Поразительно, как все готовы нестись за море отстаивать права каких-нибудь иностранцев, но в то же время так равнодушны к ущемлению прав своих соотечественников.
Один слог нежности — и мир снова встал на место.
в казарме нас было двадцать. Двадцать ребят. А вернулись только двое. Один — который сошел с ума, и я. Но это не значит, что мы выжили. Я не считаю, что выжил. Пусть меня и не зарыли во Франции, но я остался там. Духом, во всяком случае. Теперь я только дышу. Но дышать и быть живым — не обязательно одно и то же.
я прислушиваюсь к людям, мой секрет как раз в этом. Большинство людей никогда не слушает. — Он подался вперед: — А порой я даже угадываю, о чем они думают.
у этой девицы мозгов не больше, чем у почтовой марки.
I may not be buried in a French field but I linger there. My spirit does, anyway. I think I’m just breathing, that’s all. And there’s a difference between breathing and being alive.
— У мужчины должны быть дети, — настаивал он. — Нас привели в этот мир, чтобы мы плодились и размножались, поддерживая человеческий род. — На это есть много желающих, — легкомысленно ответил я. — Они стараются и за себя, и за нас, любителей прятаться за чужие спины.
Одна из черт, которые мне в нем нравятся, — то, что он (по крайней мере, я так думаю) искренне наслаждается моим обществом.
Я вспомнил анекдот про двух англичан, выброшенных на необитаемый остров, — они прожили там пять лет и не обменялись ни единым словом, так как не были друг другу представлены.
The use of the conditional tense had become a widespread disease when discussing the ages of children and little more needed to be said on the matter.
—Когда они говорят о пережитом или о фронтовой дружбе, о чувстве локтя, мне хочется заорать. Иногда я не выдерживаю и выхожу из комнаты. — Но ведь фронтовая дружба действительно была, — запротестовал я. — Почему вы думаете, что нет? И чувство локтя тоже. Настолько вездесущее, что иногда из-за этих локтей становилось…
На фронте недокуренная половина сигареты ценилась почти так же, как возможность поспать несколько часов в одиночном окопе.
да, я испытываю чувства. Сильные — пожалуй, даже слишком сильные. Если это так, то я — романтик? Может быть.
Он глядел теперь на меня с заговорщической улыбочкой, словно намекающей, что уж мы-то с ним понимаем: в этом мире все всегда будет идти наперекосяк, если мы не отберем бразды правления у женщин и не начнем следить за порядком сами.
