Шум времени

Книга так себе.

Книга так себе.

Спасибо russischergeist за рекомендацию :)

Первое, что нужно знать - это не биография в полном смысле слова. Скорее это похоже на дневник-размышление, причем описаны там не день за днем, а как будто самое запомнившееся, такой краткий итог нескольких лет жизни. Конечно, биографические факты здесь, безусловно, присутствуют, однако гораздо больше мыслей, ощущений, раздумий. Такой своеобразный поток сознания, который скачет от одного эпизода к другому, объединяя их и осмысляя произошедшее. Второе - и это самое удивительное - книга как будто написана советским человеком. Просто сумасшедшее проникновение в эпоху, ни у одного иностранного автора я такого не видела. Такое ощущение, что Барнс сам жил в это время, сам его прочувствовал.

Первое, что нужно знать - это не биография в полном смысле слова. Скорее это похоже на дневник-размышление, причем описаны там не день за днем, а как будто самое запомнившееся, такой краткий итог нескольких лет жизни. Конечно, биографические факты здесь, безусловно, присутствуют, однако гораздо больше мыслей, ощущений, раздумий. Такой своеобразный поток сознания, который скачет от одного эпизода к другому, объединяя их и осмысляя произошедшее. Второе - и это самое удивительное - книга как будто написана советским человеком. Просто сумасшедшее проникновение в эпоху, ни у одного иностранного автора я такого не видела. Такое ощущение, что Барнс сам жил в это время, сам его прочувствовал.

Меня удивляет, что спустя почти полвека после смерти выдающегося композитора в России о нем так и не написали, а в 2016г. в честь 110-летнего юбилея Шостаковича сделал это англичанин. В первую очередь я ждала от романа исторического и биографического соответствия. Но тщательное представление эпохи, уважение и, как мне казалось, недоступная для иностранцев точность романа, поражают. Роман разделен на три части которые соответствуют 10-12 годам жизни: в первой на лестничной площадке возле лифта Шостакович надеется встретить достойно своих «пожирателей смерти»; во второй в самолете композитор возвращается из штатов в союз; и в третьей несется вперед в персональном автомобиле. В каждой из частей главенствует одно чувство: страх, стыд, и, наконец, горькое сожаление и тоска. Части статичны, все время мы будто находимся в голове композитора, где и происходят события и не прекращается рефлексия, и трудно определить, от какого лица идет повествование. Шостакович называет себя трусом, и со стороны возможно так и выглядит, но как быть, если это единственный разумный выбор в такое время? Для трусости тоже нужна определенная доля храбрости, как бы иррационально не звучало, ведь он знал, что в конечном итоге многие отвернутся от него, не разглядев истинных внутренних переживаний и эмоций, а жизнь под гнетом собственной совести и презрения будет невыносима. Печально, что жить не становится легче ослаблением режима, когда больше не нужно бояться за свою жизнь, но моральная цена сделки между совестью и властью становятся все более высокой, а последствия неподъемными. Это не просто книга о Шостаковиче, а о человеке, запертом в ужасном времени. Жизнь композитора один из самых ярких и печальных примеров столкновения искусства и власти. А из романа просто кричат мерзкие этические вопросы. Но самый страшный о честности личной и честности художественной. Где проходит граница между ними и есть ли она? Можно ли остаться честным художником, продав душу дьяволу=партии? Сколько себя можно отдать на растерзание и унижение ради благополучия семьи и друзей? А как вы думаете?  Название для романа «Шум времени» Барнс прямо заимствует у автобиографических эссе Осипа Мандельштама, но несколько меняет смысл, у Барнса творчество (музыка в том числе) – единственное, что остается и «звучит» сквозь года ясно, несмотря на шум времени, у Мандельштама же шум - олицетворение стремительно меняющейся эпохи. Барнс был в СССР, любит Шостаковича, любит русскую литературу и хорошо ее знает (это демонстрируют многочисленные цитаты и отсылкам к литературным произведениям в романе), и даже изучал язык. Он проработал огромное количество информации: письма, воспоминания современников, печатные статьи и немногочисленные биографии, чтобы раскрыть всю многогранность личной трагедии Шостаковича, которому под страхом смерти приходилось лгать, предавать, иронизировать, хоронить свои способности. Невозможно не заметить, что роман выстроен так, будто это музыкальное произведение из трех частей, наполненных запутанными и шумными воспоминанями и внтуренними монологами, словно настоящий «сумбур» (ведь так заклеймили музыку композитора).  Я книгу очень хвалю, но у нее, как и у всех документальных романов-биографий есть один недостаток – психологические недостоверности. и это не зависит от того, написана она русским, или англичанином. Мы не можем достоверной точностью знать, какие мысли роились в определённое момент в голове у человека. Но это не делает книгу недостойной и менее прекрасной. К тому же для отечественных читателей эта книга сейчас может оказаться болезненно актуальной. Если вы живете и думаете, что лучшие времена впереди, что все станет лучше с приходом других людей к власти, а пока можно просто переждать и отсидеться тихо. Но вот спустя более чем полвека мы топчемся почти на том же месте. Разве что меры наказания стали менее жестокими с физической точки зрения, но более изощренными в моральном плане. Очень глубокая и не простая книга. Влюбляюсь в Барнса с каждой книгой все больше. 

