Люди, люди, думала я, с тоской оглядывая дорогу, как же вас везде много, как кучно, как тесно вы живете, и никуда не убежать от вас, как бы далеко ты ни уехал. Интересно, есть ли в нашей средней полосе хоть одно место, где вас нет — нет совсем, чтобы можно было просто бросить машину на обочине и уйти в лес, и остаться…

- Моя бабушка всегда говорила мне - бриллианты хороши уже тем, что их всегда, если понадобиться, можно обменять на кусок хлеба.

Вы не подумайте чего, они люди неплохие. Ну, как - неплохие. Люди как люди.

Никогда не освою эту простоту. Я просто не умею жить так тесно, локоть у локтю, потому что лучшим средством защиты для меня до сих пор, всегда, было пространство между мной и остальными.

И вот теперь ты злишься, но все равно ничего не скажешь, ты же никогда ничего не говоришь, а просто кипишь внутри молчишь и после, ночью, лежишь без сна и придумываешь острые едкие фразы, которые уже никому не нужны.

Я не смог. Я отдал ему эту сраную коробку. Наверное, я не готов убить человека из-за тридцати банок тушенки. Наверное, я вообще не готов убить человека.

Они все были очень похожи друг на друга, эти маленькие северные городки, все население которых легко поместилось бы в нескольких московских многоэтажках...

...здесь не будет никакой демократии <...> Они – военные. У них подругому устроены мозги. Не лучше, не хуже, просто – по-другому.

– Не стесняйтесь, – папа махнул рукой. – Поверьте, если хозяева не появились до сих пор, скорее всего, их уже нет в живых. В такие времена, привычные нормы морали перестают работать. – Благодарю вас, молодой человек, – ответил человек в пальто, невесело улыбнувшись, – хотя поверьте мне, именно в такие времена моральные…

а она стояла, сжимая драгоценный тюбик в руках, высокая, почти на голову выше этого коренастого, низкорослого человека, похожая на породистую тонкокостную арабскую лошадь рядом со скучным рабочим осликом, и просто кивала ему, кивала на каждое его слово, ухитряясь при этом каким-то непостижимым образом смотреть на него…

я отойду недалеко, просто чтобы не видеть никого из вас, я никого не хочу сейчас видеть, я так устала от того, что рядом все время кто-то есть, оставьте меня, дайте мне хотя бы немного времени. Я прекрасно понимала, что далеко не уйду — мне нужно было не одиночество, а всего лишь его иллюзия, безопасный суррогат

все неосвещенные лесные дороги похожа одна на другую, и неважно, находятся они в километре от твоего дома или за тысячу километров от него, мир твой немедленно делается ограничен тонкой оболочкой машины, хранящей тепло и выхватывающей светом фар только маленький кусочек дороги перед колесами.

Забавно, сколько нового можно узнать о своих близких, когда оказываешься с ними в подобной ситуации…

Возможно, дело было в том огромном, удушливом чувстве вины, с головой захлестнувшем меня в то время, когда Сережа уходил ко мне от матери этого двухлетнего тогда мальчика — уходил по частям, не сразу, но все равно очень быстро, слишком быстро и для нее, и для меня, не дав нам возможности свыкнуться с новым для нас обеих…

...отойти на шаг в сторону и заставить весь мир исчезнуть, просто отвернувшись от него, выключить звуки, упасть в сугроб, раскинув руки, запрокинуть голову и замереть, ощущая только покой, тишину и холод, неопасный, усыпляющий, чувствовать, как неторопливо, словно огромный кит, движется под тобой планета, не замечающая…