие ноги свисали с моего локтя, а голова безвольно опустилась мне на плечо.

Двое неизвестных с грохотом сбежали по эскалатору и остановились у его подножия, в круге бледного дневного света, всматриваясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы осторожно присели, надеясь, что нас не заметят. В конце концов, это могли быть обычные пассажиры, рассчитывающие сесть в поезд. Но тут я услышал писк рации, а затем в их руках вспыхнули фонари, лучи которых ярко осветили их светоотражающие куртки.

Возможно, это были спасатели, но с таким же успехом это могли быть твари под видом спасателей. Этого я определить не мог, пока они совершенно синхронно не содрали со своих лиц панорамные солнцезащитные очки.

Все ясно.

Только что наши шансы на спасение сократились ровно наполовину. Оставались лишь пути и тоннели. Нам ни за что не удалось бы от них убежать, но у нас еще была возможность скрыться. И похоже, что среди хаоса разрушенной станции мы остались незамеченными. Лучи фонарей обшаривали пол. Мы с Эммой попятились к путям. Если бы нам удалось скользнуть в тоннель… Но Эддисон, черт бы его побрал, не шелохнулся.

– Пошли, – зашипел я.

– Они из скорой помощи, а этому человеку нужна помощь, – ответил он.

Это прозвучало слишком громко, и лучи тут же метнулись в нашу сторону.

– Всем оставаться на месте! – взревел один из мужчин, выхватывая из кобуры пистолет, в то время как второй схватился за рацию.

И тут одно за другим стремительно произошло два совершенно неожиданных события. Первым было то, что, когда я уже собирался бросить складывающегося человека на рельсы и вместе с Эммой прыгнуть вслед за ним, из тоннеля раздался оглушительный рев и возник, стремительно приближаясь, ослепительный луч прожектора. На станцию ворвался поток затхлого воздуха, вытесняемого, разумеется, поездом, который продолжал движение, несмотря на взрыв. Второе событие ознаменовалось мучительной болью у меня в животе. Пустота каким-то образом разморозилась и теперь прыжками неслась на нас. Уже через мгновение после того, как я ее ощутил, я увидел и ее саму. Она бежала сквозь клубы пара, широко раскрыв черные губы, отчего ее языки извивались, со свистом рассекая воздух.

Мы очутились в ловушке. Если бы мы бросились бежать к лестнице, нас бы подстрелили и искалечили. Прыгни мы на рельсы, нас бы снес поезд. И мы не могли укрыться в поезде, потому что оставалось еще десять секунд до его остановки и двенадцать до открытия дверей, после чего прошло бы еще десять секунд, прежде чем они закрылись бы снова. Но задолго до этого мы бы уже погибли так или иначе. И я сделал то, что часто делаю, когда у меня заканчиваются идеи, – посмотрел на Эмму. По отчаянию, написанному на ее лице, я понял, что она осознает всю безнадежность ситуации.

Но ее упрямо выдвинутый подбородок говорил о том, что она все равно собирается что-то предпринять. Только когда она, пошатываясь и вытянув перед собой руки, шагнула вперед, я вспомнил, что она не видит пустоту. Я хотел ее предупредить, дотянуться до нее и остановить, но язык мне не повиновался, и я не мог схватить ее, не уронив вначале складывающегося человека. Но тут рядом с ней оказался Эддисон. Он лаял на тварь, а Эмма тщетно пыталась возжечь пламя. Между ее ладонями вспыхивали и гасли искры, как будто она щелкала разрядившейся зажигалкой.

Тварь расхохоталась, взвела курок пистолета и прицелилась в Эмму. Пустота мчалась на меня, подвывая в унисон с визгом тормозящего позади меня поезда. Именно в этот момент я понял, что все кончено и я уже ничего не могу предпринять для того, чтобы это предотвратить. Одновременно что-то внутри меня расслабилось и боль, которую я всегда ощущал в непосредственной близости от пустоты, тоже исчезла. Эта боль напоминала протяжный высокочастотный вой, и как только она стихла, я обнаружил, что она скрывала собой какой-то другой звук, какое-то невнятное бормотание на самой границе сознания.

Слово.

Я бросился на него. Обхватил его обеими руками. Взвился и закричал во все горло. Его, – произнес я на чужом мне языке. Слово состояло всего из двух слогов, но включало множество значений. И как только оно сорвалось с моих губ, результат оказался мгновенным. Бежавшая на меня пустота резко остановилась, по инерции немного проехав вперед, затем повернулась в сторону и метнула язык, трижды обвившийся вокруг ноги твари. Потеряв равновесие, та выстрелила. Пуля срикошетила от потолка, после этого пустота перевернула тварь вверх ногами и подбросила в воздух.

Мои друзья не сразу поняли, что произошло. Пока они стояли с раскрытыми ртами, а вторая тварь что-то кричала в рацию, я услышал, как за моей спиной открылись двери вагона.

Это был единственный шанс на спасение.

– ПОШЛИ! – заорал я, и они меня послушали.

Эмма, спотыкаясь, бежала к поезду, Эддисон путался у нее под ногами, а я пытался пройти в узкие двери со скользким от крови и торчащим во все стороны складывающимся человеком. Наконец нам, всем троим, удалось ввалиться в вагон.

Снова раздались выстрелы. Это

Страница 6

тварь наугад разряжала обойму, пытаясь попасть в пустоту.

Двери начали закрываться, но тут же снова распахнулись. «Освободите, пожалуйста, двери», – раздался из динамиков жизнерадостный голос диктора.

– Его ноги! – воскликнула Эмма, показывая на длинные ноги складывающегося человека и торчащие наружу носки его туфель. Я успел убрать их из дверного проема за долю секунды до того, как двери захлопнулись. Болтающаяся в воздухе тварь выстрелила еще несколько раз, прежде чем раздосадованная пустота швырнула ее о стену и она неподвижной кучей сползла на пол.

Вторая тварь уже бежала к выходу. Его тоже, – попытался произнести я, но было уже поздно. Двери закрывались, и, рывком тронувшись с места, поезд быстро набирал скорость.

Я огляделся, радуясь тому, что вагон, в котором мы очутились, оказался пуст. Что подумали бы о нас обычные люди?

– Ты в порядке? – спросил я у Эммы.

Она сидела очень прямо и тяжело дышала, пристально глядя на меня.

– Благодаря тебе, – ответила она. – Ты и в самом деле заставил пустоту все это сделать?

– Думаю, да, – неуверенно ответил я.

– Это потрясающе, – тихо произнесла она.

Я пытался понять, она восхищена или испугана. Или восхищена и испугана одновременно.

– Мы обязаны тебе жизнями, – сообщил мне Эддисон, ласково тычась носом мне в руку. – Ты совершенно особенный мальчик.

Складывающийся человек засмеялся. Опустив голову, я увидел на его искаженном болью лице улыбку.

– Вот видишь? – произнес он. – Я же сказал тебе, что это чудо. – Он тут же посерьезнел. Схватив меня за руку, он сунул мне в ладонь квадратик картона. Фотографию. – Моя жена и мой ребенок, – прошептал он. – Наш враг захватил их очень давно. Если вы найдете остальных, возможно…

Взглянув на фото, я вздрогнул. Это был маленький, размером с небольшой бумажник, портрет женщины с ребенком. Было ясно, что Сергей носит его с собой уже очень давно. Хотя люди на снимке были довольно симпатичными, сама фотография – или ее негатив – серьезно пострадали, возможно, едва не сгорев в пожаре, подвергнувшись воздействию таких температур, что сохранились лишь искаженные фрагменты лиц. Прежде Сергей никогда не упоминал о своей семье. С тех пор, как мы познакомились, он вообще не говорил ни о чем, кроме необходимости собрать армию из странных людей, путешествуя из петли в петлю и набирая в эту армию всех, кто выжил после рейдов и зачисток тварей и пустот и все еще был способен сражаться. Но он ни разу не сказал, для чего ему нужна армия. Он хотел вернуть жену с ребенком.








– Мы и их найдем, – пообещал я.

Мы оба знали, насколько мала вероятность их спасти, но сейчас он нуждался в этих словах.

– Спасибо, – произнес он и расслабился посреди расползающейся по полу лужи крови.

– Ему осталось недолго, – произнес Эддисон, лизнув лицо Сергея.

– Возможно, мне удастся выделить достаточно тепла, чтобы прижечь и закрыть рану, – пробормотала Эмма.

Шагнув к Сергею, она начала тереть ладони.

Эддисон потерся носом о живот Сергея поверх рубашки.

– Вот тут. Рана здесь.

Эмма приложила ладони по обе стороны от указанного Эддисоном места. Услышав шипение плоти, я выпрямился, борясь с головокружением.

Посмотрев в окно, я увидел, что мы еще не выехали за пределы станции. Возможно, водитель снизил скорость из-за каких-то обломков на путях. Мигающие аварийные огни выхватывали из темноты то зарывшееся в стекло тело мертвой твари, то искореженную телефонную будку, где на меня впервые снизошло озарение, то пустоту… Я вздрогнул, увидев, что она небрежно, как будто выйдя на утреннюю пробежку, трусит по платформе параллельно поезду, отстав на несколько вагонов.

Остановись. Не приближайся, – по-английски выпалил я, глядя в окно. Мои мысли путались по мере того, как мою голову снова заполняли боль и вой.

Набрав скорость, поезд ворвался в тоннель. Я прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пустоту. Позади был только мрак, а затем последовала очередная красная вспышка и я на мгновение увидел застывший кадр – летящую пустоту. Ее ноги уже оторвались от платформы, а языки обвили поручни последнего вагона.

Чудо. Проклятье. Я еще не успел разобраться в том, что же все-таки со мной произошло.


* * *

Я взял его за ноги, а Эмма за руки, и мы осторожно уложили Сергея на длинное сиденье. Он лежал без сознания, вытянувшись во весь рост и слегка покачиваясь в такт движению поезда под рекламой пиццы «Испеки дома». Если ему предстояло умереть, мне казалось, это не должно произойти на полу.

Эмма приподняла его тонкую рубашку.

– Кровотечение остановилось, – доложила нам она, – но если он в ближайшее время не окажется в больнице, ему не выжить.

– Он в любом случае может умереть, – возразил Эддисон. – Особенно в больнице в настоящем. Представь себе – через три дня он приходит в себя, его рана затянулась, но все остальное почти отказало, потому что ему уже двести и еще птица-знает-сколько-лет.

– Может, и так, – вздохнула Эмма. – С другой стороны, я буду очень удивлена, если через три дн

Страница 7

хоть кто-то из нас останется в живых, в каком бы то ни было состоянии. И я не знаю, что еще мы можем для него сделать.

Я уже слышал о том, что два или три дня были максимальным сроком, в течение которого любое странное существо, ранее жившее в петле, могло провести в настоящем, прежде чем начнется стремительное и неотвратимое старение. Этого времени хватало для того, чтобы наносить в настоящее краткие визиты, но остаться в нем странные не могли. Это позволяло путешествовать между петлями, но отбивало всякую охоту задержаться. Только самые отчаянные головы и имбрины совершали вылазки более нескольких часов – стоило замешкаться, и последствия были ужасны.

Эмма поднялась. В бледно-желтом освещении вагона ее кожа приобрела болезненный оттенок. Она тут же пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за одну из металлических опор. Я взял ее за руку и усадил рядом с собой. Силы окончательно ее покинули, и она буквально сползла на сиденье. Я тоже был измучен, потому что уже двое суток почти не спал и не ел нормально, не считая тех редких моментов, когда нам приходилось обжираться, как свиньям. Мне было страшно, и я вечно куда-то бежал в этих чертовых туфлях, натирающих ноги. Я уже забыл, что жизнь бывает другой. Но худшим представлялось то, что всякий раз, когда я говорил на языке пустот, как будто лишался какой-то части себя, и я понятия не имел, как мне это вернуть. Я ощущал такую усталость, которой раньше даже не мог представить. Я обнаружил в себе нечто новое, некий новый источник силы и власти. Но он был истощим и конечен, и я задавался вопросом, не истощаю ли я себя, истощая его.

Я решил, что подумаю об этом в другой раз, а пока попытаюсь насладиться несколькими неожиданными моментами покоя и тем, что я сижу, обняв Эмму, и ее голова на моем плече. Она едва дышала. Возможно, я поступил эгоистично, ничего не сказав друзьям о пустоте, увязавшейся за нашим поездом. Что мы могли с этим поделать? Альтернатива была проста – либо она нас настигнет, либо нет, либо убьет, либо нет, и от нас ничего не зависело. Когда мы в следующий раз с ней столкнемся – а я был уверен, что этот следующий раз обязательно настанет, – я либо найду слова, способные защитить нас от ее языков, либо нет.

Эддисон прыгнул на сиденье напротив, лапами отпер защелку на окне и слегка его приотворил. В вагон ворвался злобный вой поезда и теплый удушливый воздух тоннеля. Он замер, носом читая запахи. Его глаза блестели, а морда подрагивала. Мой нос не улавливал ничего, кроме застарелого запаха пота и какой-то гнили, но Эддисон, похоже, ощущал что-то еще, что-то, нуждающееся в тщательной проверке и трактовке.

– Ты их учуял? – спросил я.

Пес меня услышал, но ответил не сразу, пристально глядя в потолок и как будто додумывая какую-то мысль.

– Учуял, – наконец произнес он. – Они оставили за собой отличный четкий след.

Даже на такой скорости он поймал запах странных людей, проехавших здесь несколькими минутами ранее в закрытом вагоне предыдущего поезда. Это меня восхитило, о чем я ему тут же сообщил.

– Спасибо, но это не только моя заслуга, – ответил он. – В их вагоне кто-то тоже, видимо, открыл окно, иначе запах был бы значительно слабее. Возможно, это сделала мисс Королек, зная, что я попытаюсь их догнать.

– Она знала, что ты здесь? – удивился я.

– Как ты нас нашел? – вмешалась Эмма.

– Секундочку, – резко прервал нас Эддисон. Поезд замедлил ход, въезжая на следующую станцию, и чернота за окнами сменилась белизной кафельной плитки. Он снова высунул нос в окно и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. – Не думаю, что они здесь вышли, но на всякий случай будьте готовы.

Мы с Эммой встали, пытаясь по возможности заслонить собой складывающегося человека. Я с облегчением отметил, что на платформе совсем мало людей. Я удивился тому, что они вообще там были, как и тому, что поезда продолжали ходить, как будто ничего не произошло. Я подозревал, что об этом позаботились твари в надежде, что мы клюнем на эту наживку, сядем в поезд и облегчим им задачу нашей поимки. Вне всякого сомнения, мы сильно отличались от современных жителей Лондона.

– Веди себя естественно, – попросил я Эмму. – Сделай вид, что ты всю жизнь здесь живешь.

Это, похоже, показалось Эмме забавным, и она подавила смешок. Наверное, это действительно было смешно, с учетом того, что мы везде были чужими, а уж здесь и подавно.

Поезд остановился, и двери распахнулись, скользнув в стороны. Эддисон глубоко втянул носом воздух. В вагон вошла ученого вида женщина в куртке. При виде нас она замерла с открытым ртом, а затем резко развернулась и поспешно вышла. Нет уж, увольте. Я ее не винил. Мы представляли собой странное зрелище – грязные, в одежде, много десятилетий назад вышедшей из моды, и к тому же забрызганной кровью. Наверное, глядя на нас, любой решил бы, что мы только что убили несчастного мужчину на лавке позади нас.

– Веди себя естественно, – фыркнула Эмма.

Эддисон снова повернулся к нам.

– Мы на правильном пути, – поведал он. – Мисс Королек и в

Страница 8

е остальные, вне всякого сомнения, тут побывали.

– Они не вышли на этой станции? – спросил я.

– Я не думаю. Но если я не учую их на следующей платформе, мы поймем, что заехали слишком далеко.

Двери захлопнулись, взвыли электродвигатели, и мы поехали дальше. Я подумал, что нам необходимо каким-то образом переодеться, и уже хотел поделиться этим соображением с Эммой, как вдруг она вздрогнула, как будто что-то вспомнив.

– Эддисон? – окликнула она пса. – Что случилось с Фионой и Клэр?

При упоминании их имен я ощутил, как меня обволакивает новая тошнотворная волна тревоги. В последний раз мы видели их в зверинце мисс Королек, где Фиона осталась вместе с Клэр, которая была слишком больна и не могла продолжить путешествие. Каул сказал нам, что побывал в зверинце и захватил девочек в плен. Но он также сказал нам, что Эддисон мертв, а значит, его словам верить нельзя.

– Ах, – мрачно покачал головой Эддисон. – Боюсь, что ничего утешительного я вам не скажу. Вынужден признаться, в глубине души я надеялся, что вы о них не спросите.

Кровь отлила от лица Эммы.

– Рассказывай, – прошептала она.

– Конечно, – вздохнул он. – Вскоре после того, как ваша группа ушла, в петлю вторглась банда тварей. Мы забросали их взрывающимися яйцами, после чего разбежались и спрятались. Старшая девушка, лохматая такая…

– Фиона, – кивнул я, ощущая, как бешено бьется мое сердце.

– Она прибегла к своему искусству, чтобы нас спрятать – среди деревьев и в выращенном ею подлеске. Мы так здорово в нем затаились, и нас совсем не было видно. Твари еще долго бы не смогли нас оттуда извлечь. Но они пустили газ и вынудили нас выйти на открытое место.

– Газ! – воскликнула Эмма. – Негодяи клялись больше никогда в жизни его не использовать!

– Выходит, они солгали, – заметил Эддисон.

Когда-то в одном из альбомов мисс Сапсан я видел фото такой атаки: похожие на призраков твари в масках с баллонами для дыхания спокойно стояли, распыляя в воздух тучи ядовитого газа. Хотя этот газ и не был смертельным, он причинял неимоверную боль, потому что горло и легкие начинали гореть огнем. Поговаривали также, что он запирает имбрин в их птичьих телах.








– Когда они нас окружили, – продолжал Эддисон, – нас начали допрашивать, требуя сообщить, где находится мисс Королек. Они перевернули ее башню вверх дном в поисках карт, дневников и я не знаю чего еще. Когда бедняжка Дердра попыталась их остановить, ее застрелили.

Перед моими глазами на мгновение возникла длинная морда эму-рафа – застенчивая, со щелью в зубах и очень милая. У меня внутри все оборвалось. Кто мог убить такое существо?

– Бог ты мой, это ужасно, – пробормотал я.

– Ужасно, – легко согласилась Эмма. – А девочки?

– Малышку схватили твари, – ответил Эддисон. – А вторая… она начала сопротивляться, вся эта потасовка происходила у самого края утеса, и она упала.

Я моргнул:

– Что?

На мгновение передо мной все расплылось, но в следующую секунду мир снова обрел отчетливые очертания.

Эмма напряглась, но, глядя на нее, было совершенно невозможно определить, что она чувствует.

– Что значит упала? С какой высоты?

– Это была настоящая пропасть, обрыв не меньше тысячи футов высотой. – Его мясистые щеки горестно обмякли. – Мне очень жаль.

Я тяжело опустился на лавку. Эмма осталась стоять, стискивая опору с такой силой, что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Нет, – решительно заявила она. – Нет, этого не может быть. Возможно, она за что-нибудь ухватилась, пока летела вниз. За ветку или уступ…

Эддисон уткнулся взглядом в заплеванный жвачками пол.

