Его сердце готово было вместить весь мир, а ему приходилось довольствоваться каким-то подвалом.
Клятвы даются для того, чтобы ловить в капкан глупцов и ничтожеств.
Невозможно стать парижанином, не научившись непринужденно надевать маску радости при всех печалях и неприятностях, полумаску грусти, скуки или безразличия при искреннем веселье. [...] Париж - это нескончаемый бал-маскарад...
Но разве нельзя запретить женщине иметь ясные глаза ребенка, когда у нее душа куртизанки?
Репутации часто бывают незаслуженными.
Но ряса не делает монаха - внешность обманчива!
Он испытывал боль в груди, как будто кто-то открыл ее и извлек оттуда его сердце. И эту ужасную пустоту в груди нельзя было заполнить ничем, кроме как сердцем Кристины. Таковы симптомы той болезни, понять которую, вероятно, могут лишь те, кто сам имел опыт, обычно характеризуемый как «влюблен без памяти».
Он уже не знал, жалеть ему Кристину или проклинать ее, поэтому то жалел, то проклинал.
...сердце - не собачья пасть, и даже если вы держите собаку обеими руками с закрытой пастью, чтобы заставить ее прекратить невыносимый лай, вы все равно слышите, как она рычит.
«— Разве когда любят, чувствуют себя несчастными? — Да, Кристина, когда любят и нет уверенности в том, что это взаимно.»
... Мушармен стоял перед лицом великого таинства, того, которое заставляет человеческий род дрожать со дня сотворения мира, – неизвестность.
Вот уж верно говорится: бойтесь юнцов, которые напускают на себя вид записных скромников.
Любви слишком грустно на земле, давайте вознесем ее на небеса! Смотрите, как там все просто.
— Нет, он не призрак. Он человек неба и земли. -(Кристина).
Вы должны знать, что я полностью соткан из смерти, от головы до ног, и этот труп любит вас, обожает и никогда не покинет вас, никогда!
