Борхес писал, что в...
Борхес писал, что в мире ничего не умирает, оставаясь в некой памяти вселенной: в вечернем метро мы можем встретить профиль Христа — простой человек прошёл мимо.
Борхес писал, что в мире ничего не умирает, оставаясь в некой памяти вселенной: в вечернем метро мы можем встретить профиль Христа — простой человек прошёл мимо.
А руки, показавшиеся на прилавке, продающие нам книгу, могли быть руками легионера, пронзившего бок Христа.
Быть может, вся эта неупокоенная память и мука времени будет жить, призрачно скитаясь из эпохи в эпоху до тех пор, пока человек не проживёт её сполна, не станет чувствовать светло, не причиняя боль несвободы даже маленькой птице в клетке.Перечитав по совету подруги повесть Лескова, на улице, в искусстве, стала мерещиться мне Катерина Львовна: её иссиня-чёрные волосы, цвета вечерней реки, видел я у своей подруги.
Её грудной и озорной русалочий смех слышал я проходя мимо оконного омута поздним вечером.
А потом настал черёд искусства: тени Катерины я видел у Гоголя, в «Русалке» Пушкина, Анне Карениной, Мадам Бовари, Катерине из «Грозы», и дальше, дальше следовал мираж, взяв моё сердце как бы за руку.
В исторических, инфернальных женщинах я видел Катерину: Аспазия, Нинон де Ланкло..
Я подмечал её сны в снах искусства: в горбатом мужичонке-карлике из сна Карениной, я видел странного кота из сна Катерины — первое явление кота Бегемота из Мастера и Маргариты в русской литературе.Катерина с котом — это дьявольский и фрейдовый перевёртыш чеховской «Дамы с собачкой»: у Чехова была белая собачка — её душа… а у Лескова — фотографический негатив телесного и тёмного Эроса, онанистический мотив Евы в раю под яблоневым древом добра и зла, ласкающей себя во сне, в которой ей приснился первый мужчина: нет ей в этом мире равного, чтобы обнять его: её руки проходят сквозь белый туман тела мужчины, роскошных царств и власти.. и печально обнимают её одинокое тело.А вот тень Катерины в повести Гоголя «Вий».
Странный молодой человек появляется в словно бы заколдованной, проклятой деревеньке, где вся жизнь, глаза людей, их сердца, как пруд, заросли голубой ряской безмолвия.
Молодой человек фактически воскрешает от тёмного сна смерти женщину, её душу… и сам ужасается тому, что он пробудил.
Это одна из главных и тайных тональностей повести, в которой, как волхвы всех времён и искусств, сошлись образы Чехова, Булгакова, Флобер, Толстого, Гоголя, Пушкина…Итак. Евангельские, Пушкинские декорации заколдованного дома с вечерними, карими окнами, с ресничной опушкой женских пальцев прижатых в тоске к стёклам: ожидание чего-то невозможного… но точно не ожидание своего старого мужа, похожего на колдуна у Гоголя, держащего в плену девушку-душу.
Муж уехал на прорвавшуюся плотину возле мельницы: символ души-стихии женской, вообще человеческой, как бы закованной в смирительную рубашку бетона, эгоизма и равнодушия людского, желающего подчинить себе всю природу, с её роскошью звёзд, лесов и рек, не выслушав даже, что хочет сказать человеку природа, а она может сокрушить на своём пути и невинных детей и преступников, целые города и царства.Да, в вифлиемских декорациях мельницы, «дома хлеба», где однажды родился Христос, Слово, в душе простой женщины 19 века, родилось нечто безмерное, стихийное, тёмное, как бы вершащее суд над всем, что веками притесняло любовь и свободу.
Сплошная, круглая тишина, как алая луна взошла где-то в глубинке России и затмило на время собой солнце божие на Земле.
Клочочек апокалипсиса вспыхнул и погас, странным знамением грядущего: любовь сокрушающая, истерзанная, шествует босиком по колкому жнивью дотлевающих звёзд.Наведём фокус на бьющееся сердце повести и рассмотрим приём Лескова, обогнавший своё время.
Катерине снится сон о коте в постели, которого она гладит.
Первое явление кота снится перед убийством её свёкра, мышьяком: чем заканчивает Эмма Бовари, тем Катерина начинает: кошка съедает мышь — убирается первое препятствие на пути души Катерины с её тёмным, крылатым плеском любви, как бы прорывающей плотину быта — в бытие.. инфернального существования.
Цепные псы без привязи возле её дома — суть образы псов у входа в Аид.
Ночь становится природной стихией её души, а луна — её сестрой.Второе явление кота во сне предвещает убийство ею мужа. И здесь Лесков применяет свой приём: ласковой, бархатной поступью он проникает в сон Катерины лунным светом через окно, откуда пробрался и кот, освещая зловещим светом тёмное бессознательное Катерины ( неспроста она Катерина Львовна: отчество, тенью царственной кошки встало за плечами имени: она, тень, томится в клетке быта и даже имени), давая ей слово: глаза кота горят огнём и он молвит от имени убитого свёкра.
Муж возвращается домой, где в это время Катя спит с любовником Сергеем ( прелестная, серная нотка в имени, служащая как бы растопкой ада любви, инфернальности женщины).
Катя прячет Сергея за окошко, откуда он в нужный момент и появится по фатальной логике сна, словно кот и послушная сомнамбула властной женской души.Прекрасен в художественном плане момент убийства: руки Сергея на шее у лежащего мужа, но они как у лунатика, вялы и фригидны.
Происходит таинство слияния Танатоса и Эроса: ведьмовская страстность Катерины с распущенными по плечам волосами, впервые изливается на мужа… но не в плане любви, а в плане смерти: так Панночка Гоголя оседлала Хому Брута и скакала на нём в своём эро-лирическом полёте над полями и реками.
Руки Катерины властно, поверх рук любовника, сжимаются на шее мужа: дивная андрогинность Кати!
Важно добавить, что Катерина перед этим ударила мужа подсвечником по виску.
Самой Кати тут уже нет. Мы видим как бы лесковскую вариацию Доктора Джекилла и Мистера Хайда: на первый план выходит из сумерек властная Львовна, продолжая.. фатально завершая движение сна: горящие глаза кота во сне и рана подсвечником рядом с глазами и горящий взгляд мужа на Катю.
Происходит не просто двойное убийство: умирает сын и отец, имя и отчество, тем самым освобождая имя и отчество Катерины, занимающих их место: половодье женской души, затопляющей и сокрушающей мужской мир.Любопытно проследить Евангельские мотивы в этой сцене: Сергей лазал в окошко Кати, словно архангел Гавриил с благой вестью к Марии.
Убиение мужа — Зиновия ( в переводе, жизнь), семантической судорогой сходства наводит читателя на мысль об убийстве Христа: ладони мужа пригвождены к полу коленями Кати и Сергея.
Экзистенциальное богоборчество в духе Андрея Платонова: мысль Достоевского о виновности всех за всех, ширится до вселенских масштабов: человек виновен наравне с богом. Не больше и не меньше.
Фокус прищуренного кадра на шее и руках, как зеркальный символ русалочьего, поруганного безмолвия женщины, веками не могущей под властью мужского бога и мужчины, сказать самое себя: своё сердце, судьбу.
В фильме 2017 г. «Преисподняя» с Дакотой Фаннинг, прекрасно обыграна эта тема женского безмолвия. В конце фильма обыграна и повесть Лескова, к слову.Гурманы от искусства могут насладиться чудесной перекличкой между данным эпизодом у Лескова и рассказом Эдгара По — Чёрный кот.
На ментальном уровне, обезумевшая от любви Катерина, замуровывает в подвале вместе с мужем — и кота из своего сна.
Напомню, что у По это была жена гг., и кот имел на шее пятно после того, как гг его однажды убил.
У Лескова пятно поспело и стало шекспировски алым, какой-то нравственной проказой, зловеще перешедшей от головы мужа, на руки Кати, а потом и на дом, на пол и ступеньки, ощетинившихся мурашками тёмных и тихих шагов.Что-то от экзистенциальной патетики древнегреческого хора в трагедиях, ломающей «5 стену», есть в сцене убийства Катей ребёнка, племянника мужа и народа, ломящегося в дом: нравственный и фотографический негатив концовки Вия Гоголя.
Что для женщины любовь? Очень часто — всё. Воздух.
А любовничек её оказался слабовольным мальчишкой, третьестепенным персонажем шекспировской пьесы: Катя вообще не из мира Шекспира, скорее из мира Чехова, Булгакова и Цветаевой:Но сад, Кате, хотелось бы в молодости ( как и нам). И любимого рядом. Всё.
Любовник оказался блудливым котом, лакающего ночью её белое тело своей ладонью, мечтая о статусе и деньгах: всё это вообще не нужно Кате. Она как Настасья Филипповна бросила бы в огонь пачку денег и.. с грустью смотрела бы, как Серёжа, обжигая руки их вытаскивает.
Для Кати любовь была богатством и раем, а любовник был тем Адамом, из-за которого она утратила рай, но унесла воздух рая под грудью, в виде ребёночка.
Именно Макбетовская жажда власти и денег, заставила Сергея совратить на убийство наследника, племянника — Катю.Катерина превратилась в Офелию, чьё сердце кувшинкой плыло по синему течению воздуха, по течению внешних и внутренних стихий, которые она сама освободила.
Поразителен эпизод, когда мальчик Федя играл на улице с замёрзшим ледком весенних луж и простудился, слёг: водная, тёмная стихия-сестра, как бы становится соучастницей тёмных мыслей Катерины, которые она уже не контролирует.
Сердце Кати просто течёт по воздуху, а тело и душа, два убийцы, замышляют страшное.
Читатель видит апокрифический, тайный и совместный сон Кати и Сергея о коте, не осознавая этого: в комнате ярко проявляется подсвечник и дрожит у окна осенней листвой огоньков, и любовник в котиковом воротнике медленно тушит, срывает листки огоньков: сон занимает место реальности, выдавливая из неё людей, их сердца.Свершается катарсис какого-то спиритуалистического преступления: беременная душит подушкой ребёнка, читавшего святцы о мученике Феодоре Стратилате ( по легенде, распятом и боровшегося со змием), навалившись на подушку — своей упругой, крепкой грудью.
Перед читателем уже не Катя: посмотрите на её гордую и отчаянную тень на стене: в ней что-то от Медеи, от тех женщин былых веков, царственно ступавших каблучком алым сердца по искусствам, груди поэтов, мучительно-жарких снам отшельников.
Катерина совершенно свободна в своём преступлении и разврате воли.. не к власти, как у Ницше, но к любви.
Де Сад перед ней кажется простым мальчишкой, держащим её снизу за крыло, как за руку.
У неё всё, вся душа, судьба.. весь мир, положены в жертву на алтарь любви: ничего нет и не нужно в мире кроме любви. Всё сон кроме любви.
Так человек, долгое время парализованный, чувствует, как его ноги, руки, словно бы оттаивают от векового сна: он чувствует малейшую рябь складки постели, которая как бы является его частью, чувствует улыбчивый шелест листвы за окном которой он может в любое время коснуться: она тоже словно бы добрая часть его тела, оттаевшая и подчиняющаяся ему: в преступлении Кати есть что-то от пароксизма самоувечий, отсечения лишнего, «слишком человечного», мешающего и сковывающего небесную душу.Эпизод с убийством мальчика напоминает инфернальное жертвоприношение… прежде всего души Кати.
Она в этот миг — сама Геката, царица ночи, вскармливающая звёздным молоком ребёнка, по имени смерть.
Её муж — замурован где-то в подвале. Её ребёнок, вместе с сердцем — замурованы у неё под грудью.
Катя живёт и чувствует уже потеряв берега, бледными крыльями качнувшихся над лазурью реки: живёт внахлёст, как бы пряча тех, кто ей мешает любить, по ту сторону жизни, куда уже стремится и она: она уже вся любовь. В жизни её почти уже нет.О грудная память крыльев в объятии того кого любишь и ощущения ребёнка у сердца своего, которого.. сердце Кати чувствует, ей не удастся подержать у себя на груди: этим убийством она оплакивает и своего ребёнка, свою новую жизнь, так трепетно вынашиваемую под грудью.
Как и в конце романа Мастер и Маргарита, рассветные тени упали на город и любовник оказался трусливым котом, предавшим её.
Сильнейший момент, когда Кате, израненной кнутом, приносят её ребёночка и она отворачивается от него к стене: она уже по то сторону добра и зла, жизни и смерти: раз нет любви, раз предали, то и мир не нужен с его детьми и грубой плотью: это словно бы чужой ей ребёнок. Смутная память о её теле, а в теле своём Катя себя не ощущает — она теперь вся — израненная душа.