– Это возможно.

– Или деревья внизу смягчили ее падение, подхватив, как сетью. Она ведь умеет с ними разговаривать.

– Да, – кивнул он. – Надежда сохраняется всегда.

Я попытался представить себе, как может смягчить подобное падение колючая сосна. Мне это представлялось невозможным. Я видел, как угасает крошечный огонек надежды, который старалась разжечь Эмма. Затем ее ноги начали дрожать, она выпустила опору и тяжело села на сиденье рядом со мной.

Она подняла на Эддисона глаза, полные слез.

– Я тебе очень сочувствую.

– Я тебе тоже, – кивнул он.

– Ничего этого не произошло бы, если бы мисс Сапсан была с нами, – прошептала она.

Затем она тихо опустила голову и начала плакать.

Я хотел ее обнять, но мне казалось, что тем самым я вторгнусь в ее горе, предъявив на него права, в то время как в действительности оно принадлежало только ей. Поэтому я просто сидел рядом, глядя на свои руки, позволив ей оплакивать свою утрату. Эддисон отвернулся. Думаю, отчасти из уважения к Эмме, отчасти потому, что мы приближались к следующей станции.

Двери распахнулись. Эддисон высунул голову в окно, понюхал воздух на платформе, зарычал на кого-то, кто хотел войти в наш вагон, затем вернулся к нам. К тому времени, когда двери снова закрылись, Эмма подняла голову и вытерла слезы.

Я сжал ее пальцы.

– Ты в порядке? – спросил я, сожалея о том, что не знаю, что еще ей сказать.

– Я

Страница 9

должна быть в порядке, верно? – ответила она. – Ради тех, кто еще жив.

Легкость, с которой она сумела отодвинуть в сторону свою боль, кому-то могла бы показаться бездушием, но я уже знал ее достаточно хорошо для того, чтобы понять. У нее было сердце размером с Францию, и тех немногих счастливчиков, которых она в него впускала, она любила каждой его клеточкой. Но размеры этого сердца представляли опасность для нее самой. Если бы она позволяла ему чувствовать все без исключения, оно бы не выдержало. Поэтому ей приходилось его укрощать, утихомиривать, заставлять молчать. Самые мучительные страдания она отправляла на стремительно заполняющийся болью остров, куда ей также предстояло однажды отправиться навсегда.

– Продолжай, – обратилась она к Эддисону. – Что случилось с Клэр?

– Твари забрали ее с собой. Заткнули оба ее рта и бросили ее в мешок.

– Но она была жива? – уточнил я.

– Еще вчера днем она свирепо кусалась. Затем мы похоронили Дердру на нашем маленьком кладбище, и я со всех ног бросился в Лондон, чтобы найти мисс Королек и предупредить вас всех. Один из голубей мисс Королек привел меня к ее убежищу. Хотя я был рад убедиться в том, что вы явились туда прежде меня, к сожалению, то же самое сделали твари. Осада уже началась, и я был вынужден беспомощно смотреть на то, как они штурмуют здание и… а впрочем, остальное вы уже знаете. Вас повели в метро, и я побежал за вами. Когда раздался взрыв, я расценил это как возможность прийти к вам на помощь и воспользовался ею.

– Спасибо тебе за это, – произнес я, вдруг осознав, что мы перед ним в долгу, но до сих пор его не поблагодарили. – Если бы ты нас не оттащил…

– Да, но… незачем заострять внимание на гипотетических неприятностях, – отозвался он. – Но я рассчитывал, что в ответ на мою услужливость вы поможете мне отбить у тварей мисс Королек. Как бы невероятно это ни звучало. Видите ли, она для меня все.

Он хотел забрать у тварей мисс Королек, а не нас, но мы были более близкой и реалистичной целью, стояли дальше от поезда, поэтому он принял быстрое решение и сделал все, что мог.

– Конечно, мы поможем, – кивнул я. – Именно этим мы сейчас и занимаемся.

– Да, да, – согласился он. – Но вы должны понимать, что, будучи имбриной, мисс Королек для тварей гораздо ценнее странных детей, а значит, вполне возможно, освободить ее будет сложнее. Меня беспокоит то, что если каким-то чудом нам удастся спасти ваших друзей…

– Погоди секундочку, – оборвал его я. – Кто говорит, что она ценнее…

– Это правда, – вмешалась Эмма. – Я даже не сомневаюсь, что ее будут охранять гораздо бдительнее. Но мы ее не оставим. Мы больше никогда и никого нигде не оставим. Мы даем тебе свое слово странных людей.

Похоже, пса это устроило.

– Спасибо, – в свою очередь поблагодарил он, но тут же прижал уши. Мы вползли на очередную станцию, и он вскочил на сиденье, чтобы выглянуть в окно. – Спрячьтесь, – тут же пригнувшись, скомандовал он. – Враги совсем близко.


* * *

На платформе среди немногочисленных пассажиров подземки нас поджидало две твари, одетые в форму офицеров полиции. Поезд медленно въезжал на станцию, что позволяло им внимательно осматривать вагоны. Мы пригнулись в надежде, что они нас не заметят, но я знал, что это не спасет. Тварь с взорванной станции сообщил им по рации, что мы сели в этот поезд. Теперь им лишь оставалось его обыскать.

Поезд остановился, и вагоны начали заполняться людьми. Я рискнул выглянуть в открытую дверь и увидел, что один из офицеров быстро шагает по платформе в нашу сторону, осматривая по пути вагоны.

– Один идет сюда, – прошептал я. – Как там твой огонь, Эм?

– Никак, – ответила она.

Расстояние между нами и тварью сокращалось. Четыре вагона. Три.

– Тогда приготовьтесь бежать.

Осталось два вагона. Из динамиков вкрадчиво прозвучало: «Осторожно, двери закрываются».

– Задержите поезд! – заорала тварь.

Но двери уже закрывались.

Он сунул между ними руку. Двери снова распахнулись. Он вошел в вагон – в соседний с нашим.

Я бросил взгляд на дверь между вагонами. Она была заперта цепью. И на том спасибо, – с облегчением подумал я. Двери с шипением захлопнулись, и поезд пришел в движение. Мы положили складывающегося человека на пол и сгрудились рядом с ним там, где нас невозможно было заметить из соседнего вагона.

– Что делать? – спросила Эмма. – Как только поезд снова остановится, он сразу войдет сюда и найдет нас.

– А он точно тварь? – спросил Эддисон.

– Наверняка мы этого знать, конечно, не можем, – откликнулась Эмма. – Но в том, что касается тварей, применима старая поговорка: береженого Бог бережет.

– Отлично, – заявил я. – В таком случае, как только двери откроются, мы бросаемся к выходу.

Эддисон вздохнул.

– Вся эта беготня, – произнес он с таким презрением, как будто был гурманом, которому предложили вялый кусок американского сыра. – В ней нет никакой изюминки. Мы могли бы прокрасться? Смешаться с толпой? В этом было бы хоть какое-то изящество. В конце концов, мы могли бы пр

Страница 10

сто спокойно уйти совершенно незамеченными.

– Мне беготня нравится не более твоего, – ответил ему я. – Но мы с Эммой выглядим как убийцы из девятнадцатого века, а ты собака в очках. На нас невозможно не обратить внимание.

– Я буду вынужден их носить, пока кто-нибудь не начнет производить собачьи контактные линзы, – пробурчал Эддисон.

– И куда подевалась эта пустота, когда она больше всего нам нужна? – небрежно проронила Эмма.

– Если нам очень повезло, она угодила под поезд, – ответил я. – И что ты, вообще, хотела этим сказать?

– Только то, что в прошлый раз она нам очень пригодилась.

– А до этого она нас чуть не убила – два раза! Нет, три раза! Что бы я там ни делал, чтобы взять ее под контроль, это происходило чуть ли не случайно. Но что будет, когда мне это не удастся? Нам конец.

Эмма ответила не сразу. Она долго на меня смотрела, а затем взяла за облепленную грязью руку и нежно ее поцеловала – один и второй раз.

– Что это было? – изумленно спросил я.

– Ты и в самом деле даже не догадываешься?

– О чем?

– О том, какое ты чудо?

Эддисон застонал.

– У тебя изумительный талант, – прошептала Эмма. – Я уверена, что все, чего тебе не хватает, – это немного практики.

– Возможно. Но практика иногда подразумевает определенные неудачи, особенно поначалу. А неудача в моем случае будет означать смерть.

Эмма стиснула мои пальцы.

– Что ж, ничто так не помогает оттачивать новые умения, как острая необходимость.

Я попытался улыбнуться, но у меня ничего не вышло. При мысли о бедах, которые я мог навлечь на своих друзей, мое сердце было готово разорваться. Эта моя новая способность казалась мне заряженным оружием, с которым я не умел обращаться. Проклятье, я даже не знал, где у него ствол. Лучше всего было отложить его в сторону, пока оно не взорвалось прямо у меня в руках.

Мы услышали шум в конце вагона и, подняв голову, увидели, что дверь между вагонами отворилась. С этой стороны никакой цепи не было, и в вагон ввалилось двое затянутых в кожу подростков – юноша и девушка. Они хохотали и передавали друг другу зажженную сигарету.

– Мы точно влипнем в какую-нибудь историю! – говорила девушка, целуя парня в шею.

Он отвел упавшие на лоб густые волосы.

– Я только этим и занимаюсь, милая…

Тут он увидел нас и замер, выкатив глаза. Дверь, в которую они вошли, захлопнулась у них за спиной.

– Привет, – небрежно окликнул их я, как будто мы не сидели, сгорбившись на полу над истекающим кровью умирающим человеком. – Что случилось?

Только не надо пугаться. Не вздумайте нас выдать.

Парень наморщил лоб.

– Вы?..

– В маскарадных костюмах, – подтвердил я. – Тебя напугала искусственная кровь?

– А-а, – протянул юноша.

Было ясно, что я его не убедил.

Девушка смотрела на складывающегося человека.

– Он?..

– Пьяный, – продолжила за нее Эмма. – Нализался в стельку. И разлил всю нашу искусственную кровь на пол. И на себя.

– И на нас, – добавил Эддисон.

Подростки развернулись к нему, еще больше округлив глаза.

– Вот болван, – прошептала Эмма. – Молчи уже.

Юноша поднял дрожащую руку и показал на Эддисона.

– Он только что?..

Эддисон произнес всего три слова. Мы могли бы списать это на эхо в вагоне или объяснить это как-то иначе, но он был слишком гордым и не захотел прикидываться дурачком.

– Конечно же, нет, – заявил он, задрав нос. – Собаки не умеют говорить по-английски. Да и другими человеческими языками они тоже не владеют за одним заметным исключением. Я говорю о люксембургском языке, который понимают только банкиры и жители Люксембурга, а следовательно, от него никому никакого толку. Нет, вы съели что-то нехорошее, и вам снится кошмарный сон, вот и все. А теперь, если вы не возражаете, моим друзьям придется позаимствовать у вас одежду. Прошу вас немедленно раздеться.

Бледный и дрожащий юноша начал снимать кожаную куртку, но успел высвободить из рукава лишь одну руку, когда его колени подкосились и он упал в обморок. И тут девушка начала визжать. Она визжала и визжала.

Спустя всего мгновение тварь начала ломиться в запертую на цепь дверь. В ее пустых глазах сверкала смерть.

– Вот тебе и ушли незамеченными, – вздохнул я.

Эддисон обернулся и посмотрел на полицейского.

– Совершенно определенно тварь, – глубокомысленно кивнул он.

– Я так рада, что мы раскрыли наконец эту тайну, – фыркнула Эмма.

Вагон тряхнуло, раздался визг тормозов. Мы въезжали на станцию. Я встал, поднимая за собой Эмму и готовясь бежать.

– А как же Сергей? – спросила Эмма, оборачиваясь и глядя на складывающегося человека.

Я понимал, что с еще не оправившейся от потрясения Эммой нам будет очень трудно скрыться от двух здоровых тварей, а со складывающимся человеком на руках это точно будет невозможно.

– Нам придется его оставить, – ответил я. – Его найдут и отвезут в больницу. Это даст ему шанс. И нам тоже.

Она на удивление легко со мной согласилась.

– Я думаю, он хотел бы того же. – Она быстро подошла к нему. – Прости, мы не можем вз

Страница 11

ть тебя с собой. Но я уверена, что мы еще встретимся.

– В потустороннем мире, – прохрипел он, приоткрывая глаза. – В Абатоне.

У нас в ушах все еще звучали эти загадочные слова и визг девушки, когда поезд остановился и двери открылись.


* * *

Наши действия не были ни умными, ни изящными. Не успели двери до конца распахнуться, как мы бросились вперед со всех ног.

Выскочив из своего вагона, тварь влетела в наш. К этому времени мы уже пронеслись мимо визжащей девушки, перепрыгнули через лежащего без сознания юношу и выскочили на платформу, где нам пришлось пробираться сквозь толпу, стремившуюся войти в вагон, как стая спешащей на нерест рыбы. Эта станция, в отличие от всех предыдущих, была забита под завязку.

– Туда! – закричал я, увлекая Эмму к светящемуся вдалеке табло с надписью ВЫХОД.

Я надеялся, что Эддисон где-то у нас под ногами, но вокруг было столько людей, что я почти не видел пола. К счастью, к Эмме возвращались силы. Или ее просто подстегивал всплеск адреналина, потому что вряд ли мне удалось бы одновременно поддерживать ее и пробираться сквозь толпу.

Когда тварь выскочила из вагона, между нами на двадцати футах оказалось не менее пятидесяти человек. Она расталкивала людей и кричала: Я представитель закона! и С дороги! и Остановите этих детей! Но на станции было так шумно, что ее либо никто не слышал, либо просто не обращал внимания. Оглянувшись, я увидел, что расстояние между нами сокращается. И тут Эмма начала на бегу подставлять подножки встречным людям, выбрасывая ногу то влево, то вправо. Люди вскрикивали и падали у нас за спиной, и когда я снова оглянулся, тварь пыталась пробраться к нам, наступая на ноги и спины и получая удары зонтиками и сумками. Затем она остановилась, красная и злая, и начала расстегивать кобуру. Но между нами уже бурлило человеческое море, и хотя я не сомневался в том, что она достаточно безжалостна, чтобы начать стрелять по толпе, у нее хватило ума этого не делать. В поднявшейся после этого панике поймать нас стало бы еще труднее.

Когда я оглянулся в третий раз, она уже так отстала, что я едва разглядел ее в толпе. Может быть, она действительно не особенно была заинтересована в нашей поимке. В конце концов, мы не представляли собой ни особой опасности, ни большой ценности. Возможно, пес и в самом деле был прав, утверждая, что по сравнению с имбриной мы тварям не интересны.

На полпути к выходу толпа поредела, что позволило нам перейти с быстрого шага на бег, но Эмма почти сразу дернула меня за рукав, вынуждая остановиться.

– Эддисон! – воскликнула она, озираясь вокруг. – Где Эддисон?

Мгновение спустя он выбрался из самой гущи народу с каким-то белым лоскутом, развевающимся на шипах его ошейника.

– Вы меня ждали! – обрадовался он. – Я зацепился за чулки какой-то дамы…

При звуках его голоса в нашу сторону резко обернулось сразу несколько человек.

– Пошли, нам нельзя тут оставаться! – заторопил я друзей.

Эмма сдернула чулок с ошейника Эддисона, и мы снова бросились вперед. Перед нами были эскалатор и лифт. Эскалатор работал, но перед ним столпилось много людей, поэтому я потащил своих спутников к лифту. Мы пробежали мимо дамы, выкрашенной с ног до головы синей краской, и я не удержался, чтобы на бегу не обернуться и внимательно ее не рассмотреть. У нее были синие волосы, лицо, покрытое синим кремом, и одета она была в синий же облегающий комбинезон.

Не успели мы ее обогнать, как я увидел еще более странное зрелище – мужчину, голова которого была разделена на две равные, но совершенно разные половины. Одна сторона была лысой и обожженной, а вторая абсолютно целой, со щегольской копной вьющихся волос. Если Эмма его и заметила, то даже виду не подала. Возможно, она так привыкла к по-настоящему странным существам, что странные нормальные люди уже не производили на нее впечатления? Но что, если они не нормальные, – подумал я. – Что, если они странные и вместо настоящего мы угодили в очередную петлю? Что, если…

Тут я увидел двух мальчишек, которые сражались на светящихся мечах у стены с торговыми автоматами. Их скрещивающиеся мечи издавали пластмассовый треск, и внезапно у меня как будто глаза открылись. Эти странного вида люди на самом деле не были странными. Они были просто чудаками. И мы действительно находились в настоящем.

В двадцати футах от нас распахнулись двери лифта. Мы ускорились и буквально влетели внутрь, спружинив руками о заднюю стенку. Эддисон на дрожащих лапах ввалился вслед за нами. Я обернулся, когда двери уже закрывались, но успел заметить вырвавшуюся из толпы и бегущую к нам тварь, а в конце платформы пустоту, спрыгнувшую с крыши последнего вагона уже покидающего станцию поезда. Она, как на качелях, раскачивалась на своих языках, обвив ими фонарь на потолке и впившись в меня горящим взглядом черных глаз.

А затем двери закрылись, мы мягко заскользили вверх и чей-то голос произнес:

– Где пожар, дружище?

В дальнем углу лифта стоял, презрительно усмехаясь, средних лет мужчина в разорванной рубашке

Страница 12

Его лицо рассекали искусственные шрамы, а к одной руке в стиле капитана Крюка была пристегнута окровавленная цепная пила.

При виде его Эмма отшатнулась.

– Кто вы?

Этот вопрос его, похоже, задел.

– А что, не видно?

– Если вы на самом деле хотите знать, где пожар, то не отвечайте.

Она уже хотела поднять руки, но я ее остановил.

– Он просто пассажир.

– Я думал, что в этом году сделал такой очевидный выбор, – пробормотал мужчина. Приподняв бровь, он показал Эмме пилу. – Меня зовут Эш. Вспоминаешь?.. Армия тьмы?

– Впервые слышу, – ответила Эмма. – Кто ваша имбрина?

– Моя кто?

– Он просто изображает киноперсонажа, – попытался объяснить я, но она меня не слышала.

– Неважно, кто вы, – продолжала она. – Нам нужна армия, так что выбирать не приходится. Где все остальные?

Мужчина закатил глаза.

– Л-О-Л. Забавные вы ребята. Ну, конечно же, все сейчас в конференц-центре.

– Он в маскарадном костюме, – прошептал я на ухо Эмме и обернулся к мужчине: – Она не любит кино.

– В костюме? – Эмма наморщила лоб. – Но ведь он взрослый.

– Ну и что? – поинтересовался мужчина, разглядывая нас с ног до головы. – А вы-то сами в кого переоделись? В конченых полудурков? В членов Лиги неимоверных кретинов?

– В странных детей, – ответил Эддисон, самолюбие которого не позволяло ему хранить молчание. – И я седьмой щенок седьмого щенка в длинной и блестящей родословной…

Мужчина упал в обморок еще прежде, чем Эддисон успел закончить похвальбу. Бам, – ударилась о пол его голова, заставив меня поморщиться.

– Зря ты это, – покачала головой Эмма, но не выдержала и улыбнулась.

– Так ему и надо, – фыркнул Эддисон. – Какой грубиян. А теперь быстро, тырьте его бумажник.