Барнс написал роман по мотивам возможной биографии первых двух третей двадцатого века, с Дмитрием Шостаковичем в роли действующего лица.

Барнс написал роман по мотивам возможной биографии первых двух третей двадцатого века, с Дмитрием Шостаковичем в роли действующего лица.

Джулиану Барнсу было 70, когда он выпустил роман о Шостаковиче. Это размышления о правилах выживания в тоталитарном обществе, о том, как делается искусство.

После ГОСов я решила, что с русской литературой XX в. покончено, и после долгого воздержания взялась за зарубежную современную.

После ГОСов я решила, что с русской литературой XX в. покончено, и после долгого воздержания взялась за зарубежную современную.

Книга больше о времени, чем о Шостаковиче. Наверное, кому-то в ней не будет хватать событийного ряда. Но потрясающе передана атмосфера времени и ощущение человека, талантливого, живущего на фоне других вполне прекрасно, от того что происходит вокруг, и главное - в нем самом.

Книга больше о времени, чем о Шостаковиче. Наверное, кому-то в ней не будет хватать событийного ряда. Но потрясающе передана атмосфера времени и ощущение человека, талантливого, живущего на фоне других вполне прекрасно, от того что происходит вокруг, и главное - в нем самом.

Я тронут этой пронзительной книгой и впечатлён талантом англичанина Джулиана Барнса, написавшего к юбилею русского/советского композитора Дмитрия Шостаковича эдакую трёхчастную симфонию в словах. Проникнуться переломным временем, непростой судьбой и ярким творчеством прославленного музыканта ему удалось на все сто. И если литературоведов занимет вопрос, почему такой роман не родился на родной почве — в головах наших писателей, то меня волновали те эмоции и мысли, которые роились посреди романа у главного героя. Его диалог со временем и с вечностью вылился в созвучие таких разных и подчас противоречивых высказываний и умозаключений, в диалектически сложившееся музыкально-словесное эссе, где Джулиан Барнс выступил неким доверенным лицом Шостаковича, от лица которого ведётся этот диалог композитора. Автор проделал огромную работу, сплетая воспоминания детей Дмитрия Дмитриевича, его личные высказывания в частных встречах, свидетельства современников... И на свет появился небольшой роман, всего 200 с чем-то страниц, коих с лихвой хватит, чтобы погрузиться в эпоху и в этот сложный разговор о времени и о себе.

