Один мой знакомый всегда...
Один мой знакомый всегда начинает рецензии, рассказывая истории о своих знакомых: такой себе обряд для первоначального разгона, разогрева публики и выхода и прокрастинационного ступора. Но, к сожалению, у меня подходящих историй раз, два и обчелся, поэтому я пишу эту херню.Иногда бывают дни, когда жизнь смотрит в тебе лицо всей своей деконструированной сутью: все обои сорваны, все бутылки Grants’a пусты, Placebo поет в двадцатый раз свой Холокост, Бродской лежит раскрытый, твои глаза почти мертвы, не можешь встать с постели, уснуть не можешь, а слово завтра еще темней сегодня. Все началось зимой, когда спячка маленького муми-тролля внезапно прервалась. Как справедливо заметил red_star, предыдущий рассказ следовало назвать «Волшебное лето», а зима должна быть опасной. Если до «Зимы» и цикле о муми-троллях только прорисовалась некоторая сатиричность над характерами жадного, привередливого Сниффа, ленивого философа Ондатра (Muskrat - Eng. localisation, если вы понимаете, о чем я), читающего «О тщете всего Сущего» (а также, как заметили на иллюстрациях пользователи и-нета, Закат Европы Шпенглера), одаренного, но непонятого Муми-папы… Так вот, если там это раньше было изюминкой сюжета для посмихушечек, то в «Зиме» начинается какой-то жуткий упор на маргинальщину. Муми-тролль бродит по референтному снежному миру Ледяной Королевы, когда все остальные родственники находятся в зимнем симуляционном сне (Матрица, мать ее); где-то на окраинах Муми-Дола бродит загадочное и ужасное создание Морра, только одним своим присутствием гасит пламя дружеского костра, заставляет деревья убегать, землю леденеть и вырождаться (прототип парня, после шуток которого никто не понимает где начинать смеяться); сидящий под кухонным столиком зверек, бранится про себя «радамса», «радамса», но никто, кроме него, увы, не может понять, о чем он толкует; новоприбывший самый настоящий маргинал пес Юнк, воет с теплой комнаты за волчьей жизнью и свою ошибку понимает только перед лицом из тысячи желтых глаз в ночи. Весьма кстати его выручает яркий лидер Хемуль, чтобы повести за собой маргинала, но я зуб вам даю, Юнк забудет ошибку и еще не раз завоет за волками. И весь этот народец, что немаловажно, живет зимой за счет запасов варенья мирно спящей Муми-мамы.Но если все предыдущее можно, и нужно, списать на попытку что-то нарыть в детской сказке, то в рассказе «Муми-папа и море» уже апогей тоски и даже немного штучный хеппи-энд ничего не меняет, а конец ноября ситуацию так и не улучшит. Исчезают последние очаги драйва, локации сужаются к маленькому острову с заброшенным маяком, происходит первое массовое убийство, маргинальная суть Муми-папы раскрывается полностью, даже стойкую Муми-маму начинает подкашивать, Муми-тролль уходит из дома для постижения дзен. Оторвано от всего цикла это, возможно, смотрелось бы проходным депрессивным рассказом, но вот когда во время чтения вспомнить почти утопический настрой первых рассказов, веселье «Опасного лета», то в душе что-то рождается. Наверное, чувство обнаженной реальности: как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.Все! Все! Ну его нахер эти книги, если я даже в детских рассказах найду депрессию. Делайте то, что нравится, дорогие мои алкоголики, не читайте печальных книг, пейте чай, любите и будет вам счастье.
Один мой знакомый всегда начинает рецензии, рассказывая истории о своих знакомых: такой себе обряд для первоначального разгона, разогрева публики и выхода и прокрастинационного ступора. Но, к сожалению, у меня подходящих историй раз, два и обчелся, поэтому я пишу эту херню.Иногда бывают дни, когда жизнь смотрит в тебе лицо всей своей деконструированной сутью: все обои сорваны, все бутылки Grants’a пусты, Placebo поет в двадцатый раз свой Холокост, Бродской лежит раскрытый, твои глаза почти мертвы, не можешь встать с постели, уснуть не можешь, а слово завтра еще темней сегодня. Все началось зимой, когда спячка маленького муми-тролля внезапно прервалась. Как справедливо заметил red_star, предыдущий рассказ следовало назвать «Волшебное лето», а зима должна быть опасной. Если до «Зимы» и цикле о муми-троллях только прорисовалась некоторая сатиричность над характерами жадного, привередливого Сниффа, ленивого философа Ондатра (Muskrat - Eng. localisation, если вы понимаете, о чем я), читающего «О тщете всего Сущего» (а также, как заметили на иллюстрациях пользователи и-нета, Закат Европы Шпенглера), одаренного, но непонятого Муми-папы… Так вот, если там это раньше было изюминкой сюжета для посмихушечек, то в «Зиме» начинается какой-то жуткий упор на маргинальщину. Муми-тролль бродит по референтному снежному миру Ледяной Королевы, когда все остальные родственники находятся в зимнем симуляционном сне (Матрица, мать ее); где-то на окраинах Муми-Дола бродит загадочное и ужасное создание Морра, только одним своим присутствием гасит пламя дружеского костра, заставляет деревья убегать, землю леденеть и вырождаться (прототип парня, после шуток которого никто не понимает где начинать смеяться); сидящий под кухонным столиком зверек, бранится про себя «радамса», «радамса», но никто, кроме него, увы, не может понять, о чем он толкует; новоприбывший самый настоящий маргинал пес Юнк, воет с теплой комнаты за волчьей жизнью и свою ошибку понимает только перед лицом из тысячи желтых глаз в ночи. Весьма кстати его выручает яркий лидер Хемуль, чтобы повести за собой маргинала, но я зуб вам даю, Юнк забудет ошибку и еще не раз завоет за волками. И весь этот народец, что немаловажно, живет зимой за счет запасов варенья мирно спящей Муми-мамы.Но если все предыдущее можно, и нужно, списать на попытку что-то нарыть в детской сказке, то в рассказе «Муми-папа и море» уже апогей тоски и даже немного штучный хеппи-энд ничего не меняет, а конец ноября ситуацию так и не улучшит. Исчезают последние очаги драйва, локации сужаются к маленькому острову с заброшенным маяком, происходит первое массовое убийство, маргинальная суть Муми-папы раскрывается полностью, даже стойкую Муми-маму начинает подкашивать, Муми-тролль уходит из дома для постижения дзен. Оторвано от всего цикла это, возможно, смотрелось бы проходным депрессивным рассказом, но вот когда во время чтения вспомнить почти утопический настрой первых рассказов, веселье «Опасного лета», то в душе что-то рождается. Наверное, чувство обнаженной реальности: как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.Все! Все! Ну его нахер эти книги, если я даже в детских рассказах найду депрессию. Делайте то, что нравится, дорогие мои алкоголики, не читайте печальных книг, пейте чай, любите и будет вам счастье.
Комментарии и отзывы:
Комментарии и отзывы: