Если ваши сердца остаются чёрствыми, эгоистичными, враждебными, каменными, то ваши знания ничего не значат.
Вы даже не можете снова начать жить ради жизни. Неужели, по-вашему, жизнь должна быть вечным полем битвы между людьми, не разделяющими идеологии друг друга?
Они критиковали всех и вся; выходило, что только они способны править миром.
Ва-банк, и ещё раз ва-банк!
Всем, кто мечтает похудеть, можно посоветовать сделать подкоп под банком.
Во мне жили два начала: первое – неистребимая вера в будущее, и второе – неиссякаемый вкус к жизни.
Тихо раскачиваясь в гамаке, я ощущал бесконечное счастье оттого, что свободен, свободен, свободен и сам распоряжаюсь своей судьбой.
Нищета не та болезнь, что не поддаётся лечению!
Да, она нашла моего отца. Он похоронен на маленьком деревенском кладбище в Ардеше. Она протянула мне фотографию. Ухоженная могила под цементной раковиной. И надпись: «Ж. ШАРЬЕР». Он умер за четыре месяца до её приезда. Фотография могилы – это всё, что привезла мне Рита. Мне стало худо. С такой надеждой я провожал жену, и…
Не ошибается тот, кто ничего не делает. И хватит об этом.
Вместо большого счета в банке лучше всего иметь пламя в сердце; такой счет никогда не иссякнет и не погаснет, если он дает тебе желание жить, жить бесконечно, на полную катушку.
Четыре года в мировой истории – сущий пустяк. Четыре года в жизни восьмилетнего ребенка – очень значительный срок.
Не было бы счастья, да несчастье помогло.
– Что же не заходишь? Посмотрел бы, как я устроился на новом месте, я ведь недавно построил дом. – Ты меня не приглашал. – Друга не приглашают, он приходит сам, когда захочет. Если у твоего друга есть дом, то это и твой дом. Пригласить друга – значит оскорбить его, уравнять с теми, кто не может прийти без приглашения.
... когда не занимаюсь любовью, хожу совершенно больная, хотя мне уже двадцать два. А каково им в шестнадцать и семнадцать? Если их лишить этой радости, они умрут.