– Ни за что! – воскликнул я. – Мы не воры.

– Я уверен, что нам он нужен больше, чем ему, – фыркнул Эддисон.

– Но зачем он так вырядился? – спросила Эмма.

Лифт звякнул, и двери начали открываться.

– Думаю, ты сейчас все узнаешь, – ответил я.


* * *

Двери разъехались в стороны, и перед нами, как по волшебству, возник мир, залитый дневным светом, таким ярким, что мы невольно прикрыли глаза. Я жадно вдохнул свежий воздух, и мы шагнули в снующую по тротуару толпу. Повсюду были люди в маскарадных костюмах – затянутые в спандекс супергерои, медлительные зомби с лицами, покрытыми тоннами макияжа, аниме-девчушки с глазами, как у енота, размахивающие боевыми топорами. Они собирались в самые невероятные компании и стекались по закрытой для движения улице, как бабочки к огню, влекомые к большому серому зданию с огромным баннером у входа: СЕГОДНЯ СЛЕТ ПЕРСОНАЖЕЙ КОМИКСОВ!

– Что все это значит? – попятилась обратно в лифт Эмма.

Эддисон поверх очков всмотрелся в поправляющего макияж зеленоволосого Джокера.

– Судя по их внешнему виду, какой-то религиозный праздник.

– Вроде этого, – буркнул я, подталкивая Эмму к выходу из лифта. – Но ты не пугайся – это всего лишь переодетые нормальные люди, и то же самое они думают о нас. Нас должна волновать только преследующая тварь. – Я не стал упоминать пустоту, надеясь, что, нырнув в лифт, мы наконец от нее оторвались. – Надо где-то спрятаться и переждать, пока она не уйдет, а потом вернуться в метро и…

– Это лишнее, – заявил Эддисон, выбегая на забитую людьми улицу и втягивая подрагивающим носом воздух.

– Эй! – окликнула его Эмма. – Ты куда?

Но он уже повернул обратно.

– Гип-гип ура! Нам повезло! – воскликнул он, виляя обрубком хвоста. – Нос сообщает мне, что наших друзей вывели из подземелья именно здесь, вон с того эскалатора. Все-таки мы на верном пути!

– Слава птицам! – обрадовалась Эмма.

– Ты думаешь, тебе удастся взять их след? – спросил я.

– Думаю ли я? Не зря меня называют Эддисоном Невероятным! Не существует аромата, благоухания или благовония, которое я не сумел бы различить даже со ста ярдов…

Даже в самых сложных обстоятельствах Эддисон легко терял нить разговора, увлекшись темой собственного величия, а его горделивый низкий голос имел высокую проникающую способность.

– Хорошо, хорошо, мы поняли, – перебил его я, но его уже было не остановить.

– …Я мог бы найти странного человека в стоге сена и имбрину в птичнике… – продолжал он, уже идя по следу и раздвигая носом толпу.

Мы бросились вслед за ним между ног карлика на ходулях, обегая толпу восставших из могил принцесс и едва не врезавшись в Пикачу и Эдварда Руки-ножницы, танцующих вальс посреди улицы. Понятно, почему наших друзей повели этой дорогой, – думал я. На этом маскарадном фоне выглядели совершенно нормально не только мы, но и твари, сопровождающие группу странных детей. Даже если бы кто-то из них осмелился позвать на помощь, кто принял бы их всерьез и вмешался? Все окружающие кривлялись, вступали в импровизированные поединки, рычали, как чудовища, в костюмы которых они вырядились, стонали, как зомби. И если бы какие-то странные дети начали кричать, что кто-то похитил их, чтобы отнять душу, никто бы и ухом не повел.

Эддисон прошел по кругу, обнюхивая землю, затем

Страница 13

растерянности уселся. Я наклонился и незаметно, понимая, что даже в этой толпе говорящая собака привлечет внимание, спросил у него, что случилось.

– Просто… э-э-э… – заикаясь, пробормотал он, – я, кажется… э-э-э…

– Потерял след? – спросила Эмма. – Я думала, что твой нос никогда тебя не подводит.

– Я всего лишь сбился со следа. Но я не понимаю как… Он совершенно отчетливо ведет вот к этому месту, а затем исчезает.

– Завяжи шнурки, – неожиданно прошипела Эмма. – Скорее.

Я опустил голову и посмотрел на свои туфли.

– Но они не…

Она схватила меня за локоть и дернула вниз.

– Завяжи. Свои. Шнурки, – повторила она и одними губами произнесла: – Тварь!

Мы опустились на колени, укрывшись в буйной толпе. Неожиданно раздался треск рации и механический голос произнес:

– Команда 141! Всем группам немедленно явиться на акр!

Тварь была близко. Мы услышали, как она ответила. У нее был хриплый голос с совершенно неожиданным акцентом.

– Это М. Я выслеживаю беглецов. Прошу разрешить продолжить поиск. Конец связи.

Мы с Эммой встревоженно переглянулись.

– Отказать, М. Уборщики позже зачистят эту территорию. Конец связи.

– Мальчишка, похоже, имеет на уборщиков какое-то влияние. Зачистка может оказаться безрезультатной.

Уборщики. Должно быть, речь о пустотах. И определенно обо мне.

– Отказать! – прохрипела рация. – Немедленно вернуться, или сегодняшнюю ночь проведете в карьере. Конец связи!

– Вас понял, – пробормотала тварь в рацию и, развернувшись, зашагала прочь.

– Надо за ним проследить, – прошептала Эмма. – Он может привести нас к остальным.

– И прямиком в волчье логово, – добавил Эддисон. – Хотя тут уж ничего не поделаешь.

От всего услышанного у меня до сих пор шла кругом голова.

– Они знают, кто я, – прошептал я. – Должно быть, они увидели, что я сделал.

– Наверняка, – согласилась Эмма. – И это до чертиков их напугало!

Я выпрямился, провожая взглядом тварь. Она прошла сквозь толпу, перепрыгнула через ограждение, ограничивавшее движение транспорта по улице, и бегом направилась к припаркованной неподалеку полицейской машине.

Мы добежали до ограждения. Я огляделся, пытаясь представить себе действия похитителей. Позади нас была толпа. Впереди, сразу за ограждением, автомобили запрудили просторную площадку для парковки.

– Возможно, наши друзья пришли сюда пешком, – предположил я, – а потом их посадили в машину.

Эддисон оживился и, встав на задние лапы, заглянул за ограждение.

– Да! Видимо, дело в этом. Умница!

– Чему ты так радуешься? – спросила Эмма. – Если их увезли на машине, то сейчас они могут находиться где угодно!

– Значит, мы пойдем за ними куда угодно, – многозначительно произнес Эддисон. – Хотя я сомневаюсь, что они так уж далеко. У моего бывшего хозяина неподалеку отсюда был городской дом, так что я довольно неплохо знаю эту часть города. Поблизости нет ни крупных портов, ни очевидных выездов из города. Но что здесь есть, так это несколько входов в петли. Скорее всего, в одну из них их и отвезли. А теперь поднимите меня!

Я выполнил его просьбу. С моей помощью перебравшись через ограждение, он принялся обнюхивать землю на другой стороне. Всего через несколько секунд он снова обнаружил след наших друзей.

– Сюда! – произнес он, указывая в глубину улицы, куда уже направлялась машина твари.

– Похоже, нам предстоит прогулка, – обернулся я к Эмме. – Как думаешь, у тебя хватит сил?

– Справлюсь, – кивнула она. – Главное – не позже чем через несколько часов найти какую-нибудь петлю. Иначе я начну покрываться седыми волосами и гусиными лапками.

Она улыбнулась, как будто это веселая шутка.

– Я этого не допущу, – произнес я.

Мы перепрыгнули через ограждение, и я в последний раз оглянулся на оставшуюся позади станцию метро.

– Ты видишь пустоту? – спросила Эмма.

– Нет. Я не знаю, где она. И это меня беспокоит.

– Давай беспокоиться только о том, что от нас зависит, – предложила она.


* * *

Мы старались идти как можно быстрее и держаться ближе к стенам зданий, все еще отбрасывающих длинные утренние тени. Эддисон трусил впереди, мы постоянно озирались, чтобы вовремя заметить полицию. Недалеко от доков мы вошли в промышленную зону, и в просветах между зданиями блеснула темная вода Темзы. Вскоре склады сменились сверкающими витринами нарядных магазинов на первых этажах старинных особняков. Вдалеке над их крышами показался купол собора Святого Павла, снова целый на фоне чистого синего неба. Все бомбы давно были сброшены, а бомбардировщики улетели. Часть из них сбили, сдали в утиль или отвезли в музей, где самолеты теперь пылились за натянутыми канатами под изумленными взглядами школьников, которым эта война казалась такой же далекой, как и Крестовые походы. Для меня она в прямом смысле слова шла еще вчера. С трудом верилось в то, что под ногами те же затемненные и покрытые кратерами воронок улицы, по которым еще вчера ночью мы бежали, спасая свои жизни. Теперь их было не узнать. Как будто из пепла возникли торговые

Страница 14

центры, да и все эти люди тоже. Одетые в фирменные шмотки, они шли, опустив головы и уткнувшись в телефоны. Настоящее внезапно показалось мне странным – каким-то банальным и рассеянным. Я чувствовал себя одним из мифических героев, который с боем вырвался из подземного мира только для того, чтобы понять, что верхний мир столь же ужасен, как и нижний.

И вдруг до меня дошло – Я действительно вернулся. Я снова в настоящем, и я перешел границу без малейшего вмешательства мисс Сапсан… что считалось невозможным.

– Эмма? – окликнул я девушку. – Как я сюда попал?

Она пристально смотрела вперед, чтобы заметить малейший намек на опасность.

– Куда, в Лондон? На поезде, глупыш.

– Нет. – Я понизил голос. – Я имею в виду время. Ты говорила, что отправить меня обратно способна только мисс Сапсан.

Она посмотрела на меня прищурившись.

– Да, – медленно произнесла она. – Только она.

– По крайней мере ты так думала.

– Нет, это действительно так. Я в этом уверена. Так уж все устроено.

– В таком случае, как я сюда попал?

Она растерялась.

– Я не знаю, Джейкоб. Может…

– Ага! – взволнованно воскликнул Эддисон, и мы посмотрели на него, пытаясь понять, что он нашел. Все его тело вытянулось в струнку и указывало на улицу, на которую мы только что свернули. – Теперь я чую следы десятков странных существ – многих десятков. И все они свежие!

– И что это означает? – спросил я.

– Что сюда привели и других похищенных странных людей и зверей, а не только наших друзей, – ответила за Эддисона Эмма. – Логово тварей где-то рядом.

– Здесь? – изумленно огляделся я. По обе стороны улицы протянулись фастфудовские ресторанчики и магазины дешевых сувениров. В этот самый момент мы стояли под неоновой вывеской одной из забегаловок. – Я представлял себе это иначе… Это место мне виделось более… зловещим, что ли.

– Что-то вроде подземелья в темном и сыром замке, – кивнула Эмма.

– Или концентрационный лагерь, окруженный колючей проволокой и охраняемый автоматчиками, – поддержал ее я.

– В снегах. Как на рисунке Горация.

– Возможно, мы еще найдем именно такое место, – вмешался Эддисон. – Не забывайте: скорее всего, это всего лишь вход в петлю.

На другой стороне улицы туристы фотографировались на фоне одной из канонических красных телефонных будок. Затем они заметили нас и защелкали фотоаппаратами.

– Эй! – воскликнула Эмма. – Нечего нас фотографировать!

На нас уже стали оглядываться. Ведь герои комиксов остались позади, на этой улице мы всем бросались в глаза.

– За мной! – прошипел Эддисон. – Все следы ведут туда.

Мы поспешили за ним.

– Если бы тут был Миллард, – вздохнул я, – он мог бы совершенно незаметно все вокруг исследовать.

– А если бы здесь был Гораций, он мог бы вспомнить сон, который бы нам помог, – кивнула Эмма.

– Или найти нам новую одежду, – добавил я.

– Если мы не замолчим, я заплачу, – пробормотала Эмма.

Мы подошли к пристани. Здесь кипела жизнь. Солнце отражалось от воды – узкого заливчика мутной Темзы. Толпы туристов в козырьках, со смешными рюкзаками за плечами сновали между несколькими большими катерами, предлагающими более-менее одинаковые туры по Лондону.

Эддисон остановился.

– Их привели сюда, – произнес он. – Похоже на то, что их посадили на корабль.

Вслед за Эддисоном мы прошли сквозь толпу и остановились у пустого шлюпочного слипа. Твари и в самом деле погрузили наших друзей на какое-то судно, и теперь необходимо было плыть за ними. Но на чем? Мы обошли пристань, высматривая подходящий катер.

– Это все не то, – ворчала Эмма. – Эти лодки слишком большие, и в них слишком много народа. Нам нужна совсем маленькая лодка – такая, которой мы сможем управлять сами.

– Погоди-ка, – произнес Эддисон.

Его морда снова задергалась, и он побежал прочь, уткнувшись носом в деревянный настил. Вслед за ним мы пересекли пристань и по небольшому пандусу, которым туристы совершенно не интересовались, спустились в док, расположенный ниже уровня улицы, практически над самой водой. Здесь не было ни души.

Эддисон остановился и глубоко задумался.

– Странные были здесь.

– Наши странные? – уточнила Эмма.

Он понюхал воздух, покачал головой.

– Не наши. Но тут много следов, новых и старых, свежих и слабых. Все смешалось. Это место часто используют.

Док постепенно сужался и исчезал, проглоченный темнотой, под главной пристанью.

– Кто его часто использует? – спросила Эмма, обеспокоенно всматриваясь в темноту. – Я никогда не слышала о входе в петлю, расположенном под доком.

Эддисону нечего было ей ответить, поэтому все, что нам оставалось, – это осмотреться. Что мы и сделали, с опаской входя в сумрак. Когда глаза привыкли к темноте, из мрака проступила другая пристань, совершенно непохожая на залитый солнцем дощатый настил у нас над головами. Доски здесь были зелеными и трухлявыми. Местами они окончательно прогнили и провалились. Крысы, рывшиеся в куче жестяных банок, с писком бросились наутек, а затем прыгнули в древнего вида ялик, который

Страница 15

покачивался недалеко в темной воде между скользкими, позеленевшими ото мха пилонами.

– Что ж, – пожала плечами Эмма, – в крайнем случае подойдет и это…

– Но в нем полно крыс! – в ужасе возразил Эддисон.

– Это ненадолго, – пообещала Эмма, и над ее ладонью вспыхнул язычок пламени. – Крысы, как правило, не в восторге от моего соседства.

Поскольку вокруг не было никого, кто мог бы помешать, мы подошли к лодке, огибая самые ненадежные доски, и начали отвязывать ее.

– ОСТАНОВИТЕСЬ, – пророкотал низкий голос из суденышка.

Эмма взвизгнула, Эддисон тявкнул, а я едва не свалился в воду. Мужчина, который сидел в лодке (как можно было его не заметить?!) – медленно поднялся, выпрямляясь дюйм за дюймом. Вскоре он огромной горой навис над нами. В нем было не меньше семи футов росту, на массивных плечах был плащ, лицо скрывал темный капюшон.

– Я… Простите! – заикаясь, выдавила из себя Эмма. – Просто… мы думали, эта лодка…

– Многие пытались ограбить Харона! – загремел мужчина. – Теперь их черепа – пристанище для обитателей морского дна!

– Клянусь, мы не хотели…

– Мы уже уходим, – пискнул Эддисон, начиная пятиться прочь. – Простите, что мы вас побеспокоили, милорд.

– МОЛЧАТЬ! – взревел лодочник, делая один гигантский шаг из лодки на шаткие доски настила. – Всякий, кто пытается украсть мою лодку, должен за это ПОПЛАТИТЬСЯ!

Я был вне себя от ужаса, и, когда Эмма закричала «БЕЖИМ!», я уже разворачивался, готовясь к бегству. Но мы успели сделать лишь несколько шагов, прежде чем моя нога провалилась сквозь гнилые доски, и я рухнул лицом на настил. Я попытался вскочить, но нога полностью ушла в образовавшуюся дыру. Я застрял, и, когда Эмма и Эддисон вернулись, чтобы мне помочь, было уже слишком поздно. Лодочник стоял над нами, оглушая нас гулкими раскатами своего громоподобного хохота. Возможно, в темноте мне это только показалось, но все же я был готов поклясться, что видел крысу, выглянувшую из его капюшона, и еще одну, выскользнувшую из рукава, когда исполин медленно поднял руку.

– Оставь нас в покое, маньяк! – закричала Эмма, хлопая в ладоши, чтобы зажечь огонь.

Хотя свет вспыхнувшего пламени и не рассеял мрак в капюшоне лодочника – я подозреваю, что на такое не было способно даже солнце, – мы сумели разглядеть предмет, который Харон держал в вытянутой руке. И это не был нож или какое бы то ни было иное оружие. Это был лист бумаги, который лодочник держал между большим и длинным белым указательным пальцем.

Он предлагал его мне, нагнувшись очень низко. Чтобы я смог его взять.

– Пожалуйста, – спокойно произнес он. – Прочитай это.

Я колебался.

– Что это?

– Прейскурант. И некоторая другая информация относительно моих услуг.

Дрожа от страха, я потянулся вверх и взял листок. Мы склонились над ним и начали читать в свете язычка пламени на ладони Эммы.








Я поднял голову и посмотрел на гиганта лодочника.

– Так, значит, это вы? – неуверенно спросил я. – Вы… Харон?

– Собственной персоной, – ответил он вкрадчивым голосом, от которого у меня даже волосы на загривке встали дыбом.

– Птица помилуй, дружище, вы напугали нас до полусмерти! – проворчал Эддисон. – А без всего этого шума и беготни никак нельзя было обойтись?

– Примите мои извинения. Я дремал, и вы меня напугали.

– Мы напугали вас?

– На какую-то секунду я подумал, что вы и в самом деле хотите украсть мою лодку, – усмехнулся он.

– Ха-ха, – деланно засмеялась Эмма. – Нет, мы всего лишь… хотели убедиться, что она хорошо привязана.

Харон обернулся, глядя на ялик, пришвартованный к одной из деревянных опор.

– И как она привязана? – спросил он.

Под капюшоном засветился тусклый полумесяц улыбки.

– Просто… превосходно, – ответил я, наконец извлекая ногу из дыры. – Отлично, я бы сказал… э-э-э… привязана.

– Узел лучше этого не смогла бы завязать даже я, – заверила его Эмма, помогая мне подняться на ноги.

– Кстати, – вмешался Эддисон. – Те, кто на самом деле попытался… они и в самом деле все…

Он покосился на темную воду и громко сглотнул.

– Это не имеет значения, – отмахнулся лодочник. – Вы меня разбудили, и я к вашим услугам. Чем могу быть полезен?

– Мы хотим арендовать лодку, – решительно произнесла Эмма. – Но мы поплывем в ней сами.

– Этого я допустить не могу, – возразил лодочник. – Я всегда сам управляю лодкой.

– Ах, какая жалость! – воскликнул Эддисон и хотел уже ретироваться.

Эмма поймала его за ошейник.

– Подожди! – прошипела она. – Мы тут еще не закончили. – Она мило улыбнулась лодочнику. – Нам стало известно, что через это… это… – она запнулась и огляделась, подыскивая правильное слово, – место… проходит много странных существ. Это потому, что где-то поблизости расположен вход в петлю?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – отрезал Харон.