Я тронут этой пронзительной книгой и впечатлён талантом англичанина Джулиана Барнса, написавшего к юбилею русского/советского композитора Дмитрия Шостаковича эдакую трёхчастную симфонию в словах. Проникнуться переломным временем, непростой судьбой и ярким творчеством прославленного музыканта ему удалось на все сто. И если литературоведов занимет вопрос, почему такой роман не родился на родной почве — в головах наших писателей, то меня волновали те эмоции и мысли, которые роились посреди романа у главного героя. Его диалог со временем и с вечностью вылился в созвучие таких разных и подчас противоречивых высказываний и умозаключений, в диалектически сложившееся музыкально-словесное эссе, где Джулиан Барнс выступил неким доверенным лицом Шостаковича, от лица которого ведётся этот диалог композитора. Автор проделал огромную работу, сплетая воспоминания детей Дмитрия Дмитриевича, его личные высказывания в частных встречах, свидетельства современников... И на свет появился небольшой роман, всего 200 с чем-то страниц, коих с лихвой хватит, чтобы погрузиться в эпоху и в этот сложный разговор о времени и о себе.

Конечно, всегда хочется читать про борцов с системой, атлантов, которые не боятся черного воронка в ночи.

Конечно, всегда хочется читать про борцов с системой, атлантов, которые не боятся черного воронка в ночи.

Очень плохая книга, прямо очень. Постоянно не отпускала мысль о том, что это сборник домыслов о Шостаковиче. Вроде и факты в большинстве своем подтверждаются сносками, но не могла избавиться от мысли, что в этом всем настоящего Шостаковича очень мало. Зато эти самые примечания - кладезь знаний о великом композиторе, и их прочитала с огромным интересом, многое взяв на карандаш.

Всегда сложно читать иностранного автора, описывающего русскую действительность. Но я успела полюбить творчество Барнса, чтобы рискнуть кинуться в этот омут.Написано хорошо, в происходящее верится даже понимая, что присутствует художественное приукрашивание. Но от этого только хуже, потому что книга приводит в уныние. Советская действительность для творческих людей была мукой кто бы не был у руля власти. Что хуже - жёсткий контроль или снисходительное презрение? Равнодушие?Все это печалит даже если бы в этом была лишь крупица правды.Монотонный голос усталого человека у которого нет сил бороться ввиду бессмысленности прибивает к земле и даже пугает. Мысли мертвого живого, ложащегося спать в одежде, поскольку в любой момент могут увести насильно. Это гнетущая печаль.

Барнс - однозначно мастер слова. Мне понравилось, что он настолько детально изучил жизнь композитора Шостаковича - книга как раз о реалиях жизни этого человека.Но я поставил оценку три, потому что меня воротит от того, что Барнс подхватил сегодня модный тренд - воспевать неудачников. Да, может быть в чем-то и гениальных, но неудачников в общем по жизни.

Барнс - однозначно мастер слова. Мне понравилось, что он настолько детально изучил жизнь композитора Шостаковича - книга как раз о реалиях жизни этого человека.Но я поставил оценку три, потому что меня воротит от того, что Барнс подхватил сегодня модный тренд - воспевать неудачников. Да, может быть в чем-то и гениальных, но неудачников в общем по жизни.

Что его книги будут еще веками ставить. Что Лесков напишет \"Леди Макбет какого-то там уезда\", и что Шостакович её поставит. И что Cталин сядет над духовыми.Она конечно сказка ложь, да в ней намек - на то как все было.или как много мы не знаем об истории СССР.На самом деле читая книгу даже мысли иногда не возникала, что она переводная. Потому что аллюзии, культура и настроение - чисто русское.

Что его книги будут еще веками ставить. Что Лесков напишет \"Леди Макбет какого-то там уезда\", и что Шостакович её поставит. И что Cталин сядет над духовыми.Она конечно сказка ложь, да в ней намек - на то как все было.или как много мы не знаем об истории СССР.На самом деле читая книгу даже мысли иногда не возникала, что она переводная. Потому что аллюзии, культура и настроение - чисто русское.

