Я ненавижу кладбищенские церемонии. Не потому, что кто-то умер, ведь близких хоронить мне не доводилось. А к посторонним я равнодушен. И все-таки ненавижу похороны. На фоне чьей-то смерти любое движение кажется безнравственным. Я ненавижу похороны за ощущение красивой убедительной скорби. За слезы чужих, посторонних…

Мой брат, у которого две судимости (одна — за непредумышленное убийство), часто говорит: — Займись каким-нибудь полезным делом. Как тебе не стыдно? — Тоже мне, учитель нашелся! — Я всего лишь убил человека, — говорит мой брат, — и пытался сжечь его труп. А ты?!

- У тебя есть машина? - Ты спроси, есть ли у меня целые носки.

— Генрих Францевич, что касается снимков… Учтите, новорожденные бывают так себе… — Выберите лучшего. Подождите, время есть. — Месяца четыре ждать придется. Раньше он вряд ли на человека будет похож. А кому и пятидесяти лет мало…

Ты хочешь выйти замуж? Но что изменится? Что даст этот идиотский штамп? Это лошадиное тавро… Пока мне хорошо, я здесь. А надоест – уйду. И так будет всегда…

— И еще вот что, — попросил Жбанков, — ты слишком умных разговоров не заводи. Другой раз бухнете с Шаблинским, а потом целый вечер: «Ипостась, ипостась…» Ты уж что-нибудь полегче… Типа — Сергей Есенин, армянское радио…

Есть такие молодые женщины, не то чтобы порочные, развратные, нет, а, как бы это лучше выразиться, — беспечные. Их жизнь — сплошное действие. За нагромождением поступков едва угадывается душа.

Так я пошел в гору. До этого был подобен советскому рублю. Все его любят, и падать некуда. У доллара все иначе. Забрался на такую высоту и падает, падает...

У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания,…

Тут я вспомнил разговор с одним французом. Речь зала о гомосексализме. - У нас за это судят! - похвастал я. - А за геморрой у вас не судят? - проворчал француз.

Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал: - Мне нельзя. Я на задании.

- Значит, вы одобряете культ личности? - тихо спросила Агапова. - Культ, культ... Культ есть и будет... Личность нужна, понимаете, личность!

- Ты очень грустный, - сказала мне Эви, - что-нибудь есть плохое? - Все, - говорю, - прекрасно! Нормальная собачья жизнь...