– Хорошо, да, конечно, вы не можете вот так просто это признать. Я вас отлично понимаю. Но нам вы можете доверять. Совершенно очевидно, что мы…

Я ткнул ее локтем.

– Эмма, не надо!

– Почему? Он уже слыша

Страница 16

, что собака разговаривает, и видел, как я зажигаю огонь. Если мы не сможем говорить начистоту…

– Но мы не знаем, относится ли к странным людям он сам, – заметил я.

– Конечно, относится, – ответила она и обернулась к Харону. – Вы ведь относитесь, верно?

Он молча смотрел на нас.

– Относится или нет? – спросила она у Эддисона. – Ты слышишь от него этот запах?

– Не особо.

– Ладно, я полагаю, самое главное – это то, что он не тварь. – Она, прищурившись, посмотрела на Харона. – Вы ведь не тварь?

– Я деловой человек, – спокойно ответил он.

– Которого нисколько не удивляют говорящие собаки и девочки, зажигающие огонь руками, – фыркнул Эддисон.

– По долгу службы мне приходится встречаться с самыми разными людьми.

– Ближе к делу, – вмешался я, стряхивая воду по очереди с одной и другой ноги. – Мы ищем друзей. Предполагаем, что они побывали здесь не больше часа назад. В основном дети, но также несколько взрослых. Один невидимый парень, летающая девочка…

– Их невозможно было не заметить, – вставила Эмма. – И их вела под дулами пистолетов банда тварей.

Харон скрестил руки наподобие большой черной буквы Х.

– Как я уже сказал, мою лодку арендуют самые разные люди, и все они рассчитывают на полную конфиденциальность. Я ни с кем не обсуждаю своих клиентов.

– В самом деле? – произнесла Эмма. – Извините, нам надо посовещаться.

Она отвела меня в сторону и зашептала на ухо:

– Если он не разговорится, я могу разозлиться.

– Главное, не горячись, – прошептал в ответ я.

– Почему? Ты поверил в этот бред насчет черепов и морских обитателей?

– Вообще-то, да. Я знаю, что он мерзкий тип, но…

– Мерзкий тип? Он практически признался в том, что имеет дело с тварями. Может, он и сам тварь!

– …но он нам может пригодиться. У меня есть ощущение, что он абсолютно точно знает, куда отвезли наших друзей. Главное – правильно поставить вопрос.

– Ну, так давай, задавай, – раздраженно заявила она.

Я обернулся к Харону и с улыбкой произнес:

– Что вы можете рассказать о ваших турах?

Он тут же оживился.

– Наконец-то вопрос, на который я могу ответить совершенно свободно. У меня тут как раз имеется кое-какая информация…

Он развернулся и подошел к одной из опор. К ней была прибита полка, на которой лежал череп в старинном кожаном авиационном шлеме, очках и щегольском шарфе. Из его зубов торчало несколько брошюр. Харон выбрал одну из них и подал мне. Это был дешевый туристический проспект, который, судя по виду, был напечатан, когда мой дедушка был совсем маленьким мальчиком. Я принялся листать буклет, а Харон откашлялся и заговорил:

– Что я могу вам сказать… Семьям по душе тур «Голод и пламя»… Утром мы поднимаемся вверх по реке и наблюдаем, как викинги с помощью катапульты перебрасывают через городские стены больных овец. Затем мы обедаем и вечером возвращаемся, по пути полюбовавшись на Великий Пожар 1666 года. В темноте это поистине величественное зрелище. Языки пламени отражаются в воде… залюбуешься. Но если вы располагаете лишь парой-тройкой часов, то мы можем прогуляться в док казней… на закате… любимый тур молодоженов. Пираты-сквернословы перед тем, как их вздернут, бывают особенно красноречивы. За небольшую дополнительную плату вы даже сможете с ними сфотографироваться!

Проспект изобиловал фотографиями улыбающихся туристов на фоне описанных им картин. На последней странице красовалось фото одного из гостей Харона, который позировал с бандой угрюмых пиратов, вооруженных ножами и пистолетами.













– Странные люди делают это ради развлечения? – изумился я.

– Мы теряем время, – прошептала Эмма, обеспокоенно оглядываясь. – Я уверена, что он просто тянет время и задерживает нас до появления следующего патруля тварей.

– Я так не думаю, – возразил я. – Подожди…

Харон продолжал говорить, будто не слышал нас.

– …а когда мы будем проплывать под Лондонским мостом, вы сможете увидеть ряды копий с головами безумцев на остриях. И, наконец, самая популярная наша экскурсия. Во всяком случае, мне она нравится больше всех. А впрочем, не имеет значения, – с напускной скромностью произнес он, небрежно помахав рукой. – Если честно, я сомневаюсь, что Дьявольский Акр способен вас сколько-нибудь заинтересовать.

– Почему это? – спросила Эмма. – Там слишком хорошо?

– На самом деле жутковатое местечко. И уж точно не слишком подходящее для детей…

Эмма топнула от злости, от чего вся полусгнившая пристань зашаталась.

– Именно туда и отвезли наших друзей? – закричала она. – Это так?

– Не стоит выходить из себя, мисс. Прежде всего я беспокоюсь о вашей безопасности.

– Хватит морочить нам голову. Рассказывайте, что там!

– Ну, раз уж вы настаиваете…

Харон вздохнул с таким наслаждением, как будто погрузился в теплую ванну, и начал потирать руки. Казалось, уже одни мысли об этом доставляют ему удовольствие.

– Там творятся скверные вещи, – произнес он. – Ужасные вещи. Кошмарные вещи. Все, что вашей душе угодно, если вам по сердцу все скверно

Страница 17

, гадкое и страшное. Я частенько мечтаю оставить свое занятие и остаться там навсегда… возможно, открыть небольшую бойню на Кровоточащей улице…

– Как, вы говорите, называется это место? – поинтересовался Эддисон.

– Дьявольский Акр, – грустно ответил Харон.

Все тело Эддисона, от носа до кончика хвоста, содрогнулось.

– Я его знаю, – мрачно произнес он. – Это ужасное место – самая порочная и опасная трущоба во всей долгой истории Лондона. Мне рассказывали о странных животных, которых привозят туда в клетках и заставляют участвовать в кровавых поединках. Мракведей выставляют против эму-рафов, шимпорогов против фламинкоз… родителей против собственных детей! Их вынуждают калечить и убивать друг друга на потеху нескольким странным психопатам.

– Отвратительно, – ужаснулась Эмма. – Неужели странные люди на это способны?

Эддисон горестно покачал головой.

– Отщепенцы… наемники… изгнанники…

– Но среди странных людей не бывает отщепенцев! – возразила Эмма. – Если странный человек совершает преступление, его отправляют в петлю наказаний!

– Как же мало вы знаете о своем собственном мире, – покачал головой лодочник.

– Если преступник не попался, то его невозможно отправить в тюрьму, – пояснил Эддисон. – И у них всегда есть возможность сбежать в такую петлю, где не существует ни порядка, ни законов.

– Но то, что я услышал, напоминает ад, – вмешался я. – Как может кто-то отправиться туда по доброй воле?

– То, что для одних ад, – пояснил лодочник, – для других рай. Это последнее по-настоящему свободное место. Там можно купить или продать все, что угодно… – Он наклонился ко мне и понизил голос: – Или спрятать все, что угодно.

– Например, похищенных имбрин или странных детей? – уточнил я. – Вы на это намекаете?

– Я этого не говорил, – пожал плечами лодочник, извлекая из полы плаща запутавшуюся там крысу. – Кыш, Перси, папочка работает.

Он медленно и осторожно опускал крысу на деревянный настил, а мы с Эммой и Эддисоном, сбившись в тесный кружок, начали совещаться.

– Что вы об этом думаете? – прошептал я. – Неужели наших друзей действительно отвезли в это… дьявольское место?

– Твари в любом случае вынуждены держать своих пленников в петле, к тому же довольно старой, – кивнула Эмма. – Иначе большинству из нас грозит ускоренное старение, а спустя всего день-другой и смерть…

– Почему это должно волновать тварей? – спросил я. – Ведь все, чего они хотят, – это украсть наши души?

– Возможно, но они не могут допустить того, чтобы умерли имбрины. Они им необходимы для того, чтобы воспроизвести катастрофу 1908 года. Ты не забыл о безумном плане тварей?

– О том бреде, который нес Голан? О бессмертии и стремлении править миром…

– Ну да. Поэтому они и организовали похищение имбрин. Но чтобы они не превратились в сморщенные сухофрукты, их необходимо где-то держать. Все указывает на старую петлю. Ее возраст должен быть не меньше восьмидесяти, а то и ста лет. И если Дьявольский Акр – это и в самом деле средоточие мерзости и беззакония…

– Уж можешь мне поверить, – кивнул Эддисон.

– …то лучше места и не придумать. Думаю, именно там и держат своих пленников твари.

– К тому же это самый центр странного Лондона, – поддержал ее Эддисон. – Это очень хитрый и коварный план…

– Думаю, все ясно, – заключил я.

Эмма развернулась к Харону.

– Нам три билета в это отвратительное и жуткое место, которое вы только что описали, пожалуйста.

– Вы абсолютно уверены? – уточнил лодочник. – Не всем безгрешным агнцам, вроде вас, удается вернуться с Дьявольского Акра.

– Уверены, – ответил я.

– Что ж, отлично. Но потом не говорите, что я вас не предупреждал.

– Единственная проблема в том, что у нас нет трех золотых, – добавила Эмма.

– Ах, вот как? – Харон соединил кончики длинных пальцев и глубоко вздохнул, отчего на нас повеяло холодом разверстой могилы. – Обычно я настаиваю на полной предоплате, но сегодня мне хочется быть щедрым. Мне нравится ваш оптимизм и решительность. Отдадите, когда сможете.

Он расхохотался, как будто понимая, что мы обречены, а значит, никогда не сумеем с ним рассчитаться. Сделав шаг назад, он взмахнул рукой в сторону лодки:

– Добро пожаловать на борт, дети.




Глава вторая


Но прежде Харон торжественно извлек из лодки шесть извивающихся крыс. Он сделал это с таким видом, как будто роскошь путешествовать без этих грызунов могут позволить себе только Очень Важные Странные Персоны, после чего подал руку Эмме, помогая ей войти в лодку. Наша троица расположилась на простой деревянной скамье, и Харон принялся отвязывать судно. Наблюдая за ним, я пытался понять, наша доверчивость – это всего лишь неосторожность или мы зашли слишком далеко и совершаем роковую ошибку.

К сожалению, обычно до нас доходит, что мы поступили опрометчиво, когда менять что-то уже слишком поздно. Когда появляется время поразмыслить над принятым решением, оказывается, что кнопку уже нажали, самолет выкатился из ангара или, как в нашем случае, лодка отчалила. Харон н

Страница 18

гой оттолкнул свое суденышко, и я заметил, что он бос, а его ступни имеют не вполне человеческую форму. Длинные пальцы напоминали сосиски, а толстые желтые ногти загибались, как когти. У меня оборвалось сердце от осознания, что мы действительно совершили непоправимую ошибку.

Харон дернул шнур зажигания, и маленький подвесной двигатель закашлялся и завелся, окутав нас облаком голубого дыма. Подогнув длинные ноги, лодочник опустился на кучу черной ткани, образованной на полу его плащом, и осторожно провел лодку через лес деревянных опор. Спустя несколько секунд мы оказались на залитой теплым солнечным светом поверхности канала, искусственного притока Темзы. По обоим его берегам возвышались сверкающие оконными стеклами здания, а вокруг кишели суда и суденышки – красные, как леденцы, буксиры, широкие приземистые баржи и прогулочные катера с забитыми туристами палубами. Как ни странно, никто, казалось, даже не замечал скользящей мимо странной лодки с ангелом смерти у руля и не менее странными пассажирами – двумя забрызганными кровью детьми и собакой в очках. Впрочем, нас это вполне устраивало, потому что даже попытайся мы спрятаться, сделать это было решительно негде. Я предположил, что Харон каким-то образом заколдовал свою лодку, сделав ее недоступной для взоров обычных людей.

Разглядывая судно в свете дня, я заметил, что конструкции оно откровенно простецкой, поэтому в глаза бросалась замысловатая резная фигура, вздымавшаяся на носу. Она изображала толстую, покрытую чешуей змею в форме плавной буквы S. Вот только вместо головы у нее было огромное, как арбуз, и начисто лишенное века глазное яблоко, взгляд которого был устремлен куда-то вперед.

– Что это? – спросил я, проводя ладонью по полированной поверхности фигуры.

– Тисовое дерево, – перекрикивая рев мотора, ответил Харон.

– Но зачем оно здесь?

– Чтобы смотреть! – ворчливо отозвался Харон.

Он включил двигатель на полную мощность – возможно, чтобы заглушить мои вопросы, – нос приподнялся над водой, и лодка начала стремительно набирать скорость. Я сделал глубокий вдох, наслаждаясь солнцем и ощущением ветра на лице. Эддисон вывалил язык и оперся лапами о борт. Еще никогда я не видел его таким счастливым.

Какой замечательный день для путешествия в ад.

– Я все думаю, как ты сюда попал, – вдруг произнесла Эмма. – Как ты вернулся в настоящее.

– И до чего ты додумалась?

– Существует только одно объяснение, хотя и не очень убедительное. Когда твари притащили нас в эти подземные тоннели и мы вернулись в настоящее, ты совершил переход с нами, вместо того чтобы внезапно остаться в полном одиночестве в тысяча восемьсот каком-то там году, только потому, что где-то рядом была мисс Сапсан. Она и помогла тебе перейти, и этого никто не заметил.

– Не знаю, Эмма, это выглядит так… – Я замялся, опасаясь произнести какую-то резкость. – Ты думаешь, она пряталась в тоннеле?

– Я говорю, что это возможно. Мы понятия не имеем, где она была.

– Она у тварей. Каул сам это признал!

– С каких это пор ты стал верить тварям?

– Один-ноль, – кивнул я. – Но поскольку Каул хвастался тем, что она у них, я решил, что, скорее всего, он говорит правду.

– Возможно… или он это сказал только для того, чтобы сломить наш дух и заставить отказаться от борьбы. Он пытался вынудить нас сдаться его солдатам, не забыл?

– Точно, – нахмурившись, произнес я. – От обилия возможностей мозг начал закипать. – Ну хорошо, предположим, что одновременно с нами в том тоннеле была и мисс Сапсан. Зачем ей понадобилось отправлять меня обратно в настоящее в качестве пленника тварей? Ведь у нас собирались отнять наши вторые души? Правильнее было бы оставить меня в той петле.

На мгновение Эмма растерялась. Но тут же просияла и произнесла:

– Да, конечно, если только нам с тобой не предстоит спасти всех остальных. Возможно, это часть ее плана.

– Но откуда ей было знать, что мы сбежим от тварей?

Эмма покосилась на Эддисона.

– Возможно, ей помогли, – прошептала она.

– Эм, эта гипотетическая цепочка событий становится все более и более невероятной. – Я сделал глубокий вдох, тщательно подбирая слова. – Я знаю, что тебе хочется верить в то, что мисс Сапсан свободна и каким-то образом за нами присматривает. Я тоже этого хотел бы…

– Я желаю этого так сильно, что это причиняет мне физическую боль, – кивнула она.

– Но если бы она действительно была свободна, она бы каким-то образом с нами связалась. А если бы в это был замешан он, – тихо добавил я, кивая в сторону Эддисона, – то он уже давно проговорился бы.

– Не проговорился бы, если бы поклялся молчать. Возможно, об этом слишком опасно знать даже нам. Если бы мы знали, где находится мисс Сапсан, и кто-то узнал, что нам это известно, мы могли бы не выдержать пыток…

– А он? – произнес я так громко, что пес вскинул голову и посмотрел на нас.

Ветер забавно раздувал его щеки и трепал язык.

– Привет! – воскликнул он. – Я уже насчитал пятьдесят шесть рыб, хотя парочка, возможно, на самом деле была обрыв

Страница 19

ами затонувшего мусора. О чем вы там шепчетесь?

– Да так, ни о чем, – ответила Эмма.

– Почему-то я в этом сомневаюсь, – проворчал он, но инстинкт быстро взял верх над подозрительностью и спустя всего секунду он уже тявкнул: – Рыба! – Все его внимание снова было приковано к воде. – Рыба… рыба… мусор… рыба…

Эмма мрачно усмехнулась.

– Я понимаю, что это совершенно безумная идея. Но мой мозг – это установка по производству надежды.

– И меня это очень радует, – откликнулся я, – потому что мой генерирует исключительно катастрофические прогнозы.

– В таком случае мы нужны друг другу.

– Да, но мне кажется, мы это поняли уже давно.

В такт покачиваниям лодки наши плечи соприкасались и снова отдалялись друг от друга, соприкасались и отдалялись.

– Вы уверены, что не хотите отправиться в романтическое плавание? – поинтересовался Харон. – Еще не поздно.

– Абсолютно уверены, – ответил я. – У нас важное задание.

– В таком случае я предложил бы вам открыть ящик, на котором вы сидите. Когда мы войдем в петлю, вам понадобится то, что там лежит.

Мы приподняли откидное сиденье скамьи и увидели большое полотнище брезента.

– Для чего это нам?

– Будете под ним прятаться, – ответил Харон, поворачивая лодку в еще более узкий канал с новыми и, очевидно, очень дорогими домами по берегам. – До сих пор мне удавалось скрывать вас от глаз окружающих, но внутри Акра мои способности не действуют, а всякие неприятные типы так и толкутся у входа в ожидании легкой добычи. Которой вы, вне всякого сомнения, являетесь.

– Я так и знал, что это ваших рук дело, – воскликнул я. – Никто из туристов на нас даже не покосился.

– Гораздо безопаснее наблюдать за тем, как совершаются исторические гнусности, когда участники этих безобразий вас не видят, – ответил Харон. – Могу ли я допустить, чтобы вас похитили викинги, как по-вашему? Вообразите себе отзывы пользователей!

Мы стремительно приближались к некоему подобию тоннеля – участку канала не более ста футов в длину. Участок был накрыт мостом, над которым возвышалось здание наподобие старого склада или ткацкой фабрики. В дальнем конце тоннеля сиял полукруг синего неба над сверкающей водой. Все, что находилось между нами и этим сиянием, представляло собой кромешную тьму. Это место как нельзя более походило на вход в петлю.

Мы вытащили из ящика огромный лоскут и накрыли им пол-лодки. Эмма легла рядом со мной, и мы натянули брезент на себя до подбородков, как простыню. Лодка скользнула под мост, и Харон заглушил двигатель, накрыв его другим обрывком брезента. Затем он поднялся и, раздвинув складной шест, погрузил его в воду. В полной тишине, отталкиваясь от дна сильными и плавными движениями, он вел лодку все дальше в темноту.

– Кстати, – произнесла Эмма, – от каких именно «неприятных типов» мы прячемся? От тварей?

– В мире странных существ гораздо больше зла, чем ненавистные вам твари, – ответил Харон, и его голос эхом отразился от каменных стен тоннеля. – Скрывающийся под маской друга манипулятор может представлять такую же опасность, как и открытый враг.

– Вы всегда изъясняетесь так туманно? – вздохнула Эмма.

– Головы, – рявкнул лодочник. – И ты, собака, тоже.

Эддисон юркнул под брезент, и мы поспешили накрыть лица. Под брезентом, который удушающе благоухал машинным маслом, было темно и жарко.

– Вам страшно? – прошептал в темноте Эддисон.

– Не особенно, – отозвалась Эмма. – А тебе, Джейкоб?

– Так страшно, что меня сейчас стошнит. А что скажет Эддисон?

– Конечно, нет, – ответил пес. – Робость не относится к характеристикам моей породы.

Но он тут же устроился между мной и Эммой, и я ощутил, что он дрожит всем телом.


* * *

Иногда переходы легки настолько, что, кажется, ты въезжаешь в петлю по идеально гладкому шоссе. На этот раз мы как будто угодили на испещренную ямами стиральную доску, на которой нас поджидали крутой поворот, а затем падение с обрыва – и все это в полной темноте. Когда издевательства наконец прекратились, я ощутил, что меня мутит, а голова раскалывается от боли. Интересно, почему некоторые переходы настолько сложны? – мелькнула мысль. – Возможно, это зависит от места, куда направляешься? Переход ощущался, как разбитая грунтовая дорога, ведущая в дикие и опасные трущобы, куда мы, собственно, и направлялись.

– Приехали, – объявил Харон.

– Все в порядке? – спросил я, нащупав руку Эммы.

– Нам необходимо вернуться, – простонал Эддисон. – Мои почки остались в настоящем.

– Помолчите, пока я не отыщу безопасное место, в котором вас можно высадить.

Просто удивительно, насколько обостряется слух человека, лишенного возможности использовать глаза. Замерев под брезентом, я как завороженный вслушивался в окружающие нас звуки давно исчезнувшего мира. Сначала раздавался только плеск шеста Харона, ритмично входящего в воду, но вскоре добавились и другие шумы. Сплетаясь в единое целое, они превращались в моем мозгу в весьма замысловатую картину. Вот шлепки дерева по воде, а мое воображение дорисовывало

Страница 20

весла проплывающей мимо лодки, доверху нагруженной рыбой. Женские голоса, как мне казалось, принадлежали хозяйкам, которые развешивали белье, одновременно обмениваясь сплетнями с соседками в окнах домов по другую сторону канала. Откуда-то доносились взрывы детского смеха и лай собак, а вдалеке раздавалось пение, сопровождающееся тяжелыми ударами молотов: «Бам-бам стучат молоты, бам-бам по шляпкам гвоздей!» Вскоре я уже как наяву видел трубочистов в цилиндрах, скачущих по улицам, полным грубоватого очарования, и людей, сбивающихся в группы в попытке облегчить свою трудную судьбу с помощью шутки или песни.

Я ничего не мог с этим поделать. Все, что мне было известно о викторианских трущобах, я почерпнул из пошловатой музыкальной версии Оливера Твиста. Когда мне было двенадцать, я участвовал в постановке любительского театра. Мне досталась роль сироты номер пять, и накануне спектакля меня охватил такой ужас перед выходом на сцену, что я симулировал желудочный грипп и смотрел всю пьесу из-за кулис, склонившись над помойным ведром.

Как бы то ни было, именно таким рисовалось мне окружающее. Заметив крошечную дырочку в брезенте, вне всякого сомнения прогрызенную крысами, я слегка развернулся и сумел припасть к ней глазом. Спустя всего несколько секунд веселый, навеянный мюзиклом мир рассеялся, как картина Сальвадора Дали. Первым представшим моему взгляду ужасом стали дома вдоль канала, хотя даже язык не повернулся бы дать этим сооружениям столь громкое определение. В этих полусгнивших сооружениях с просевшими стенами и крышами не сохранилось ни одной прямой линии. Они ссутулились и понурились, как шеренга измученных солдат, заснувших прямо на боевом посту. Казалось, что если бы они не подпирали друг друга стенами, то уже давно свалились бы в воду. Кроме страшной тесноты застройки, благодаря которой дома поддерживали друг друга, от падения стены, похоже, спасала также черновато-зеленая слизь, толстым и скользким слоем покрывавшая их нижнюю часть. На каждом крыльце торчком стоял похожий на гроб ящик, но что это такое, я понял, лишь услышав громкое протяжное кряхтение из одного такого ящика, вслед за которым из-под него что-то свалилось прямо в воду. Хлюпающие звуки, на которые я еще раньше обратил внимание, издавали вовсе не весла, а отхожие места, вносящие свой вклад в ту самую грязь, благодаря которой они все еще занимали более-менее вертикальное положение.

Женщины, что-то кричавшие друг другу, как я и предполагал, действительно находились у открытых окон по обе стороны канала. Вот только они не развешивали белье и уж точно не обменивались сплетнями, во всяком случае, в данный момент. Вместо этого они осыпали друг друга оскорблениями и угрозами. Одна из них размахивала разбитой бутылкой и заливалась пьяным смехом, в то время как вторая изрыгала эпитеты, большинства которых я не понимал. («Ты просто дешевая потаскуха и готова улечься хоть с самим дьяволом, если он швырнет тебе фартинг»). Из уст этой тетки подобное обвинение само по себе звучало крайне нелепо, конечно, если я понял ее правильно, потому что верхняя часть ее тела была совершенно обнажена и ей, похоже, не было никакого дела до взглядов прохожих. При виде Харона обе прекратили переругиваться и попытались свистом привлечь его внимание, но он их как будто даже не заметил.

Чтобы отделаться от воспоминания о женщинах, я стал разглядывать еще более ужасную картину. Впереди нас через канал был переброшен шаткий пешеходный мост, на котором расположилась компания мальчишек. Они забавлялись тем, что опускали в воду собаку, привязанную за задние лапы к веревке, от души забавляясь, когда отчаянный лай несчастного существа сменялся бульканьем. Мне стоило больших усилий не откинуть брезент и не заорать на живодеров. К счастью, сцену не видел Эддисон. В противном случае ничто не смогло бы его удержать – он бросился бы на обидчиков собаки и выдал бы нас с головой.

– Я все вижу, – пробормотал Харон, обращаясь ко мне. – Если тебе не терпится осмотреться, обожди еще немного, скоро самое худшее будет позади.

– Ты подсматриваешь? – прошептала Эмма, ткнув меня локтем.

– Возможно, – ответил я, продолжая изучать окружающий нас мир.

Лодочник шикнул на нас. Затем извлек из воды шест и снял с него рукоять, в которой оказался короткий нож. Проплывая под мостом, он вытянул руку и перерезал веревку. Собака упала в воду и поспешно поплыла к берегу. Мальчишки взвыли от ярости и принялись швырять в нас всем, что попадалось под руку. Харон продолжил вести суденышко вперед, игнорируя их так же, как и женщин, пока огрызок яблока едва не угодил ему в голову. Он вздохнул, обернулся и спокойно откинул капюшон плаща – достаточно для того, чтобы его увидели мальчишки, но не я.

То, что они увидели, очевидно, напугало их до полусмерти, потому что они с воплями разбежались с моста. Один торопился так сильно, что споткнулся и свалился в зловонную воду канала. Харон усмехнулся и, поправив капюшон, снова взялся за шест.

– Что случилось? – встревожилась Эмма. – Что это б

Страница 21

ло?

– Добро пожаловать на Дьявольский Акр, – ответил лодочник. – Теперь, если вам так хочется увидеть, где мы находимся, можете немного приоткрыть лица, и за оставшееся в нашем распоряжении время я попытаюсь отработать золотой, проведя полноценную экскурсию.

Мы опустили брезент к подбородкам, и Эмма с Эддисоном ахнули. Эмма, вероятнее всего, при виде окружающего, а Эддисон, судя по наморщенному носу, – от его запаха. А аромат кипящего рагу из содержимого сточных канав был просто непередаваем.

– К этому быстро привыкаешь, – произнес Харон, правильно истолковав выражение моего скривившегося лица.

Эмма сжала мою руку и простонала:

– О, это ужасно…

И это вправду было ужасно. Теперь, когда я смог увидеть все это двумя глазами, мне действительно показалось, мы попали в ад. Фундаменты домов превратились в полуразложившуюся жижу. Канал зигзагами пересекали деревянные мосты, причем ширина некоторых из них не превышала одной доски, зловонные берега были завалены горами мусора, в которых копошились какие-то призрачные фигуры, перебиравшие всю эту мерзость. Преобладал черный цвет с редкими вкраплениями желтого и зеленого, по большей части сигнализирующими о процессе разложения. Все поверхности вокруг были черными – стены, лица, столбы дыма из дымоходов и, что еще хуже, из виднеющихся в отдалении фабричных труб. Оттуда же доносились глухие и мощные, как военные барабаны, удары огромных молотов по не менее внушительным наковальням, сотрясавшие все вокруг.

– Вот это, друзья, и есть Дьявольский Акр, – негромко заговорил Харон, чтобы его не услышал никто, кроме нас. – Его реальное население составляет семь тысяч двести шесть человек. Официальная цифра – ноль. Отцы города в своей мудрости отказываются даже признавать его существование. Очаровательный водоем, по поверхности которого в настоящее время мы скользим, носит название Лихорадочная Канава. Регулярно поступающие сюда отходы фабричного производства, содержимое нужников и трупы животных не только являются источником этого волшебного аромата, но также эпидемий всевозможных болезней, которые случаются здесь с такой регулярностью, что по ним можно сверять часы, и таких кошмарных, что все это место прозвали Столицей Холеры. И все же… – Он поднял затянутую в черную ткань плаща руку, указывая на девочку, ведром зачерпывающую воду из канала. – Для многих из этих несчастных созданий водоем служит одновременно сточной канавой и источником воды.

– Она собирается это пить? – ужаснулась Эмма.

– Через несколько дней, когда тяжелые частицы осядут на дно, она использует более чистую жидкость, которая останется сверху.

Эмма отшатнулась.

– Нет…

– Да. Это ужасно, – небрежно согласился с ней Харон и продолжил излагать факты, будто читая по писаному. – Основными занятиями населения является сбор мусора и заманивание на Акр незнакомцев с тем, чтобы огреть их по голове дубиной, а затем ограбить. Развлекаются они тем, что употребляют любую горючую жидкость, которую удастся раздобыть, а затем со всей мочи горланят песни. Основными экспортными товарами этой области являются металлическая окалина, костная мука и нищета. Основные достопримечательности включают…

– Это не смешно, – перебила его Эмма.

– Прошу прощения?

– Я сказала, это не смешно! Эти люди страдают, а вы над ними подшучиваете!

– Я не подшучиваю, – царственно заявил Харон. – Я обеспечиваю вас важной информацией, которая, возможно, спасет вам жизнь. Но если вы предпочитаете окунуться в эти джунгли в полном неведении…

– Нет, не предпочитаем, – вмешался я. – Она очень сожалеет о том, что вас перебила. Пожалуйста, продолжайте.

Эмма неодобрительно на меня покосилась, и я ответил ей в равной степени неодобрительным взглядом. Политкорректности в нашей ситуации места не было, даже если слова Харона и в самом деле звучали несколько бессердечно.

– Говорите тише, Аида ради! – раздраженно отозвался Харон. – Итак, на чем я остановился? Среди главных достопримечательностей Акра хочется упомянуть Тюрьму найденышей Святой Рутледж. Это очень прогрессивное заведение, которое заключает сирот под стражу прежде, чем им представится возможность совершить какое-нибудь преступление. Тем самым экономятся огромные средства, а общество избавляется от потенциальных преступников. Также тут имеется Приют Святого Барнабуса для безумцев, жуликов и иных склонных к преступности элементов. Приют действует на добровольных амбулаторных основаниях и почти всегда пустует. И наконец, Дымящаяся улица, восемьдесят семь лет пожираемая подземным пожаром, который никто не удосужился потушить. Ага, – произнес он, указывая на обугленный проем между домами, – а вот и ее начало. Как видите, оно выгорело подчистую.

Несколько мужчин работало в этом просвете, сколачивая какую- то деревянную раму, судя по всему, для того, чтобы восстановить один из сгоревших домов. При виде нас они выпрямились и громко поздоровались с Хароном, который лишь едва заметно махнул в ответ. Мне показалось, он чем-то смущен.

– Это ваши друзья? – по

Страница 22

нтересовался я.

– Дальние родственники, – пробормотал он. – Оборудование виселиц – давний семейный бизнес…

– Оборудование чего? – переспросила Эмма.

Прежде чем он успел ей ответить, мужчины снова принялись за работу. В такт ударам молотков они громко пели: «Бам-бам стучат молоты, бам-бам по шляпкам гвоздей! Как здорово строить виселицы, нет ничего веселей!»

Если бы не охвативший меня ужас, я бы, наверное, расхохотался.


* * *

Мы продолжали медленно плыть по Лихорадочной Канаве. С каждым движением шеста Харона она становилась все ?же, напоминая смыкающиеся вокруг нас ладони. Вскоре мосты через канал утратили всякий смысл, потому что через воду можно было перепрыгнуть без всякого труда. Серое небо казалось лишь трещиной между крышами нависающих с обеих сторон домов, и все вокруг погрузилось в удушающий полумрак. А Харон без умолку тараторил, словно оживший школьный учебник. Всего нескольких минут ему хватило, чтобы поведать нам о модных тенденциях Дьявольского Акра (особенной популярностью пользовались украденные парики, которые было принято носить в шлевке пояса брюк), его валовом внутреннем продукте (неизменно отрицательном) и истории его возникновения (как поселения предприимчивых, хотя и чудаковатых фермеров, обосновавшихся тут еще в начале двенадцатого века). Он уже принялся за описание архитектурных особенностей, когда Эддисон, который все это время не переставал ерзать рядом со мной, наконец не выдержал и перебил его:

– Ты, кажется, знаешь об этом гадючнике все, за исключением хоть чего-то, что могло бы пригодиться нам.

– Например? – напрягся Харон.

– Кому мы можем здесь доверять?

– Абсолютно никому.

– Как нам найти странных людей, которые живут в этой петле? – спросила Эмма.

– Я бы не советовал вам их искать.

– Где твари держат наших друзей? – спросил я.

– Моему бизнесу такая информация способна только повредить, – спокойно ответил Харон.

– В таком случае выпусти нас из этой чертовой лодки и мы займемся их розысками самостоятельно! – заявил Эддисон. – Мы попусту тратим драгоценное время, а твой нескончаемый монолог меня усыпляет. Мы наняли лодочника, а не училку!

– За такую грубость я мог бы выбросить вас прямо в Канаву, – фыркнул Харон, – но если я это сделаю, я никогда не получу золотые монеты, которые вы мне должны.

– Золотые монеты! – негодующе воскликнула Эмма. – Как насчет помощи попавшим в беду странным людям? Как насчет порядочности и верности?

Харон усмехнулся.

– Если бы я придавал значение таким вещам, меня уже давным-давно не было бы на свете.

– Не думаю, что мир понес бы невосполнимую утрату, – пробормотала девушка, отворачиваясь.

Пока мы спорили, вокруг нас заструились щупальца тумана, который нисколько не напоминал серую дымку Кэрнхолма. Здесь он был каким-то желто-коричневым и жирным, напоминая по цвету и структуре протертый суп. Его внезапное появление, похоже, не на шутку встревожило Харона, и по мере того, как видимость стремительно ухудшалась, он все чаще вертел головой, как будто пытаясь предугадать, откуда придет беда. Хотя, возможно, он искал удобное место, чтобы выгрузить нас на берег.

– Проклятье, проклятье, проклятье, – бормотал он. – Это плохой знак.

– Это всего лишь туман, – удивилась Эмма. – Мы не боимся тумана.

– Я тоже не боюсь тумана, – отозвался Харон. – Но это не туман. Это пелена, и она имеет искусственное происхождение. В пелене происходят ужасные вещи, и нам необходимо как можно скорее из нее выбраться. Спрячьтесь! – зашипел он, и мы поспешили нырнуть под брезент.

Я снова прильнул к своему глазку. Спустя всего несколько мгновений из пелены вынырнула встречная лодка. На веслах сидел мужчина, а на скамье напротив него расположилась женщина, и хотя Харон с ними поздоровался, ответа не последовало. Они молча уставились на него и не сводили глаз, пока мы не разминулись и их снова не поглотила пелена. Что-то бормоча себе под нос, Харон причалил к крохотной пристани у левого берега, едва проступающей из окружающего нас мрака. Но тут послышались чьи-то шаги и тихие голоса, и Харон резко налег на шест, отталкиваясь прочь.

Мы зигзагами плавали от берега к берегу в поисках места высадки, но всякий раз, когда приближались к суше, Харон замечал что-то такое, что ему не нравилось, и мы двигались дальше.

– Стервятники, – бормотал он, – всюду стервятники…

Лично я никаких стервятников не замечал, пока мы не оказались под очередным просевшим мостом, по которому шел какой-то мужчина. Увидев проплывающую под ним лодку, мужчина остановился и глянул вниз. Затем он открыл рот и набрал в легкие воздуха. Я решил, что он собирается звать кого-то на помощь, но вместо крика из его рта вырвалась струя густого желтого дыма, устремившись к нам подобно воде из брандспойта.

Я перепугался и затаил дыхание. Что, если это ядовитый газ? Но Харон не накрывал лицо и не искал маску.

– Проклятье, проклятье, проклятье, – только и бормотал он, а дыхание этого типа окутывало нас, сливаясь с пеленой и делая видимость пра

Страница 23

тически нулевой.

Нескольких секунд хватило для того, чтобы мужчина, мост, на котором он стоял, и оба берега канала скрылись из виду.

Я высунул голову из-под брезента (все равно нас уже никто не мог увидеть) и тихо произнес:

– Когда вы сказали, что вот это имеет искусственное происхождение, я и не предполагал, что это так буквально. Я думал, речь идет о дыме из труб.

– Ого, – воскликнула Эмма. – А для чего это нужно?

– Стервятники затягивают пеленой какую-либо местность, чтобы скрыть свою деятельность и ослепить будущую жертву. К счастью для вас, охотиться на меня довольно сложно.

С этими словами он извлек свой длинный шест из воды и через наши головы дотянулся до деревянного глаза на носу лодки. Он легонько постучал по глазу, и тот засветился, как противотуманная фара, разрезав пелену перед лодкой. Затем он снова опустил шест и с силой на него налег, медленно вращая лодку и освещая воду вокруг.

– Но если они это делают, значит, они странные, верно? – принялась рассуждать Эмма. – А если они странные, возможно, они вполне дружелюбны.

– Чистые сердцем не становятся пиратами, – ответил Харон. Тут наш прожектор выхватил из темноты приближающуюся лодку и Харон прекратил вращение. – Легки на помине.

Теперь мы видели их совершенно отчетливо, но все, что видели они, – это ослепительное сияние. Это мало что давало, но, во всяком случае, позволило разглядеть противника, прежде чем мы снова скрылись под брезент. Лодка была в два раза больше нашей, и в ней сидело двое мужчин. Первый управлял почти бесшумным двигателем, а второй держал в руках дубину.

– Если они так опасны, – прошептал я, – почему мы просто их поджидаем?

– Мы слишком глубоко в Акре, так что бежать бесполезно. Скорее всего, я смогу отговорить их от нападения.

– А если нет? – прошептала Эмма.

– Вам, возможно, придется спасаться вплавь.

Покосившись на маслянистую черную воду, Эмма содрогнулась.

– Уж лучше умереть.

– Это уж как тебе заблагорассудится. А теперь, дети, я бы посоветовал вам исчезнуть и не шевелиться.

Мы снова натянули на головы брезент. Мгновение спустя кто-то по-дружески окликнул Харона:

– Здоров, лодочник!

– Здоров, – отозвался Харон.

Я услышал плеск поднимаемых из воды весел и тут же ощутил толчок. Это другая лодка столкнулась с нашей.

– Чем ты тут занимаешься?

– Катаюсь удовольствия ради, – непринужденно ответил Харон.

– Тем более что такой замечательный день к этому располагает! – расхохотался его собеседник.

Второй мужчина, похоже, совершенно не был расположен шутить.

– Что у тебя под тряпкой? – прорычал он с таким ужасающим акцентом, что я едва его понял.

– Мое личное дело, что я вожу в своей лодке.

– Все, что находится в Лихорадочной Канаве, – это наше дело.

– Старые канаты и всякий хлам, раз уж вам так интересно, – ответил Харон. – Ничего особенного.

– Значит, ты не возражаешь, если мы в этом убедимся? – спросил первый мужчина.

– Как насчет нашего уговора? Разве я вам уже не заплатил за этот месяц?

– Забудь об уговорах, – ответил второй. – Твари платят в пять раз больше за хорошеньких и упитанных человечков на убой. А тех, кто их упустит… ждет карьер или того хуже.

– Что может быть хуже карьера? – спросил первый.

– Я не желаю этого знать.

– Ну же, джентльмены, будьте благоразумны, – снова заговорил Харон. – Возможно, пора договориться о новых условиях. Я способен конкурировать с кем угодно…

Человечки на убой. Я похолодел, несмотря на то, что температура под брезентом стремительно повышалась – Эмма торопливо согревала ладони. Я надеялся, что ей не придется пускать их в ход, однако мужчины не желали уступать, и я опасался, что треп лодочника способен лишь немного их задержать. Но драка привела бы к катастрофе. Даже одолей мы мужчин в лодке, но, как предупреждал Харон, повсюду стервятники. Я представил себе сбегающуюся со всех сторон банду, и меня охватил ужас. Я совершенно не хотел знать, что означает человечки на убой.

Но тут раздался обнадеживающий звук – звон переходящих из рук в руки монет, и второй мужчина воскликнул:

– Да у него денег куры не клюют! Так я и в Испанию смогу податься…

Не успел я перевести дух, как у меня внутри все оборвалось. Я ощутил уже знакомую тянущую боль в животе и понял, что она начала зарождаться там уже давно. Сначала это был всего лишь легкий зуд, сменившийся тупой болью, которая становилась все более острой – явный признак того, что где-то поблизости находится пустота.

Но это была не какая-нибудь пустота, а моя пустота. Это слово возникло у меня в голове само собой. Моя. Но, возможно, я все перепутал. Возможно, это я принадлежал ей.

Ни первое, ни второе не гарантировало нашей безопасности. Я полагал, что она хочет убить меня так же сильно, как и любая другая пустота, но что-то временно обуздало это желание. Какая-то загадочная связь заставляла ее идти за мной и включала мой внутренний компас, стрелка которого указывала на пустоту, предупреждая о ее приближении. И вот сейчас она рядом и с

Страница 24

каждой секундой все ближе.

Как раз вовремя, чтобы выдать наше присутствие. Теперь вопрос заключался только в последовательности: поймают нас эти мужчины, чтобы передать тварям, которые нас убьют, или пустота убьет нас прежде. Я твердо решил – если удастся живыми и невредимыми добраться до берега, я первым делом займусь тем, что избавлюсь от нее раз и навсегда.

Но где она? Если она так близко, как я это ощущаю, то, значит, она плыла к нам, а я не мог не услышать плеск, издаваемый существом с семью конечностями. Затем стрелка моего компаса повернулась и указала вниз. Я понял – я почти это увидел – пустота под водой. Судя по всему, пустоты могли обходиться и без воздуха. Мгновение спустя раздался тихий стук. Это пустота прицепилась к днищу нашей лодки. Этот звук заставил вздрогнуть всех, но только я знал, что он означает. Мне хотелось предупредить друзей, но я не имел права даже шелохнуться. Тем временем от пустоты нас отделяло лишь несколько дюймов деревянного днища судна, на котором мы все лежали.

– Что это было? – услышал я голос первого мужчины.

– Я ничего не слышал, – солгал Харон.

Отцепись, – одними губами произнес я в надежде, что пустота меня услышит. Убирайся и оставь нас в покое. Вместо этого она начала издавать какой-то треск, от которого доски под нами задрожали. Я представил себе, как она грызет днище своими длинными зубами.

– Я тоже это слышал, – вмешался второй мужчина. – Рег, этот лодочник принимает нас за идиотов!

– Я тоже так думаю, – согласился первый.

– Уверяю вас, у меня и в мыслях ничего подобного не было, – заверил Харон. – Это все моя неисправная лодка. Давно нуждается в ремонте.

– Забудь. Можешь считать, что мы не договорились. Показывай, что там у тебя.

– Или вы могли бы позволить мне увеличить сумму вознаграждения, – продолжал Харон. – Будем считать это благодарностью за вашу доброту и отзывчивость.

Мужчины принялись совещаться вполголоса.

– Если мы его отпустим и кто-то другой поймает его с человечками на убой, нас ждет карьер.

– Или того хуже.

Убирайся, убирайся, УБИРАЙСЯ, – по-английски взмолился я, обращаясь к пустоте.

Тук, тук, ТУК, – ответила она стуком в корпус.

– Отворачивай это тряпье! – скомандовал первый мужчина.

– Сэр, если вы повремените всего одно мгновение…

Но мужчины были неумолимы. Лодка закачалась, как будто кто-то влез на борт. Раздались крики, затем шаги совсем рядом с нашими головами, затем звуки борьбы.

Смысла прятаться больше нет, – подумал я, и остальные, похоже, были со мной согласны. Я увидел, как озаренные огнем пальцы Эммы потянулись к краю брезента.

– На счет три, – прошептала она. – Готовы?

– Как скаковая лошадь, – прорычал Эддисон.

– Погоди, – остановил ее я. – Сначала вам следует знать – под лодкой…

И тут с нас сорвали брезент и мое предложение так и осталось незаконченным.


* * *

Дальше события разворачивались стремительно. Эддисон впился зубами в руку, сдернувшую брезент, а Эмма бросилась на ее изумленного владельца, обжигая его лицо раскаленными пальцами. Он взвыл, попятился и свалился в воду. В этой потасовке Харон упал, и второй мужчина занес над его головой дубину. Эддисон прыгнул на нападающего на нашего экскурсовода и зубами вцепился ему в ногу. Мужчина обернулся, пытаясь стряхнуть собаку, заминка позволила Харону вскочить и ударить местного в живот. Мужчина сложился пополам, и Харон обезоружил его стремительным разворотом шеста.

Мужчина решил спастись и прыгнул в свою лодку. Харон сдернул брезент с двигателя нашей и рванул шнур зажигания. Мотор ожил в ту самую секунду, когда рядом с нами оказалась третья лодка, стремительно вылетевшая из пелены. В ней находилось еще трое мужчин, один из которых был вооружен старинным пистолетом, и в данную минуту направлено оружие было прямо на Эмму.

Я крикнул девушке, чтобы она ложилась, и увлек за собой на дно лодки за секунду до выстрела. Тогда мужчина прицелился в Харона, который выпустил шнур и поднял руки. Думаю, тут бы нам и конец, если бы из моего горла сами собой не полились странные слова – громкие, уверенные и совершенно незнакомые моему слуху.

Потопи их лодку! Потопи их лодку своими языками!

За те полсекунды, которые потребовались всем участникам потасовки на то, чтобы обернуться и уставиться на меня, пустота оттолкнулась от днища нашей лодки и метнула языки в лодку врагов. Вылетев из воды, они обвились вокруг ее кормы и подбросили ее вверх и назад в обратном сальто, вытряхнувшем в воду троих мужчин.

Перевернутая лодка рухнула на двоих из нападавших.

Харон смог бы улучить момент и снова включить зажигание, что позволило бы нам быстро покинуть поле боя, но он потрясенно застыл, забыв даже руки опустить.

Меня это вполне устраивало, потому что я еще не закончил.

Вон того, – произнес я, глядя на гада, который только что стрелял в Эмму, а сейчас беспомощно барахтался в воде.

Похоже, пустота слышала меня даже под водой, потому что спустя несколько мгновений человек закричал, глядя вниз, а затем исчез. Е

Страница 25

о как будто засосала вода, немедленно окрасившаяся в красный цвет.

– Я не сказал «съешь его»! – по-английски произнес я.

– Чего ты ждешь? – закричала Эмма Харону. – Валим отсюда!

– Да, да! – заикаясь, выдавил из себя лодочник.

Стряхнув с себя оцепенение, он опустил руки и снова дернул шнур. Мотор взвыл. Харон рванул руль и резко развернул лодку, отчего мы все свалились друг на друга. Лодка встала на дыбы и ринулась вперед. В следующую секунду, разрывая пелену, мы уже летели туда, откуда приехали.

Мы с Эммой переглянулись. Разговаривать было бесполезно, потому что за ревом мотора и шумом крови в ушах все равно никто ничего бы не расслышал, но мне показалось, что на ее лице написаны одновременно страх и восторг. Ее взгляд как будто говорил: Ты, Джейкоб Портман, удивительное и жуткое создание. Но когда она наконец заговорила, я смог услышать одно-единственное слово:

– Где?

И в самом деле – где? Я надеялся, что, пока пустота будет приканчивать пирата, нам удастся оторваться. Но прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что она по-прежнему близко и плывет за нами, вероятно, используя один из своих языков в качестве буксировочного троса.

– Рядом, – одними губами произнес я.

Она повеселела и коротко кивнула в ответ:

– Хорошо.

Я покачал головой, пытаясь понять, почему ей не страшно. Как она не понимает, насколько опасна пустота? Она уже попробовала кровь и только что оставила позади недоеденный обед. Кто знает, какая злоба бурлит в ее жилах? Но взгляд Эммы и ее легкая полуулыбка так меня воодушевили, что я решил, что способен на все.

Мы стремительно приближались к мосту и человеку, изрыгающему пелену. Он нас поджидал, присев на корточки и целясь в нас из винтовки, дуло которой он положил на перила моста.

Мы пригнулись. Я услышал два выстрела. Снова подняв голову, я увидел, что никто не пострадал.

Мы въехали под мост. Через мгновение мы бы вылетели с противоположной стороны, представляя собой беззащитную мишень. Я не мог этого допустить.

Я обернулся и на языке пустот закричал: «Мост!», и, похоже, это существо отлично меня поняло. Два свободных языка взметнулись и влажным шлепком обвились вокруг шатких опор моста. Все три языка размотались и туго натянулись, образовав треугольник. Теперь пустота оказалась распята между мостом и лодкой, напоминая морскую звезду.

Лодка остановилась так быстро, как будто кто-то включил экстренное торможение. От неожиданного рывка мы все попадали. Мост застонал и закачался, и целившийся в нас человек тоже пошатнулся и выронил ружье. Я думал, что сейчас либо рухнет мост, либо не выдержит пустота, визжащая, словно застрявшая в дырявом заборе свинья. Казалось, еще немного, и она просто лопнет посередине. Но мост устоял, и стрелок нагнулся за ружьем. Из движущейся мишени мы превратились в неподвижную, только и всего.

Отцепись! – заорал я пустоте на ее языке.

Она не отцепилась, и я понял, что это создание никогда не оставит меня по доброй воле. Я бросился на корму и упал на живот, свесившись за борт. Один из языков чудовища обмотался вокруг руля. Вспомнив, как прикосновение Эммы однажды заставило пустоту выпустить ее лодыжку, я приказал девушке обжечь руль. Едва не свалившись в воду в попытке до него дотянуться, она исполнила мою просьбу. Пустота завизжала и отдернула язык-щупальце.

Будто выпущенная из пращи, пустота взмыла и с оглушительным грохотом врезалась в мост. Шаткая конструкция содрогнулась, развалилась и осыпалась в воду. Корма лодки снова упала, и очутившийся в воде двигатель швырнул нас вперед. От внезапного ускорения мы в очередной раз свалились на дно, катаясь там, как кегли в боулинге. Харон, которому удалось удержать руль, выпрямился и резко развернул суденышко, чудом избежав столкновения с берегом. Мы снова летели по черной поверхности Канавы, оставляя за собой V-образный след вспененной воды.

Мы пригнулись как можно ниже, опасаясь новых выстрелов, но, похоже, непосредственная опасность миновала. Стервятники остались где-то позади, и я даже представить себе не мог, как они сумеют нас теперь настичь.

– Это было то же существо, с которым мы встретились в метро? – тяжело пыхтя, спросил Эддисон.

Я вдруг обнаружил, что затаил дыхание, и, громко выдохнув, кивнул. Эмма смотрела на меня, ожидая пояснений, но я и сам еще не осознавал происходящее. Все мое тело, казалось, звенит от потрясения. Я только-то и понял, что на этот раз мне почти удалось окончательно поработить пустоту. Похоже, с каждой новой встречей я все глубже проникаю в мозговой центр пустоты. Слова приходили легче и уже не казались моему языку чем-то чужеродным, и из-за этого пустота повиновалась все с большей готовностью. Но она все еще казалась мне тигром, на которого я накинул собачий поводок. В любой момент она могла развернуться и оттяпать кусок от меня или одного из моих друзей. И все же по какой-то непостижимой причине она этого до сих пор не сделала.

Возможно, – подумал я, – мне хватит еще пары попыток, чтобы окончательно ее себе подчинить. И т

Страница 26

гда… и тогда… Бог ты мой, вот это мысль!

Тогда уже ничто не сможет нам помешать.

Я обернулся, глядя на пыль и деревянные обломки в воздухе в том месте, где всего несколько мгновений назад стоял мост. Среди руин я искал взглядом щупальца, но видел лишь безжизненный хаос из мусора. Я попытался ощутить пустоту внутренностями, но они молчали. Собственный живот показался мне выпотрошенным и пустым. Затем грязный туман сомкнулся позади нас, скрывая из виду рухнувший мост.

Именно сейчас, когда я нуждался в помощи чудовища, оно взяло да и погибло.


* * *

Лодка клюнула носом, когда Харон выключил зажигание и в клубах медленно рассеивающейся пелены причалил к призрачным двухэтажным зданиям, унылой цепью протянувшимся у самой кромки воды. Своей угрюмой неприступностью они скорее напоминали внешнюю границу лабиринта или крепостную стену, а вовсе не жилые дома. Лодка медленно ползла вдоль этой стены, и мы всматривались в полумрак в поисках хоть одного входа. Наконец Эмма указала куда-то рукой, и, даже отчаянно прищурившись, я усомнился в том, что обнаруженное девушкой – это не просто игра теней.

Назвать это место переулком у меня фантазии не хватило. Оно скорее представляло собой некую узкую, как лезвие ножа, расселину не более полутора футов шириной и раз в пятьдесят выше. Вход в нее был обозначен прикрученной к стене зеленой замшелой лестницей. Резко поворачивая, проход окончательно терялся в темноте, ни разу не потревоженной солнцем.

– Куда он ведет? – спросил я.

– Туда, куда опасаются заглядывать даже ангелы, – ответил Харон. – Я планировал высадить вас в совершенно другом месте, но выбора не остается. Вы уверены, что хотите остаться, а не покинуть Акр вместе со мной? Еще не поздно передумать.

– Абсолютно уверены, – хором ответили Эмма и Эддисон.

Что касается меня, то я с готовностью оспорил бы их слова, но поздно поворачивать назад. Мы их спасем или умрем сами, – что-то в этом роде я произнес всего несколько дней назад. Пришло время исполнить обещание.

– В таком случае вылезайте, – сухо произнес Харон. Он извлек из-под скамьи канат, перебросил его через ступеньку лестницы и подтянул лодку к стене Канавы. – Все на выход. Смотрите, куда ставите ноги. Погодите, я первый.

Харон вскарабкался по скользким сходням с ловкостью человека, проделывавшего это много раз. Оказавшись наверху, он опустился на колени и протянул руку, по очереди помогая выбраться каждому из нас. Первой была Эмма. Затем я подал лодочнику взбудораженного и извивающегося Эддисона. А потом я, воистину гордый и глупый, поднялся по лестнице, отказавшись от помощи Харона, и едва не соскользнул вниз.

Не успели мы оказаться на берегу, Харон стал спускаться обратно в лодку, двигатель которой продолжал работать на холостых оборотах.

– Подождите, – окликнула его Эмма. – Куда вы едете?

– Прочь отсюда! – ответил Харон, спрыгивая в лодку. – Вы не могли бы подать мне канат?

– И не подумаю! Сначала вы должны показать, куда нам идти. Мы понятия не имеем, где находимся!

– Я не обслуживаю туристов на суше. Я предлагаю только экскурсии на катере.

Мы изумленно переглянулись.

– Объясните нам хоть что-нибудь, – взмолился я.

– А еще лучше дайте карту.

– Карту! – воскликнул Харон с таким видом, как будто глупее этой просьбы он в жизни ничего не слышал. – Нигде в мире нет такого количества воровских проходов, тоннелей убийств и разбойных притонов, как на Дьявольском Акре. Нанести все это на карту просто невозможно! А теперь прекращайте дурить и подайте канат.

– Только после того, как вы сообщите нам хоть какую-то полезную информацию! – заявила Эмма. – Например, имя человека, к которому мы сможем обратиться за помощью и который не выдаст нас тварям!

Харон расхохотался.

– Должен быть хоть кто-то, – вызывающе воскликнула Эмма.

– Да, и вы с этим человеком разговариваете, – поклонился Харон. Затем он быстро вскарабкался по лестнице и выдернул канат из рук Эммы. – С меня хватит. Прощайте, дети. Я абсолютно уверен, что больше мы с вами никогда не увидимся.

С этими словами он шагнул в лодку… и оказался по щиколотку в воде. Взвизгнув словно девчонка, он наклонился, чтобы осмотреть днище. Видимо, пули, пролетевшие мимо нас, продырявили корпус и судно дало течь.

– Посмотрите, что вы сделали! Мою лодку разнесли в щепы!

– Что мы сделали?

Глаза Эммы полыхнули опасным огнем.

– Теперь я сухопутная крыса, – театрально воскликнул Харон, убедившись в серьезности повреждений.

Он заглушил мотор, сложил свой длинный посох до размеров дубинки и снова поднялся по лестнице.

– Я должен найти мастера, который сможет отремонтировать мое судно, – заявил он, быстро проходя мимо нас, – и я не позволю вам идти за мной.

Мы вслед за ним вошли в узкий проход.

– Почему это? – резко поинтересовалась Эмма.

– Потому что вы прокляты! Вы приносите несчастья! – Харон замахал рукой, как будто отгоняя мух. – Сгиньте!

– Что значит «сгиньте»?

Она догнала Харона и схватила его за прикрытый плащом локоть. Он резк

Страница 27

развернулся, выдернув у нее руку, и на мгновение мне показалось, что он хочет ее ударить. Я напрягся, готовясь прыгнуть и защитить девушку, но его рука так и зависла в воздухе, как немое предостережение.