Книга, обнаруженная в новых поступлениях библиотеки, прихваченная просто потому, что Барнса я трижды уже читала, что отношения с ним у меня складывались, пусть он не становился самым-самым любимым автором. Прихваченная с легким скептицизмом, способен ли, мол, англичанин залезть в голову к советскому гражданину, советскому композитору, чьи произведения запрещаются, чья совесть постоянно мучится, чьи сердце и голова разрываются между свободой творить и соглашательством ради себя и близких?Книга легко читается, пусть обстановка в ней гнетущая. Повествование небольшими отрезками такое личное, такое камерное, что всю ограниченность, всю боль судьбы Шостаковича принимаешь и проживаешь, понимаешь: иначе и правда нельзя. Немногие из нас смелее, отчаяннее, принципиальнее. Немногие из нас - Стравинские. Но и композиторы, создатели 7-ой симфонии - немногие. Смелость у этого человека была своя, смелость хранить внутреннюю независимость во времена, когда искренне скурвиться было легко.Великолепная книга о свободе творчества, совести и времени.

Книга замечательная. Расстроили комментарии переводчицы. Автором стихов к \"Песне о встречном\" назван Давид Самойлов, который близко там не стоял. Видимо о Борисе Корнилове ничего не знала. Печально. Но такую книгу Барнса не испортить.

Это книга не про творчество. Это книга про Власть. Могучую и беспощадную. Которая раздавит тебя и не оставит мокрого следа. Ты беспомощен перед ней. Ты никто даже если ты творческая личность, тебя знают, уважают и ты имеешь какое-то место в этом мире. Момент кульминации. Хлоп. И тебя нет. Власть осталась, а тебя нет. Поэтому Власть и с большой буквы.

Это книга не про творчество. Это книга про Власть. Могучую и беспощадную. Которая раздавит тебя и не оставит мокрого следа. Ты беспомощен перед ней. Ты никто даже если ты творческая личность, тебя знают, уважают и ты имеешь какое-то место в этом мире. Момент кульминации. Хлоп. И тебя нет. Власть осталась, а тебя нет. Поэтому Власть и с большой буквы.

Конечно, пока очень рано говорить подобное, так как это первая прочтенная у Барнса книга, но чует сердечко, что я напала на ещё одного \"моего\" автора. Очень чуткая и тонкая получилась история, Барнс прекрасно может представить себя на месте другого и донести нам, читателям, его мысли. Главным мотиватором для чтения в моем случае сыграло любопытство: как современный зарубежный автор сможет передать дух и настроения СССР? Много ли будет чего-нибудь этакого с клюквой ? Я результатом осталась очень довольна. Чувствуется глубокая симпатия писателя к таланту Шостаковича , к его судьбе и мотивам. Книга, конечно, ближе к художественной , но автора в самом произведении и личности композитора совсем не чувствуешь , ни какой предвзятости , никаких \"торчащих ушей Барнса\". Книга чудесная, но очень размеренная, полна воспоминаний и рассуждений, обязательно имейте это ввиду , так как очень важно не ошибиться с настроением, когда берешь \"шум времени\" в руки.

Джулиан Барнс положил в основу повествования две удачные метафоры - шум времени и шепот времени. Шум соответствует внешней истории, политическому режиму, идеологии, демонстрациям, давлению тиранов, бюрократии и профессиональных приспособленцев, т.е. всему наносному и приходящему. Шепот времени - нечто, идущее от высших сфер как музыка, литература, духовные искания, подлинное, вечное, то, что возможно закрепится в памяти человечества.Человек вынужден существовать двух временных линиях, стараясь по мере сил избегать давления внешних обстоятельств и пытаться сохранить истинный талант. Получилось ли у Шостаковича? - Сам герой сомневается. Роман состоит из 3 внутренних монологов композитора в разные периоды времени:

Джулиан Барнс положил в основу повествования две удачные метафоры - шум времени и шепот времени. Шум соответствует внешней истории, политическому режиму, идеологии, демонстрациям, давлению тиранов, бюрократии и профессиональных приспособленцев, т.е. всему наносному и приходящему. Шепот времени - нечто, идущее от высших сфер как музыка, литература, духовные искания, подлинное, вечное, то, что возможно закрепится в памяти человечества.Человек вынужден существовать двух временных линиях, стараясь по мере сил избегать давления внешних обстоятельств и пытаться сохранить истинный талант. Получилось ли у Шостаковича? - Сам герой сомневается. Роман состоит из 3 внутренних монологов композитора в разные периоды времени:

Джулиан Барнс написал роман об уродливом времени и мерзейших людях, уничтоживших всё, но сделал это так красиво и пронзительно, что нельзя остаться равнодушной. А композитор Дмитрий Шостакович – лишь заметная фигура в этом параде грязи и уродства, которую шум времени подавлял как мог, но по стечению обстоятельств не стёр в порошок.До прочтения этой книги я ничего не знала о биографии Дмитрия Дмитриевича, а теперь, мне кажется, понимаю и чувствую его как друга. Конечно, это обманчивое впечатление, да и в художественном произведении вымысел всегда удачно прикрывает истину, но у Барнса получилось создать живой и осязаемый образ композитора, чем не могут похвастаться авторы позорных советских книжек-агиток, славящих героев той эпохи.На каждой странице видна колоссальная работа над текстом и над сбором информации. То, каким увидел и передал личность Шостаковича сам Барнс, многое расскажет о Шостаковиче, но еще больше – о самом Барнсе. Такого количества цитат я, кажется, давно не выписывала из книги в чуть более чем 200 страниц!Во время чтения постоянно ловила себя на том, что воспринимаю происходящее как фантастику, а ведь это всё была чья-то реальная изувеченная жизнь: ждать каждую ночь с чемоданчиком у лифта, пока тебя заберут, собирать газетные вырезки, выплевывающие ненависть за музыку, терять друзей и бесконечно врать, лишь бы ребенка не отправили в детдом для детей диссидентов.Поразительно, как в подобном государственном неврозе могла сохраниться та часть души, которая позволяла творить и создавать музыку, пережившую поколения. Чего стоит только Седьмая симфония! К ней не нужно никаких пояснений, - достаточно закрыть глаза и слушать, - и станет понятно, о чем говорит её автор сквозь годы. «Шум времени» - грамотный, профессиональный роман, в котором живёт душа. И парадоксально, что он написан британцем, но о том, что близко и больно всем нам.

Книга-размышление. Книга-анализ. Так и хочется добавить \"само\", потому что Барнсу удалось создать настолько глубокий и полный образ героя, что порой забываешь: эта книга - не автобиография.

Книга-размышление. Книга-анализ. Так и хочется добавить \"само\", потому что Барнсу удалось создать настолько глубокий и полный образ героя, что порой забываешь: эта книга - не автобиография.

Когда читаешь книгу, написанную британцем о Советском Союзе, то ожидаешь повсюду увидеть развесистую клюкву, но это не тот случай. Джулиан Барнс изучал русский язык в Оксфорде и будучи студентом, побывал в СССР. И написал недавно биографию Шостаковича. Сложный человек со сложной судьбой, талантливый композитор, чья музыка популярна заграницей, но в собственной стране это вменяют ему же в вину.- Дмитрий Дмитриевич, пишите музыку понятную простым людям.

Когда читаешь книгу, написанную британцем о Советском Союзе, то ожидаешь повсюду увидеть развесистую клюкву, но это не тот случай. Джулиан Барнс изучал русский язык в Оксфорде и будучи студентом, побывал в СССР. И написал недавно биографию Шостаковича. Сложный человек со сложной судьбой, талантливый композитор, чья музыка популярна заграницей, но в собственной стране это вменяют ему же в вину.- Дмитрий Дмитриевич, пишите музыку понятную простым людям.

Джулиан Барнс - очень приятное открытие для меня в этом году, и, на мой взгляд, его вполне заслуженно называют современным классиком английской литературы. Возможно, не стоит судить обо всём творчестве автора лишь по одной книге, но \"Шум времени\" станет одним из самых запоминающихся и самых красивых произведений, прочитанных мной за последние несколько месяцев.На примере знаменитого русского композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича Барнс показывает историю России, начиная с революции и сталинской эпохи и заканчивая 60-70-ми годами. На примере его жизни мы видим, что чувствовали люди в те непростые времена, как дрожали от страха, зная, что в любой момент могут лишиться и семьи, и свободы, и даже жизни. А всё только из-за того, что осмелились иметь своё мнение, проявили неосторожность, высказывая его в то время, когда нужно подумать, прежде чем сказать хоть слово. Но что лучше: жизнь в постоянном страхе или всё же смерть? Этим вопросом главный герой задаётся очень часто.Книга прекрасно показывает, как ломала система человеческие судьбы, когда либо ты прогнёшься под власть, либо власть изуродует твою жизнь, жизнь твоих родных и друзей. Встаёт нелёгкий выбор: поддаться влиянию и предать свои принципы или же жить, как сам считаешь нужным, но при этом постоянно подвергаясь опасности. Кто-то с достоинством выдержит это испытание, кто-то нет, и мне кажется, что не вправе сейчас мы судить тех людей, ведь современное поколение не оказывалось на их месте и не сможет до конца представить всё, что они испытали. Поэтому поступки Дмитрия Дмитриевича должны остаться только на его совести.Во время чтения мне казалось, будто автор сам всё это пережил, будто всю жизнь прожил в России и прочувствовал её историю своим сердцем. Не было ощущения, что он пишет на совершенно чужую для себя тему. Наверное, в том числе и в этом проявляется писательское мастерство - в умении прожить жизнь вместе со своими героями и помочь читателю посмотреть на ситуацию глазами персонажа.

Чем больше книг в твоём культурном бэкграунде, тем реже появляются там экземпляры, которые по-настоящему цепляют своим содержанием. Постмодернизм [не]гласно провозгласил примат формы над содержанием, а потому современная литература постмодерна по большей части для меня лично служит источником эстетического наслаждения в результате любования формой.

Чем больше книг в твоём культурном бэкграунде, тем реже появляются там экземпляры, которые по-настоящему цепляют своим содержанием. Постмодернизм [не]гласно провозгласил примат формы над содержанием, а потому современная литература постмодерна по большей части для меня лично служит источником эстетического наслаждения в результате любования формой.

Джулиан Барнс является весьма именитым и тяжеловесным писателем. Каждая его книга - это событие. Сможет ли он, британец, написать хорошую книгу про русского? Он смог! Барнс влюблен в русскую литературу и наверняка провел ни один час познавая загадочную русскую душу.\"Шум времени\" рассказывает о взаимоотношениях Д.Шостаковича, великого композитора и Власти. Эти отношения складывались так же как и всё время, Власть пыталась подмять под себя всех: генералов, композиторов, художников, писателей и весь народ.Сам Шостакович представлен не великим гением, не выдающийся личностью, а простым человеком. У этого человека свои музыкальные амбиции, страх о том, что его однажды заберут и растреляют, своя любовь и понятия о правильном. Дмитрий Дмитриевич тут несколько трусоват, не идет против всех и сам порой ненавидит себя за это. Он недолюбливает откровенных подлиз власти. Барнс не боится писать о том, как Дмитрию Дмитриевичу приходилось подстраиваться под систему, особенно когда он не был с ней согласен.Кстати, тут описаны отношения Шостаковича к Тихону Хренникову. Так как раньше я воспринимала Хренникова как выдающуюся личность, гения музыки, великого земляка, а тут он совсем другой. Он продержался на высокой должности при любой власти, громил тех, на кого направляли вышестоящие. В общем для меня это было переосмысление личности не в лучшую сторону.

Замечательная книга, я предвзято изначально отнеслась, подумала как может европейский писатель понять нашу русскую многогранную душу, особенно когда у меня не срослось с Джозеф М. Кутзее - Осень в Петербурге . Щепетильно отнеслась к самой идеи, влезть иностранцу в голову к русскому гению в российских условиях (согласитесь, что с конца 19 века и до текущих дней наша страна все повидала на своем веку). Немного отвлекусь на Достоевского, Кутзее выставил его немного на грани сумасшествия (иначе как Достоевский смог бы влезть в душевные чертоги разума у своих героев). У меня произошел диссонанс реальности с вымыслом, особенно после посещения квартиры-музея Достоевского, где писатель представлен любителем чая и громким смехом. Не поверила я в историю Кутзее.Книга Барнса о нашем русском композиторе Д. Д. Шостаковиче. Что знает Барнс о композиторе, как он смог заглянуть к нему в душу и заочно написать такой сокровенный роман, сложно объяснить. Скорее всего повлияло то, что он изучал русский язык, литературу и даже посещал СССР. Можно ли назвать такую маленькую книжечку романом (хочется больше страниц), меня впечатлил автор умением сплести в едино биографический материал и исторические реалии. Кто для меня Шостакович? Это советский композитор, написавший \"Ленинградкую\" симфонию, которая звучала во время Второй Мировой войны. Боязнь, что Барнс полезет не в ту степь, пугала, настораживала изначально. Но мало кто знает, что ДДШ начал сочинять симфонию до начала Второй Мировой. Позднее он признается, что симфония в целом посвящена ужасам тоталитарного режима, к которому относится не только фашизм. И я считаю с этим предисловием надо подходить к чтению этой книги и узнать возможно сокровенные мысли композитора.Если вернутся к содержанию, то автор коснулся трех важных лет в жизни композитора. Как пишет автор \"1936; 1948; 1960. До него добирались каждые двенадцать лет.\"

Замечательная книга, я предвзято изначально отнеслась, подумала как может европейский писатель понять нашу русскую многогранную душу, особенно когда у меня не срослось с Джозеф М. Кутзее - Осень в Петербурге . Щепетильно отнеслась к самой идеи, влезть иностранцу в голову к русскому гению в российских условиях (согласитесь, что с конца 19 века и до текущих дней наша страна все повидала на своем веку). Немного отвлекусь на Достоевского, Кутзее выставил его немного на грани сумасшествия (иначе как Достоевский смог бы влезть в душевные чертоги разума у своих героев). У меня произошел диссонанс реальности с вымыслом, особенно после посещения квартиры-музея Достоевского, где писатель представлен любителем чая и громким смехом. Не поверила я в историю Кутзее.Книга Барнса о нашем русском композиторе Д. Д. Шостаковиче. Что знает Барнс о композиторе, как он смог заглянуть к нему в душу и заочно написать такой сокровенный роман, сложно объяснить. Скорее всего повлияло то, что он изучал русский язык, литературу и даже посещал СССР. Можно ли назвать такую маленькую книжечку романом (хочется больше страниц), меня впечатлил автор умением сплести в едино биографический материал и исторические реалии. Кто для меня Шостакович? Это советский композитор, написавший \"Ленинградкую\" симфонию, которая звучала во время Второй Мировой войны. Боязнь, что Барнс полезет не в ту степь, пугала, настораживала изначально. Но мало кто знает, что ДДШ начал сочинять симфонию до начала Второй Мировой. Позднее он признается, что симфония в целом посвящена ужасам тоталитарного режима, к которому относится не только фашизм. И я считаю с этим предисловием надо подходить к чтению этой книги и узнать возможно сокровенные мысли композитора.Если вернутся к содержанию, то автор коснулся трех важных лет в жизни композитора. Как пишет автор \"1936; 1948; 1960. До него добирались каждые двенадцать лет.\"

70 лет исполнилось в этом году Джулиану Барнсу, 110 лет прошло со дня рождения Шостаковича — и писатель, известный своей любовью к русской литературе, учивший в юности русский язык и даже бывавший в СССР, отметил эти круглые даты новым, удивительно изящным романом-биографией знаменитого композитора. Талант Барнса-документалиста бесспорен — автор не заслоняет героя, и Шостаковича в романе гораздо больше, чем самого писателя. Барнс не оспаривает травлю композитора, не оправдывает его сталинские премии, не обвиняет в «холопском соучастии», а принимает Шостаковича as is — «трусом он был, трусом и остался. А посему крутился, как угорь на сковородке. А посему остатки смелости вложил в свою музыку, а трусость, полной мерой — в свою жизнь».Композитора то хвалили, то ругали, то запрещали, то разрешали. Власть всегда была его мучителем — Шостакович жил, не зная, откуда и за что ждать очередной удар или премию, жил в покорном ожидании вердикта. Он попадал под выговоры «носителей высших ценностей», осуждался народом, клеймился позором в газете «Правда», где даже «его существование как таковое подвергалось редакционному неодобрению». После первого разгрома за «отход от генеральной линии советского искусства» Шостаковичу назначили наставника по идеологии, под руководством которого тот должен был «сочинять понятную, реалистичную музыку для народа». Но забота советской власти об «идеологическом состоянии души» не подтолкнула композитора ни к эмиграции, ни к самоубийству. Шостакович Барнса — пусть робкий, отчасти даже малодушный человек «с чесноком на резинке у рукава», обладает удивительной витальностью. Он научился выживать, предав, может быть, себя, но не предав свое творчество. «Когда говорить правду стало невозможно, пришлось ее маскировать. Здесь маской правды сделалась ирония... Ирония позволяет передразнивать язык Власти, зачитывать бессмысленные речи, написанные для тебя чужой рукой, глубоко сожалеть об отсутствии сталинского портрета над твоим столом, когда за неплотно прикрытой дверью жена еле удерживается от крамольного хохота. Ты приветствуешь назначение нового министра культуры, заявляя, что эта весть будет горячо встречена передовой музыкальной общественностью, которая всегда возлагала самые большие надежды на эту кандидатуру. Для своей Пятой симфонии ты сочиняешь финал, похожий на шутовскую ухмылку трупа, а потом с каменной физиономией выслушиваешь отклик Власти: «Вот видите, сразу ясно, что человек умер счастливым, уверенным в непременной победе правого дела Революции». А сам отчасти даже веришь, что, владея иронией, сумеешь остаться в живых».Но власть не спускала с него глаз. Шостакович должен был стать образцово-показательной фигурой, воплощением советских идеалов. Его заставляли публично признавать свои ошибки и просить за них прощения, его голосом клеймили Стравинского и Прокофьева. Он соглашался с запретами на исполнение произведений Шенберга, подписывал письма осуждавшие Сахарова и Солженицына, с равнодушной обреченностью соглашаясь оболгать того, кого велят, даже самого себя. Шостакович в глубине души надеялся, что никто не поверит, что он и в самом деле согласен с тем, что подписывал, что говорил и с чем соглашался. Однако люди верили. Постепенно отворачивались от него даже друзья и коллеги-музыканты. Увы, предать себя для Шостаковича было единственной возможностью спасти свою музыку. «Что можно противопоставить шуму времени? Только ту музыку, которая у нас внутри, музыку нашего бытия, которая у некоторых преобразуется в настоящую музыку. Которая, при условии, что она сильна, подлинна и чиста, десятилетия спустя преобразуется в шепот истории. За это он и держался».