Я говорил, но только мне понятен Был мой бессвязный лепет — ведь недаром Амур в немого превратил меня: Язык любови пламенной невнятен, И тот, кто скажет, как пылает жаром, Не знает настоящего огня.
Я зряч — без глаз; без языка — кричу. Зову конец — и вновь молю Пощада! Кляну себя — и всё же дни влачу. Мой плач — мой смех. Ни жизни мне не надо, Ни гибели. Я мук своих — хочу... И вот за пыл сердечный мой награда!
Ты рад моим терзаниям всечасным, Тогда как ей моя печаль не в радость, Затем что рана не смертельно зла. Но лучше быть из-за нее несчастным, Чем предпочесть других объятий сладость, Порукою тому — твоя стрела.
О высший дар, бесценная свобода, Я потерял тебя и лишь тогда, Прозрев, увидел, что любовь — беда, Что мне страдать все больше год от года. Для взгляда после твоего ухода Ничто рассудка трезвого узда: Глазам земная красота чужда, Как чуждо все, что создала природа. И слушать о других, и речь вести — Не может быть…
Язвительны прекрасных глаз лучи, Пронзённому нет помощи целебной Ни за морем, ни в силе трав волшебной. Болящему от них — они ж врачи.
Как жить достойно, как любить Творца,- Не подражая ей, нельзя представить, Нельзя себя на правый путь наставить, Нельзя его держаться до конца.
CXXXII Коль не любовь сей жар, какой недуг Меня знобит? Коль он - любовь, то что же Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!.. Так злой огонь?.. А сладость этих мук!.. На что ропщу, коль сам вступил в сей круг? Коль им пленен, напрасны стоны. То же, Что в жизни смерть, - любовь. На боль похоже Блаженство.…
Огню огонь предела не положит
Обжорство, леность мысли, праздный пух Погубят в людях доброе начало: На свете добродетелей не стало, И голосу природы смертный глух.
Ад для живых.
Чуть омрачен моей любимой лик, Весь трепещу, и сердце холодеет, Страшусь примеров давних каждый миг, И этих страхов разум не развеет. Я женскую изменчивость постиг: Любовь недолго женщиной владеет.