– Я прошел по этому маршруту бессчетное количество раз, и ни разу на меня не нападали пираты. Мне ни разу не пришлось послать к чертям осторожность и включить бензиновый двигатель. И никогда ничего не случалось с моей лодкой. Возня с вами – это дохлый номер, все равно с вас ничего не поимеешь, кроме неприятностей, и я больше не хочу иметь с вами ничего общего.

Слушая его, я всматривался в переулок. Мои глаза постепенно привыкали к темноте, но то, что я увидел, привело меня в ужас. Расселина извивалась, как лабиринт между стенами домов, в которых зияли, подобно выпавшим зубам, лишенные дверей проемы. Окружающий мир был также полон самых зловещих звуков. Он шептал, шуршал, топотал, поскрипывал… Я физически ощущал устремленные на нас жадные взгляды и слышал шелест извлекаемых из-за пояса ножей.

Оставаться тут одним было нельзя. Что поделать, надо просить, – решил я.

– Мы заплатим вдвое больше обещанного, – произнес я.

– И починим вашу лодку, – добавил Эддисон.

– Да что мне с ваших проклятых грошей! – воскликнул Харон. – Вы что, не понимаете, что я разорен? Как мне теперь возвращаться на Дьявольский Акр? Или вы считаете, что стервятники оставят меня в покое после того, как мои клиенты ухлопали двоих из их шайки?

– А что нам было делать? – спросила Эмма. – Мы были вынуждены защищаться!

– Не заговаривай мне зубы! Они бы от меня сразу отцепились, если бы не… не это… – Харон посмотрел на меня и понизил голос до шепота: – Мог бы сразу предупредить, что ты заодно с созданиями ночи!

– Э-э-э… – смущенно протянул я, – я не сказал бы, что я с ними заодно…

– Я мало чего боюсь в этом мире, но стараюсь держаться подальше от этих чудовищ, высасывающих человеческие души, а судя по всему, одно из них следует за тобой по пятам, как верный пес! Полагаю, оно появится здесь с минуты на минуту?

– Вряд ли, – вздохнул Эддисон. – Разве вы не помните, что несколько минут назад ему на голову рухнул мост?

– Не мост, а мостик, – отмахнулся Харон. – А теперь прошу прощения, мне необходимо заняться ремонтом.

С этими словами он заспешил прочь.

Прежде чем мы успели его догнать, он повернул за угол, а когда мы добежали до этого угла, он уже исчез, видимо, скрывшись в одном из упомянутых им тоннелей. Мы топтались на месте, растерянно и испуганно озираясь.

– Я не могу поверить в то, что он вот так взял и бросил нас, – воскликнул я.

– Я тоже, – хладнокровно поддержал меня Эддисон. – Кстати, я уверен, что он этого и не сделал. Я думаю, что он торгуется. – Пес откашлялся, сел на задние лапы и, подняв голову, громко обратился к козырькам крыш: – Дорогой сэр! Мы собираемся спасти наших друзей и наших имбрин, и, попомните мои слова, мы это сделаем! И когда это произойдет и они узнают, как вы нам помогли, они будут чрезвычайно благодарны.

Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил:

– Птица с ним, с состраданием! Плевать на верность! Если вы действительно так умны и честолюбивы, как мне кажется, то вы не упустите представившейся вам уникальной возможности профессионального роста. Мы уже по уши перед вами в долгу, но монеты, которые вам платят дети и животные, – это очень скромный заработок по сравнению с тем, что означает задолженность со стороны сразу нескольких имбрин. Возможно, вам было бы приятно получить в свое полное распоряжение петлю, которая станет вашей личной собственностью и которую не будут портить другие странные существа! Выбирайте любой исторический период и любое географическое положение – цветущий летний остров в эпоху мира и покоя или грязная дыра с бушующей в ней эпидемией чумы. Все, что вам будет угодно.

– Они и в самом деле на это способны? – шепотом спросил я у Эммы.

Эмма пожала плечами.

– Вы только представьте свое безоблачное будущее! – распинался Эддисон.

Эхом отразившись от стен, его голос затих. Мы замерли, прислушиваясь.

Где-то спорили двое людей.

Сухое покашливание.

Кто-то волочил по лестнице что-то очень тяжелое.

– Что ж, это была замечательная речь, – вздохнула Эмма.

– Забудь о нем, – заявил я, вглядываясь в узкие переулки, прямо перед нами разбегающиеся во все стороны. – Куда дальше?

Выбрав направление наугад, мы зашагали прямо. Не успели мы пройти и десяти шагов, как чей-то голос произнес:

– На вашем месте я бы туда не ходил. Это переулок Каннибалов, и назвали его так совершенно не случайно.

Позади нас стоял Харон, упиравший руки в бока, похожий на фитнес-тренера.

– В старости я начал грешить мягкосердечием, – продолжал он. – Хотя возможно, на самом деле размягчились мои мозги.

– Это означает, что вы хотите нам помочь? – спросила Эмма.

Начал накрапывать дождь. Харон поднял голову, позволив каплям падать на его скрытое под капюшоном лицо.

– У меня тут есть знакомый адвокат. Сначала я хочу, чтобы вы подписали контракт,

Страница 28

в котором будет изложено все, что вы мне должны.

– Хорошо, хорошо, – заторопилась Эмма. – Но вы нам поможете?

– Затем я должен позаботиться о ремонте своей лодки.

– А потом?

– Потом я вам помогу, так и быть. Хотя за результат не ручаюсь, и позвольте сразу сообщить, что я считаю вас всех идиотами.

С учетом того, как он с нами только что поступил, благодарить его не хотелось.

– А теперь не отставайте и в точности исполняйте все, что я вам буду говорить. Сегодня вы убили двух стервятников, и можете не сомневаться, они на вас уже охотятся.

Мы с готовностью согласились на его условия.

– Если вас поймают, вы меня не знаете и никогда не видели.

Мы снова закивали, как китайские болванчики.

– И что бы вы ни делали, не вздумайте прикасаться к амброзии, или клянусь своими глазами, вы никогда не сможете покинуть это место.

– Я не знаю, что это такое, – произнес я и, обернувшись к друзьям, понял, что они находятся в таком же неведении, как и я.

– Скоро узнаешь, – зловеще пообещал Харон.

В следующее мгновение он резко развернулся и, взмахнув полами плаща, углубился в лабиринт.




Глава третья


На современной бойне перед тем, как нанести корове смертельный удар, ее проводят по извилистому лабиринту. Резкие повороты и прямые углы позволяют животному видеть лишь небольшой участок пути. Поэтому оно осознает, куда попало, лишь когда лабиринт внезапно сужается и на его шее туго защелкивается металлический ошейник. Но спеша вместе с друзьями вслед за Хароном в самое сердце Дьявольского Акра, я был уверен, что знаю, что нас ожидает, хотя не имею ни малейшего представления, как и когда это произойдет. С каждым шагом и каждым поворотом мы увязали все глубже в этом проклятом клубке, распутать который немыслимо.

Вокруг царило неизбывное зловоние абсолютно неподвижного воздуха с единственным выходом наверх, к неровной линии неба где-то у нас над головами. Расстояние между перекошенными и просевшими стенами было так мало, что местами приходилось двигаться боком, касаясь при этом затертых лоснящихся пятен, оставленных теми, кто бродил здесь до нас. Тут не было ничего естественного, ни клочка зелени, ни малейших признаков жизни, не считая кишащих повсюду насекомых и притаившихся в черных проемах призраков с налитыми кровью глазами. Если бы не наш облаченный в черный плащ провожатый с его гигантским ростом, они бы уже давно напали. Но нас вела сама Смерть, и мы неуклонно погружались в глубины Ада.

Мы все поворачивали и поворачивали. Все проходы выглядели совершенно одинаково. Тут не было ни знаков, ни надписей. Либо Харон обладал изумительной памятью, либо просто шагал наугад, пытаясь оторваться от пиратов, которые могли идти по нашему следу.

– Вы, вообще-то, знаете, куда мы идем? – не выдержала Эмма.

– Конечно, знаю! – не оглядываясь, рявкнул Харон и в очередной раз повернул.

Здесь он остановился, вернулся назад и спустился в дверной проем, расположенный значительно ниже уровня улицы. Последовав за ним, мы оказались в сыром подвале, не более пяти футов в высоту, едва освещенном сочащимся невесть откуда серым светом. Мы, пригнувшись, неслись по этому подземному коридору, треща разбросанными на полу костями животных и то и дело цепляя головами за потолок. Я старался не смотреть по сторонам, но все равно заметил съежившуюся в углу фигуру, каких-то дрожащих от холода людей на убогих соломенных тюфяках, оборванного мальчика с переброшенным через руку ведерком попрошайки, лежащего прямо на земле. В дальнем конце коридор расширился, превратившись в комнату. Свет, проникавший сюда через заросшие грязью окна, позволял рассмотреть двух несчастных прачек, стиравших белье в тазу с вонючей водой из Канавы.

Преодолев несколько ступеней, мы наконец-то, к немалому нашему облегчению, выбрались наружу, на задний двор, образованный несколькими примыкающими друг к другу зданиями, окружившими нас со всех сторон. В какой-нибудь другой реальности здесь могла бы зеленеть веселая лужайка или аккуратная беседка приглашала бы под резной навес, но это был Дьявольский Акр, и мокрый двор представлял собой свалку и свиное стойло. Ветер сносил к стенам выбрасываемый из окон мусор, а в центре торчала скособоченная деревянная загородка, в которой стояла одна-единственная тощая свинья под охраной такого же костлявого мальчугана. Под глинобитной стеной сидела женщина и читала газету, а у нее за спиной стояла девочка, выбиравшая гнид из ее волос. Ни женщина, ни девочка не обратили на пробегающую мимо компанию никакого внимания, но мальчик поспешно поднял вилы, направив зубьями на нас. Как только ему стало ясно, что мы не посягаем на его свинью, он устало опустился на корточки.













Эмма остановилась посреди двора и подняла голову, глядя на веревки с бельем, натянутые между сточными желобами на крышах. Она снова напомнила нам, что в испачканной кровью одежде мы похожи на участников убийства, и предложила переодеться. Харон ответил, что в этих краях убийцы не являются чем-то невиданным,

Страница 29

поторопил ее. Однако девушка уперлась, напомнив, что тварь в метро видела нашу окровавленную одежду и описала своим сообщникам. В итоге узнать нас в толпе не составит никакого труда. Я подумал, что на самом деле причина ее настойчивости кроется в том, что ей неуютно в блузке, покрытой чужой заскорузлой кровью. Я ощущал то же самое, и к тому же если нам удастся отыскать друзей, то появляться перед ними в таком виде нежелательно.

Харон неохотно согласился с нашими доводами. Он вел нас к забору в конце двора, но неожиданно резко свернул, и мы вошли в одно из зданий. Вскарабкавшись по лестнице – один, два, три, четыре лестничных марша, – пока не начал задыхаться даже Эддисон, мы оказались в какой-то грязной комнатушке. Дырявая крыша не защищала лестницу от дождя, и доски площадки вздулись подобно ряби на поверхности пруда. Черная плесень покрывала стены. У закопченного окна две женщины и девочка склонились над ножными швейными машинами.

– Нам нужна одежда, – громовым басом, который сотряс тонкие стены, произнес Харон, обращаясь к женщинам.

Дамы подняли к нему бледные лица. Одна из швей взяла швейную иглу и сжала, как оружие.

– Пожалуйста, – произнесла она.

Харон поднял руку и слегка отвернул край капюшона, так, чтобы лишь швеи разглядели его лицо. Дамы ахнули, затем тоненько заскулили и без чувств упали лицом на стол.

– Это было обязательно? – спросил я.

– Не совсем, – признал Харон, поправляя капюшон. – Зато быстро и эффективно.

Из лоскутов ткани женщины шили простые сорочки и платья. Тряпье, с которым они работали, кучами громоздилось на полу, а готовые изделия, на которых было больше заплат и швов, чем на чудовище Франкенштейна, висели на веревках за окном. Эмма втягивала их внутрь, а я тем временем обвел взглядом комнату. Было совершенно очевидно, что это не просто рабочее место. Женщины здесь жили. На это указывала сколоченная из каких-то обломков кровать. Я заглянул в выщербленный горшок в очаге и обнаружил, что там готовится жуткая баланда из рыбьей чешуи и пожухлых капустных листьев. Жалкие попытки украсить комнату – веточка засушенных цветов, прибитая к каминной полке подкова, портрет королевы Виктории – придавали жилищу еще более грустный вид, чем если бы тут вообще ничего этого не было.

Отчаяние буквально висело в воздухе. Казалось, его можно пощупать. Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с такой ужасающей нищетой. Неужели странные люди могут влачить столь никчемное существование, спрашивал я себя. Я обратился с этим вопросом к Харону, втаскивавшему в комнату охапку сорочек. Мне показалось, что его оскорбило уже то, что я это допустил.

– Странные люди никогда до такого не опустились бы. Это обычные обитатели трущоб, угодившие в ловушку бесконечно повторяющегося дня этой петли. На гниющих окраинах Акра живут обычные люди, но его сердцевина принадлежит нам.

Значит, перед нами обычные люди. Мало того, люди, запертые в петле, подобно жителям Кэрнхолма, которых некоторые жестокие детишки дразнили своими налетами на деревню. Я напомнил себе, что эти люди такая же неотъемлемая часть окружающего пейзажа, как скалы или море. Но глядя на несчастных женщин, зарывшихся увядшими лицами в тряпье, служившее им материалом, мне было ужасно стыдно их грабить.

– Я уверена, что мы сразу поймем, когда перед нами окажутся странные существа, – добавила Эмма, лихорадочно роясь в куче грязных блуз.

– Да, это будет нетрудно, – поддержал ее Эддисон. – Притворство никогда не было сильной стороной таких, как мы.

Сбросив окровавленную рубашку, я сменил ее на самую чистую сорочку, которую сумел отыскать. Полосатое одеяние без воротника с рукавами разной длины, сшитое из ткани более жесткой, чем наждачная бумага, напоминало робу заключенного. Но сорочка подошла по размеру, и, дополнив ее обнаруженным на одном из стульев простым черным пальто, я вполне мог сойти за одного из местных.

Мы отвернулись, пока Эмма переодевалась в похожее на мешок платье, подол которого лег на пол вокруг ее ног.

– Бежать в этом я точно не смогу, – пробормотала она и, схватив со стола ножницы, принялась укорачивать платье со всей осторожностью мясника на бойне.

Она терзала ветхую ткань, пока ей не удалось укоротить убогое одеяние до колена.

– Теперь лучше, – произнесла она, полюбовавшись на результат своих усилий в зеркале. – Немного неровно, но…

– Гораций может сшить тебе платье получше, – вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать. Каким-то образом я совершенно забыл, что друзья отнюдь не ожидают нас в соседней комнате – То есть… если мы их увидим снова…

– Прекрати, – оборвала меня Эмма.

На мгновение она погрустнела, и выражение ее лица стало совершенно растерянным. Затем она отвернулась, положила ножницы и решительно зашагала к двери. Когда она снова обернулась к нам, ее лицо было ожесточенным.

– Пошли. Мы и так потеряли слишком много времени.

Она обладала изумительной способностью обращать грусть в гнев, а гнев в действия, и ничто не могло надолго выбить ее из колеи. Мы с Э

Страница 30

дисоном, а также Харон, который до этой минуты, наверное, и не подозревал, с кем имеет дело, вслед за ней вышли из комнаты и спустились по лестнице.


* * *

Весь Дьявольский Акр – во всяком случае, его странная часть – представлял собой квадрат со стороной в десять или двадцать кварталов. Покинув работный дом, мы вышли во двор, оторвали от забора доску и протиснулись в ужасающе узкий проулок. Он вывел нас в другой чуть менее узкий проход, который перешел в чуть более широкую улочку, а та в свою очередь в переулок достаточно широкий для того, чтобы мы с Эммой смогли идти рядом. Переулки продолжали расширяться, как артерии, расслабляющиеся после сердечного приступа, пока наконец мы не оказались на улице, которая по праву могла так именоваться и мощеную мостовую которой обрамляли тротуары.

– Подождите, – прошептала Эмма.

Мы попятились и осторожно выглянули из-за угла, похожие на готовых к броску коммандос.

– И чем, по-вашему, вы занимаетесь? – поинтересовался Харон.

Он по-прежнему стоял на улице и, похоже, скорее опасался того, что мы его опозорим, а не того, что его кто-нибудь убьет.

– Изучаем места возможных засад и пути отступления, – ответила Эмма.

– Никаких засад не будет, – ответил Харон. – Пираты действуют только на ничейной территории. Сюда они не сунутся. Это Скверная улица.

Тут даже была табличка, удостоверяющая слова Харона, первая, которую я увидел на Дьявольском Акре. «Скверная улица», гласила замысловатая надпись с припиской «Пиратство не поощряется».

– Не поощряется? – поднял брови я. – В таком случае, как тут относятся к убийствам? Неодобрительно?

– Насколько я помню, убийство «допускается с оговорками».

– Тут вообще существует хоть что-либо незаконное? – спросил Эддисон.

– Да, тут очень строгие штрафы за нарушение правил пользования библиотекой. Десять розог в день, и это только за книги в бумажных переплетах.

– Тут есть библиотека?

– Целых две. Хотя в одной из них хранятся очень ценные книги в переплетах из человеческой кожи, которые на руки не выдают.

Мы медленно вышли из-за угла и растерянно огляделись. На ничейной территории смерть, казалось, подстерегала на каждом углу, но Скверная улица явно представляла собой воплощение гражданского порядка. Она изобиловала магазинчиками, расположенными на первых этажах зданий и снабженными витринами и вывесками. Верхние этажи занимали квартиры. Нигде ни провалившихся крыш, ни разбитых окон. По улице ходили люди по одному и парами. Время от времени они останавливались, разглядывая витрины, заходили в магазинчики. Их одежду нельзя было назвать лохмотьями, у них были чистые лица. Улица не сверкала новизной, но потертые поверхности и облупившаяся краска скорее придавали ей сходство со старинным изделием ручной работы, слегка обтрепавшимся по краям, но от этого лишь еще более изящным и даже очаровательным. Случись моей маме увидеть Скверную улицу в одном из часто листаемых, но никогда не читаемых туристических проспектов, которыми всегда был завален журнальный столик у нас дома, она была бы наповал сражена ее обаянием. Она тут же принялась бы жаловаться на то, что они с отцом так ни разу и не побывали в настоящем европейском турне. «О, Фрэнк, прошу тебя, давай съездим!»

– Я ожидала чего-то гораздо более зловещего, – протянула Эмма, не в силах скрыть разочарование.

– Я тоже, – кивнул я. – Что-то я не вижу ни разбойничьих притонов, ни кровавых поединков.

– Я не знаю, чем, по вашему мнению, занимается местное население, – фыркнул Харон, – но о разбойничьих притонах мне точно ничего не известно. Что касается кровавых поединков, то они проходят в одном-единственном месте – пабе Дерека на Кровоточащей улице. Хороший парень, этот Дерек. Он задолжал мне пятерку…

– А твари? – перебила его Эмма. – Как насчет наших похищенных друзей?

– Говорите тише, – прошипел Харон. – Как только я решу свои собственные вопросы, мы найдем человека, который сможет помочь вам. А до тех пор ничего подобного не произносите.

– В таком случае не заставляйте меня повторять эти слова, – вплотную приблизившись к Харону, прошипела Эмма. – Хотя мы и ценим вашу помощь и опыт, нашим друзьям уже назначена дата окончания жизни. Я не собираюсь попусту терять время из опасения нарушить чье-то спокойствие.

Харон молча смотрел на нее. Затем он произнес:

– У нас у всех имеется такая дата. На твоем месте я бы не спешил узнать свою.







* * *

Мы отправились на розыски адвоката Харона. Но очень скоро наш провожатый в отчаянии воскликнул:

– Я готов поклясться, что его контора находилась где-то на этой улице. – Он резко развернулся и зашагал в противоположную сторону. – Хотя в последний раз я был у него много лет назад. Возможно, он переехал.

Харон решил отправиться на розыски самостоятельно, а нам приказал дожидаться его, не сходя с места.

– Я вернусь через несколько минут. Ни с кем не болтайте.

Он зашагал прочь, а мы остались одни. Мы неловко топтались на тротуаре, не зная, чем себя занять, и явно привлекая вн

Страница 31

мание прохожих.

– Здорово он нас провел, верно? – наконец произнесла Эмма. – Я ему поверила, представляла себе это место как сплошной притон, изобилующий всевозможными преступниками. Но эта петля ничем не отличается от всех остальных. Более того, местные выглядят гораздо более нормальными, чем все странные люди, которых я видела до сих пор. Их как будто намеренно лишили всех отличительных признаков. Что за скука.

– Ты, должно быть, шутишь, – пробормотал Эддисон. – Впервые вижу столь отвратительное место, где зло так и кишит.

Мы оба изумленно уставились на него.

– Как это? – спросила Эмма. – Здесь ничего нет, кроме этих маленьких магазинчиков.

– Да, но обрати внимание на то, что в них продается.

Нам с Эммой и в голову не приходило присмотреться к витринам. Одна из них находилась прямо у нас за спиной. В ней стоял хорошо одетый мужчина с грустными глазами и длинной бородой. Увидев, что мы на него смотрим, он слегка кивнул, поднял вверх карманные часы и коснулся кнопки на корпусе. Как только он ее нажал, он застыл и его образ начал расплываться. Несколько секунд спустя он переместился, не сделав ни единого движения, – он исчез и тут же появился снова в противоположном углу витрины.

– Ого! – воскликнул я. – Вот это трюк!

Он исполнил свой фокус во второй раз, телепортировавшись обратно. Пока я как завороженный наблюдал за его перемещениями, Эмма и Эддисон перешли к витрине соседнего магазина. Я присоединился к ним и обнаружил там похожую демонстрацию, только здесь за стеклом стояла женщина в черном платье. В одной руке она держала длинную нить бус.

Встретившись с нами глазами, она закрыла глаза и, подобно сомнамбуле, вытянула руки вперед. Затем она начала медленно перебирать бусы. Мой взгляд был прикован к ее пальцам, и я не сразу заметил, что с ее лицом что-то происходит. Оно менялось, почти неуловимо, с каждой бусиной, которой она касалась. Одна бусина заставила ее кожу посветлеть. Вторая сделала ее губы тоньше. Затем едва заметно порыжели ее волосы. Спустя несколько дюжин бусин изменений накопилось столько, что ее лицо изменилось до неузнаваемости. Из темноволосой и смуглой круглолицей бабули она превратилась в молодую остроносую рыжеволосую дамочку. Это зрелище привело меня в восторг, к которому примешивалось ощущение тревоги.

Когда представление окончилось, я обернулся к Эддисону.

– Я не понимаю, – произнес я. – Что они продают?

Не успел он мне ответить, как к нам подскочил мальчишка лет двенадцати и сунул в руку две открытки.

– Только сегодня, две по цене одной! – заворковал он. – От таких предложений не отказываются!

Я посмотрел на открытки. На одной было фото мужчины с часами. «Дж. Эдвин Брэгг, – гласила надпись на обороте. – Человек, способный перемещаться в пространстве». Вторая представляла собой снимок женщины с бусами и надписью: «Г. Фюнке, тысячеликая женщина».













– Кыш, мы ничего не собираемся покупать, – шикнула на него Эмма.

Мальчишка нахмурился и убежал.

– Теперь вы видите, что они продают? – спросил Эддисон.

Я обвел взглядом улицу. Почти во всех витринах магазинчиков на Скверной улице стояли люди, как мужчина с часами и женщина с бусами. Это были странные люди, готовые устроить представление, стоило кому-то покоситься в их сторону.

– Они продают… себя? – рискнул выдвинуть я безумное предположение.

– Подобно тому, как изредка мигает потухшая лампочка, – кивнул Эддисон.

– И это плохо? – нерешительно произнес я.

– Да, – резко ответил Эддисон. – Во всем мире странных людей это запрещено законом, и тому есть самые веские основания.

– Странность – это священный дар, – пояснила Эмма, – самая суть которого выхолащивается и теряет ценность, как только им начинают торговать.

Мне показалось, что она, как попугай, повторила фразу, вбитую в нее в самом раннем детстве.

– А-а-а, – протянул я. – Понятно.

– Мы тебя не убедили, – вздохнул Эддисон.

– Я действительно не понимаю, что в этом плохого. Если мне нужны услуги невидимого человека, а этому невидимому человеку нужны деньги, почему бы нам не договориться?

– Но ты высоконравственный человек, и это отличает тебя от девяноста девяти процентов обитающих на земле людей, – сообщила мне Эмма. – Что, если услуги невидимого человека захочет купить преступник или просто не очень порядочный тип?

– Невидимый человек должен ему отказать.

– Но в жизни не все бывает черным или белым, – принялась разъяснять Эмма. – Торговля собой постепенно размагничивает компас твоей нравственности. Незаметно для себя ты переступаешь невидимую черту между добром и злом и начинаешь совершать поступки, которые ни за что не совершил бы, если бы тебе за них не заплатили. А если такой странный человек попадает в затруднительное материальное положение, он становится способен продаться кому угодно, независимо от намерений покупателя.

– Например, твари, – многозначительно произнес Эддисон.

– Ну да, я понял, это действительно было бы ужасно, – согласился я. – Но неужели вы и в само

Страница 32

деле считаете, что странные люди на это способны?

– Не будь тупицей! – возмутился Эддисон. – Ты только взгляни на состояние этого места. Это, наверное, единственная петля во всей Европе, которую не разорили твари! И как ты думаешь, почему? Я уверен, что только потому, что им очень удобно ею пользоваться. Представь – петля, полностью населенная перевертышами и информаторами, в любую секунду готовыми исполнить приказ.

– Может, тебе стоило бы говорить тише, – заметил я.

– Теперь мне все понятно, – прошептала Эмма. – Должно быть, они по всем петлям разослали своих доносчиков. Иначе как могли они всё о нас узнать? Входы в петли, способы защиты, слабые места… Это возможно только с помощью вот таких людей.

Она обвела магазинчики брезгливым взглядом человека, только что сделавшего глоток свернувшегося молока.

– От таких предложений и в самом деле не отказываются, – зарычал Эддисон. – Предатели, все как один. Перевешать их!

– Что стряслось, милая? Неудачный день?

Мы обернулись и увидели женщину. (Как давно она здесь стоит? Что она слышала?) Она была одета в строгом и деловом стиле 1950-х годов – юбка до колена и низкие черные туфли-лодочки – и лениво попыхивала сигаретой. Ее волосы были взбиты в пышную высокую прическу, а американский акцент выдавал уроженку Среднего Запада.

– Я Лоррейн, – представилась она, – а вы, я вижу, тут новенькие.

– Мы ждем знакомого, – ответила Эмма. – Мы… отдыхаем.

– О, как я вас понимаю! – пропела Лоррейн. – Я и сама в отпуске. Последние пятьдесят лет. – Она рассмеялась, демонстрируя испачканные помадой зубы. – Если я могу вам чем-то помочь, только скажите. У Лоррейн лучший выбор на всей Скверной улице, это без всяких преувеличений.

– Спасибо, не надо, – покачал головой я.

– Не волнуйся, милый. Они не кусаются.

– Нас это не интересует.

Лоррейн пожала плечами.

– Я всего лишь хотела помочь вам освоиться. Просто вы выглядите немного потерянно, вот и все.

Она уже собиралась уйти, но ее слова неожиданно заинтересовали Эмму.

– Выбор чего? – решила уточнить девушка.

Лоррейн обернулась и сально улыбнулась.

– Старые, молодые, всевозможные таланты. Часть моих клиентов интересует лишь представление, и это меня вполне устраивает. Но у некоторых бывают особые запросы. Мы стремимся удовлетворить все потребности.

– Мальчик уже сказал, спасибо, не надо, – проворчал Эддисон.

Он уже открыл пасть, чтобы хорошенько отчитать женщину, но Эмма заслонила его собой и заявила:

– Я бы хотела взглянуть.

– Что ты сказала? – прошептал я.

– Я хочу взглянуть, – повторила Эмма, и в ее голове отчетливо прозвучало легкое раздражение. – Покажите мне.

– Я имею дело только с серьезными клиентами, – сообщила ей Лоррейн.

– О, я очень серьезный клиент.

Я не понимал, что задумала Эмма, но доверял ей достаточно для того, чтобы не перечить.

– А как насчет них? – поинтересовалась Лоррейн, неуверенно глядя на нас с Эддисоном. – Они всегда такие грубые?

– Да. Но в целом они ничего.

Лоррейн прищурилась и смерила нас взглядом, как будто прикидывая, насколько сложно будет вышвырнуть нас из заведения в случае, если возникнет такая необходимость.

– Что ты умеешь делать? – спросила она у меня. – Хоть что-нибудь?

Эмма откашлялась и выкатила на меня глаза. Я тут же понял, что она хочет этим сказать. Солги!

– Раньше я умел поднимать в воздух карандаши и другие предметы, – ответил я. – Но теперь у меня не получается заставить карандаш даже стоять на столе. Мне кажется, я не… не в порядке… не знаю, что со мной.

– Такое случается даже с лучшими из них, – заметила женщина и перевела взгляд на Эддисона. – А ты?

Эддисон закатил глаза.

– Я говорящий пес!

– И это все, что ты умеешь?

– Вот и я иногда задаю себе тот же вопрос, – не удержался я.

– Я не знаю, кто из вас оскорбил меня сильнее, – зарычал Эддисон.

Лоррейн в последний раз затянулась своей сигареткой и щелчком отшвырнула окурок в сторону.

– Ну ладно, милашки. Идите за мной.

Она зашагала по тротуару, а мы на мгновение задержались, чтобы посовещаться.

– Как насчет Харона? – спросил я. – Он сказал ждать здесь.

– Мы отлучимся всего на одну минуту, – успокоила меня Эмма. – И что-то мне подсказывает, что ей известно, где скрываются твари, гораздо лучше, чем Харону.

– И ты думаешь, что она так просто возьмет и все нам выложит? – поинтересовался Эддисон.

– А вот это мы увидим, – ответила Эмма и заспешила за Лоррейн.


* * *

У магазинчика Лоррейн не было ни витрины, ни вывески – всего лишь простая дверь с серебряным колокольчиком на шнурке. Лоррейн позвонила в колокольчик, но отворили нам не сразу. Вначале изнутри донеслись звуки многочисленных отодвигаемых в сторону засовов, после чего между косяком и дверью появилась узкая щель, из которой на нас смотрел чей-то глаз.

– Свежее мясо? – спросил мужской голос.

– Клиенты, – ответила Лоррейн. – Открывай.

Глаз исчез, а дверь распахнулась настежь. Мы вошли в прихожую, где нас смерил взглядом швейцар.

Он

Страница 33

ыл одет в массивное пальто с высоким воротником и широкополую мягкую шляпу, надвинутую так низко, что из-под нее виднелся лишь кончик носа. Он преградил путь, сверля нас взглядом маленьких и пронзительных, напоминающих блестящие буравчики глаз.








– Ну что? – спросила Лоррейн.

Похоже, мужчина решил, что опасности мы не представляем, и отступил в сторону.

– Ладно, – произнес он, после чего закрыл и запер входную дверь.

Лоррейн уже вела нас по длинному коридору, и мужчина пристроился позади.

Мы вошли в гостиную, озаренную тусклым дрожащим светом масляных ламп, обшарпанное место, производящее обманчивое впечатление пышности. Позолоченный орнамент в виде завитков и бархатные драпировки украшали стены, куполообразный потолок был расписан изображениями загорелых греческих богов в коротких туниках, а вход обрамляли мраморные колонны.

Лоррейн кивнула швейцару:

– Спасибо, Карлос.

Карлос скользнул в сторону, расположившись в глубине комнаты. Лоррейн подошла к задрапированной стене и потянула за шнур. Ткань уплыла в сторону, открывая широкую витрину из толстого стекла. Мы подошли ближе и увидели, что за стеклом другая комната, очень похожая на ту, в которой находились мы, только меньше. И тут было много людей. Они сидели на стульях и диванах – одни читали, а другие дремали.

Я насчитал восемь человек. Некоторые из них были уже немолоды, и их виски тронула седина. Двоим – мальчику и девочке – явно не исполнилось и десяти лет. Я понял, что все они пленники.

Эддисон хотел задать какой-то вопрос, но Лоррейн раздраженно от него отмахнулась.

– Вопросы будете задавать потом.

Подойдя к стеклу, она сняла трубку, соединенную с нижней частью стены, и произнесла в нее:

– Номер тринадцать!

По ту сторону стекла встал и вышел вперед самый юный мальчик. Его руки и ноги были скованы цепью, и он был единственным из всей этой группы странных людей, кто был облачен в нечто наподобие арестантской робы – полосатый костюм и берет с пришитым к ним номером 13. Он выглядел от силы лет на десять, но на его лице имелась растительность взрослого мужчины – густая остроконечная бородка и брови, похожие на толстых гусениц, из-под которых на нас был устремлен холодный и оценивающий взгляд.

– Почему он в цепях? – спросил я. – Он опасен?

– Увидишь сам, – ответила Лоррейн.

Мальчик закрыл глаза, как будто сосредоточившись. Мгновение спустя из-под края его берета показались волосы, постепенно закрывая его лоб. Его борода тоже росла, скручиваясь в пучок, затем поднимаясь вверх и покачиваясь, как змея перед заклинателем.

– О, святые цапли! – воскликнул Эддисон. – Вот чудеса!

– А теперь смотри внимательно, – ухмыльнулась Лоррейн.

Номер тринадцать поднял свои скованные руки. Острый конец его раскачивающейся бороды устремился к замку, обшарил скважину и вполз внутрь. Мальчик открыл глаза, глядя прямо перед собой застывшим взглядом. Спустя десять или двадцать секунд его скрученная борода начала вибрировать, издавая высокую музыкальную ноту, которую мы слышали даже сквозь стекло.

Замок раскрылся, и цепи упали с его рук.

Мальчик слегка поклонился, а я едва удержался, чтобы не зааплодировать.

– Он может отпереть любой замок мира, – голосом, в котором звучала гордость, объявила Лоррейн.

Мальчик вернулся к своему стулу и журналу.

Лоррейн прикрыла трубку ладонью.

– Он абсолютно уникален, и все остальные тоже. Один умеет читать мысли, причем очень точно. Другой способен проникать сквозь стены от пола и до уровня его плеч. Поверьте, это гораздо более полезное умение, чем может показаться на первый взгляд. Вон та малышка летает после того, как выпьет виноградного сока с газировкой.

– Да неужели? – хрипло пробормотал Эддисон.

– Она с радостью вам это продемонстрирует, – заверила его Лоррейн и, снова приложив к губам трубку, подозвала девочку к окну.

– В этом нет необходимости, – сквозь стиснутые зубы процедила Эмма.

– Это их работа, – успокоила ее Лоррейн. – Номер пять, иди сюда!

Малышка подошла к столу, уставленному бутылками, выбрала одну из них, наполненную какой-то фиолетовой жидкостью, и сделала большой глоток. Опустошив бутылку, она поставила ее на стол, негромко икнула и подошла к стулу с плетеной спинкой. Мгновение спустя она икнула еще раз, и ее ступни начали приподниматься над полом, одновременно вытягиваясь вперед, в то время как ее голова оставалась почти неподвижной. К тому времени, как она икнула в третий раз, ее ноги поднялись под прямым углом к ее телу, и она легла на спину. Теперь единственной ее опорой была спинка стула, расположенная у нее под шеей.

Видимо, Лоррейн ожидала от нас более восторженной реакции, но хотя это зрелище и произвело на нас сильное впечатление, мы продолжали хранить молчание.

– Трудные клиенты, – пробормотала она, отпуская девочку.













– Ну ладно, – произнесла Лоррейн, вешая трубку и оборачиваясь к нам. – Если все это вас не заинтересовало, у меня есть договоренности с другими конюшнями. Ваш выбор ни

Страница 34

коем случае не ограничен тем, что вы увидели здесь.

– Конюшнями, – повторила Эмма. Она произнесла это совершенно безразличным тоном, но я видел, что внутри у нее все кипит. – Значит, вы признаете, что обращаетесь с ними, как с животными?

Лоррейн несколько мгновений изучающе смотрела на Эмму. Затем она бросила быстрый взгляд на мужчину в пальто, замершего в глубине комнаты.

– Конечно нет, – ответила она. – Это очень ценные экземпляры. Их хорошо кормят. Они хорошо отдыхают. Их тренируют с тем, чтобы они могли демонстрировать свои способности в любых, даже самых трудных условиях. И они чисты, как свежевыпавший снег. Большинство из них никогда даже не прикасалось к амбро. У меня в кабинете лежат документы, подтверждающие каждое мое слово. Если хотите, можете сами у них спросить. Номера тринадцать и шесть! – крикнула она в переговорное устройство. – Подойдите и скажите этим людям, как вам здесь живется.

Мальчик и девочка встали и подошли к окну. Мальчик снял трубку.

– Нам здесь очень нравится, – механически произнес он. – Мама с нами очень хорошо обращается.

Он передал трубку девочке.

– Нам нравится делать свою работу. Мы… – Она замялась, пытаясь вспомнить что-то заученное и забытое. – Нам нравится наша работа, – пробормотала она.

Лоррейн раздраженно махнула рукой, отпуская обоих.

– Ну вот, вы убедились сами. Теперь я могу позволить вам провести испытания еще одного или двух, но для просмотра всех вам придется внести какой-нибудь залог.

– Я хотела бы взглянуть на документы, – заявила Эмма, покосившись на мужчину в пальто. – Те, которые хранятся у вас в кабинете.

Ее прижатые к бокам ладони уже начали краснеть. Я понял, что если мы поскорее отсюда не уберемся, нас ожидают крупные неприятности. Какую бы информацию ни предоставила нам эта женщина, она не стоила драки. Что касается попытки спасти всех этих детей… как бы бесчувственно это ни звучало, сперва нам было необходимо выручить друзей.

– Вообще-то, в этом нет нужды, – вмешался я и, наклонившись к Эмме, прошептал: – Мы вернемся за ними потом. Сейчас есть дела важнее.

– Документы, – повторила она, не обратив ни малейшего внимания на мои доводы.

– Без проблем, – пожала плечами Лоррейн. – Пройдемте в кабинет и поговорим по-деловому.




Конец ознакомительного фрагмента.


Поделиться в соц. сетях: