— В твоей жизни есть кто-то особенный? — спросил я, прекрасно сознавая, что подобные вопросы задает лишь тот, кто сам отчаянно ищет счастья.
Если я не умею разглядеть толику добра в любом из нас, если не верю, что общая боль наша утихнет, то какой же я священник? И что я за человек?
- Рим всегда полон слухов, - сказал кардинал, подавшись вперед. - Вечно молва, политика, борьба за власть. Так было со времен цезарей и никогда не изменится. Глупый в этом погрязнет, умный этим пренебрежет.
- Так вставай пораньше, - говорил я. Том возмущенно тряс головой: - Только животные просыпаются в такую рань. - И священники. - О том и речь.
- А что, пьянка неотъемлема от подготовки к роли? - однажды спросила мама. - Тебе не понять, Глория, - сказал отец. - После репетиции всегда надо заглянуть в пивную, выпустить излишек сценической энергии. Все актеры так поступают. - Так поступают пьяницы, - возразила мама.
- Как учеба? - Хорошо. - Джонас заглянул в холодильник и недовольно сморщился. - Вечно уткнется в книгу, - сказала Ханна. - Такие мозги надо на что-то тратить.
Возле «Брауна Томаса» на подставке застыл вызолоченный человек, устремивший взгляд в небытие, в шляпе у его ног лежало всего несколько монет. Эти живые скульптуры меня всегда смущали. Музыканты хоть предлагали свое искусство, и было скупердяйством не отблагодарить за него. А что предлагали эти истуканы? Мертвую…
Через много лет я прочту «Шатер» Джонаса и распознаю чувства, обуревавшие юного героя, когда в сиднейском Гайд-парке он слушал певца. Невообразимо сладко и мучительно сознавать, что в мире существует такая красота, для тебя недосягаемая.
Хотелось взять канистру бензину, спички и пройтись по всем этим школам за высокими оградами, где на подобного рода ублюдков молятся только потому, что однажды они прорвались через сто сорок метров регбийной лужайки и приземлили мяч за белой линией.
Тогда я жил в Риме, а потому в трапезе не участвовал, но, думаю, спор разгорелся из-за религии, как оно обычно и бывает в Ирландии.
За прошедшие годы я размышлял об этом бессчетно и вот к чему пришел: мой отец был не в себе, он был болен и никогда не удумал бы такое, будь жизнь у нему чуточку добрее. Что, если б у тебя забрали твое самое любимое? - в тот вечер спросил он маму. Лишь больной, человек не в своем уме способен такое задумать. Так говорю я…
Что там сказал поэт Йейтс о беспорядках, сопровождающих первую постановку пьесы более тридцати лет назад? И вновь мы опозорились!
Прошло больше десяти лет, но эти два эпизода помнятся, словно все было на прошлой неделе. Джордж У. Буш сгинул. А я помню, как Ханна, сидя в кресле, говорила, что ее покойный муж страдает ужасной головной болью, и помню мать с сыном, рыдавших в инчикорском гроте. Я помню, что, вернувшись к уюту своей одинокой постели, я…
Я профукал свою жизнь. Каждый её миг. Самое смешное, что глаза мне открыл отсидевший педофил: молчальники виновны наравне с преступниками.