Абортивный жест спиритуалистического суицида. Как там у Цветаевой?Так душа, покинувшая тело после смерти, оборачивается на него и равнодушно смотрит: кто это? Что это?
Катя уже лишь уголком сердца живёт в этом мире, полуразрушенном, апокалиптическом, и в этом страшном мире, как церковка полуобвалившаяся, уцелело лишь одно — её Серёжа, с которым.. за которым она едет на каторгу Эвридиковой тенью.
Её душа как бы разбилась на две части, утратив целостность, явившись за нею, как ангелы смерти, в образах двух женщина на каторге: инфернальной Сонетки и спокойно-нежной, измученной душой — Фионы ( внимательный читатель подметит пронзительный момент когда она в горе прижмётся к её груди, как бы обратившись в ребёнка: на ментальном уровне это её тоска и боль о своём сыночке, с которым она как бы поменялась местами).Уже не с другой женщиной, но с душой Кати, распятой, безкрылой, изменяет её Серёжа: похоже на изощрённую пытку в аду любви.
Не за её душою пришли эти женщины, но за телом… её любимого.
Последние страницы мерцают атмосферой чистилища и снегового пепла, безвольно падающего на тёмно-синие волны реки, по которой, на плоту Харона, грешные души переправляются в свой Аид.Всё встало на свои места. Вот мерцнул тут самый подсвечник из её прошлой жизни в образе плошки, осветившей измену.
Четвёртый и последний раз ( по числу убийств), мерцнул образ кошки, но уже из уст Сергея, в лицо Кати: облезлая кошка.
Сорвётся их уст Кати и слово — змея, в глаза Сергея, замкнув тем самым змеиную символику в повести: муж перед смертью назвал её змеёй; убитый мальчик Федя читал житие Феодора о битве со змием: муаровое, змеиное слово — измена, как сказал бы Набоков.Отторгнув предателя Сергея, его телесность, словно сбросив с себя кожу змеи, Катя впервые предстала во всей своей обнажённой красоте души, с молитвой на губах и улыбкой смотрящей в бездну: есть что-то в ней в этот миг от Жанны д Арк.
Её последняя дуэль с разлучницей Сонеткой ( своим сном!) и предательством мужчины, одновременно похожа и на битву Феодора со змием возле реки на противоборство Гумберта своему альтер эго — Куильти.Покойся с миром, милая Катя. Твоей большой любви не было места в том времени.
Ты отважилась на бунт, которому не было равных в истории: ты бросилась с плота Харона в свою, родную стихию тёмной реки, как русалка: ты бросила вызов купеческому и скучному безумию мужского Рая и абсурду рабской жизни.
Ты стала собою всецело — стихией и ветром над бурливой рекой.
А пока ты ещё не слилась совершенно с милой природой, эпохами, всеми нами, я, кто всё это время нежной тенью следовал за тобой, подхватываю твою лёгкую души в свои крылья и возношу над 19 веком и Землёй.Голубая лагуна земли ласково сверкнула под нами и звёзды зашелестели доверчивым и талым холодком.
Катя, ты сполна искупила всё своей любовью, которой была верна до конца.
Ты просто родилась не в то время.
Ты озябла, родная? Возьмись за кончики крыльев моих у себя на плечах и закутайся в них: так Мастер однажды накинет на озябшие плечи своей Маргариты тёмно-синее пальто…
Давай приблизимся ближе к Земле и покинем звёзды навремя.Та эпоха, где ты жила — насиловала душу, свободу, заставляя их в муках корчиться, доводя до бреда и греха.
Ты просто бредила, Катя. Теперь всё хорошо, ты в безопасности, ты — снова ты, ты — сразу душа среди звёзд!
Посмотри: в Костромском уезде муж вернулся после нескольких лет отсутствия.
Он не любил жену и относился к ней как к вещи, не желая прислушаться к её душе.
Жена томилась в любви и прижила в его отсутствие ребёночка.
Озверевший муж бьёт её жестоко, тащит на кладбище, бросает в яму и забивает ей в рот свалившийся с могилы крест, а потом острым основанием креста буравит ей грудь, живот и горло.
Женщина как бы сораспята с Христом на его кресте.
Женщина была распята в веках жестоких и грубых, а этого не замечали, Катя.
Послушай, муж шепчет хрипло: нет, сразу тебя я не убью…
Он уволакивает окровавленную женщину домой, избивает кнутом и подвешивает обнажённую за волосы к потолочной балке.
Маленький ребёнок сидит на полу, плачет и смотрит на ад своей матери..А вот другой эпизод из святцев «жития женщины».
Волынский уезд. Муж, как инквизитор, выбивает у жены признание в измене, увеча её кнутом.
Подвесил голую за ноги и продолжает истязать.
Женщина обливается кровью и кожа лоскутками сходит с её белого, нежного тела.
Женщины, стоявшие поблизости, плачут а мужчины боятся подойти. И это.. мужчины?
Она не созналась ни в чём.
Любила ли она кого-то? Вечная тайна сердца женщины…Здесь, с просиявшей, голубой высоты, я открою тебе тайну, Катя.
Чувствуешь мои тёплые и светлые объятия?
Среди звёзд уже нет мужчин и женщин, есть лишь душа человеческая, но именно женщины выстрадали в истории некий ген любви, который там, на Земле, доступен и мужчинам и женщинам: голубой прохладой звезды он влился в человеческую кровь.
Мужчины горели на кострах и распинались и… выстрадали некую звёздную правду о жизни, не отреклись от неё, но женщины...под пытками не отреклись от своей любви, не предали любовь как таковую, и тело, словно истерзанная одежда падала к ногам их души и оставалась одна любовь — обнажённая, яркая: ею одной жила женщина; не нужно было ей ни власти, ни сокровищ…Само естество женщины было гонимо и презираемо, подобно христианам в начале эры, и женщины прижимала любовь, сердце свою, к груди, как ребёнка, укрывая от ударов безумного мира.
Ты закрыла лицо руками, Катя? Ты плачешь?
Витебский уезд. Муж заподозрил жену в измене и подвесил за ноги и за руки к полатям и развёл огонь под ней..
А женщина просто тянулась к свету и хотела глотнуть хоть капельку любви в этом безумном мире.Вологодский уезд. Брачная ночь. Мужчина звереет в постели: на простыне нет крови… он не понимает женского естества, что крови может и не быть, если быть нежным. Символично, правда, Катя?
Вот он берёт её за волосы, и выволакивает обнажённую, невинную, на улицу на посрамление всех людей.
Её проводят по дороге и смеются над ней.
За своё естество мужчины никогда не были так презираемы и даже распяты.
И все эти ужасы были рядом с тобой, милая Катя.Да, во всех нас есть этот таинственный ген любви, выстраданный женщинами: любви превыше всего.
Все люди равны и добры в своей природе, но есть писатели, такие как Достоевский, имеющие уникальный опыт казни и ада, и такого как он больше нет.
В истории женщин было нечто, что по силе и опыту ада и рая — равно Достоевскому.
Это и есть та самая таинственная женственность. Храни её, Катя, не предавай.
Сейчас всё уже позади…Знаешь, у меня там, на Земле, есть одна нежна подруга.
Она бы хотела с тобой познакомиться.
Мне хочется подарить тебе возможность пожить с нею в 21 веке, в свободе и роскоши чувств, отдохнуть измученной душой.
У тебя ведь не было ни одного друга, Катя.
Была такая поэтесса: Цветаева. Она как-то писала своему милому другу:Катя, перед тем как проститься со всеми нами, словно Афродита, войдя в синюю стихию воды, став пеной прибоя ( такой картины почему-то нет на земле: не нужная миру Афродита возвращается на свою родину), у тебя будет возможность надышаться сердцем, свободой, с моей подругой, прочесть книги, исполненные подлинной страсти и красоты, к которой была так чутка твоя душа: тебя оградили от всего этого, Катя.
Ты с удовольствием прочитаешь «Идиота» Достоевского, Грозовой Перевал и стихи Марины Цветаевой.
Подруга поведёт тебя вечером под тёмными, купавными окнами в вечерний город: он так похож на пену прибоя цветения яблонь под звёздами…
До встречи, моя милая Афродита!
Для такой как ты ещё не готова земля.
Герберт Джеймс ДрейперБлагодарю Надю Femi за чудесный совет.
Попытался взглянуть на эту повесть под другим углом и... открыл для себя много нового. Спасибо тебе и прости за некоторые моменты в рецензии.
Комментарии и отзывы:
Комментарии и отзывы: