Как это частенько случалось, Чармейн в отчаянии поняла, что не сможет ничего объяснить маме. Нет, мама не глупая, просто никогда не выпускает ум на волю, подумала она.
«Добрые дела — это не ко мне, ты же знаешь»
С чего она решила, будто ничего не уметь – это приличное воспитание?
Чармейн подумала, что со стороны пола было бы очень любезно разверзнуться под ее промокшими ногами и дать ей тихо-мирно рухнуть в подвал.
Дело не в том, что я ленивая. <...> Или глупая. Просто я никогда не выглядывала за пределы маминого образа жизни, понимаешь?
Никогда не клади красные шерстяные вещи с белым бельем. Краска линяет.
Разве можно доверять человеку, который выглядит как шестилетний ребенок, а на самом деле совсем не такой – или не совсем такой?
Она уже чувствовала, что сойдет с ума, если ей не дадут спокойно посидеть и почитать.
Она была крупная, в отца, с очень аккуратной серо-стальной прической и в твидовом костюме - таком простом и такого скучного цвета, что Чармейн сразу поняла: это очень аристократический костюм
Я только-только привыкла к тому, что, если бросить носок на пол, он останется там лежать, пока я его не подниму, и, если устрою кавардак в доме, то мне же и придётся его убирать, потому что он никуда не испарится. И тут приходишь ты и начинаешь убирать за мной! Ты такой же эгоист, как и моя мама!
— Мама дала мне приличное воспитание, — объявила она. — Она никогда не подпускала меня ни к мойке, ни вообще к кухне.
Чармейн не знала, что Потеряшке понадобилось — поесть или повидаться с псом повара. Скорее всего поесть.
Нет, мама не глупая, просто никогда не выпускает ум на волю
«Чтобы устроить бедлам, не обязательно быть плохим.»
И вдруг принц Людовик обнаружил, что держит за горло высокого взрослого мужчину в элегантном синем атласном костюме. Он выпустил мужчину, тот проворно развернулся и наотмашь ударил принца в лицо. - Как вы посмели! - завизжал принц. - Я не привык к подобному обращению! - Сочувствую, - сказал чародей Хоул и ударил его ещё…