Скачать бесплатно книгу Море – мой брат. Одинокий странник
Скачивание начнется по завершению таймера.
Море – мой брат. Одинокий странник
-
Автор:
-
Язык:Русский
-
ИздательствоООО «ИТ»
-
Год издания:2015
-
Артикул:8746
Купить книгу:
Цена:
920 руб.
Под заказ
0 - хотят прочитать|0 - прочитали
-
Автор:Джек Керуак
-
Язык:Русский
-
ИздательствоООО «ИТ»
-
Год издания:2015
-
Артикул:8746
Цитаты из книги: 29
Внимание! Цитаты могут содержать спойлеры...
- Женщины, сами понимаете, - поверился ему продавец фруктов, - любят котят... Вообще любят беспомощных. А вот мужиков им жестоких подавай.
Страх угасания гораздо хуже, чем само угасание (смерть).
– Зависимость от группы… Я этому не доверяю, прежде всего потому, что это означает подчинение человеческого разума догматической групповой воле. Когда я говорю так, я имею в виду не экономическую группу, где, на мой взгляд, разделение поровну естественно и неизбежно. Я имею в виду группу духовную… не должно быть никаких…
Теории! Лекции! Разговоры! Тридцать долларов в неделю; дома по вечерам, пока старик храпит в кресле, проверяешь работы и готовишь конспекты лекций; затем в бар к Джорджу Дэю, учишься на магистра, болтаешь за стаканом пива и язвишь обо всем вокруг; пьесы, концерты, оперы, лекции; на бегу с книгами кричишь \"привет\" каждому…
О ради такого редкого случая С радостью отдал бы десять тысяч слитков золота! На голове шляпа, котомка на спине, И посох мой, ветерок освежает и полная луна.
..., его почти болезненную любознательность очаровывало то, что иному показалось бы обыкновенным делом.
У Эверхарта горела спина, люди в метро с любопытством уставились на Уэсли, а тот теперь отвечал на их взгляды с проказливым простодушным юмором, немало развлекаясь. Эверхарт расправил плечи и искренне рассмеялся; он не мог перестать, хохотал и хохотал, а голос внутри упрекал его. Голос сказал: - Проклятый ли дурак тот,…
Тут только Золотая Вечность Божьего Разума, так практикуй доброту и сочувствие, помни, что люди не отвечают в себе как люди за своё невежество и недоброту, их следует жалеть, Бог это и жалеет, потому что кому о чем есть что сказать-то, коли все есть лишь то, что оно есть, свободное от интерпретаций.
...когда осознаёшь, что Бог есть Всё, понимаешь, что надо всё и любить, сколь бы скверно ни было оно, в пределе это не хорошо и не плохо, это просто было то, что было, что есть, чему пришлось явиться.
Что я говорю им, когда они интересуются, чем хочу заниматься по жизни я? Я говорю им только, чего делать не буду; что до остального, я не знаю, а потому не говорю.
Я помирюсь с Палмером... он и не заметил мой сарказм, бремя укора на мне, и только на мне. Клянусь своей душой!... нельзя идти по жизни, насмехаясь над спутниками - куда это нас заведёт?! - мы все должны научиться уважать и любить друг друга, и если мы не способны на это, тогда, ей-богу, мир должен быть терпимым!…
В лифте они все еще слышали «Боевой гимн республики» из радиоприемника Ив. – Эта музыка наводит тебя на мысль об Эйбе Линкольне и Гражданской войне, – припомнил Эверхарт. – Как и меня, но меня она еще и бесит. Я хочу понять, что, черт возьми, пошло не так и кто налажал.
Думая о звездах ночь за ночью, я начинаю осознавать «Звезды это слова» и все бессчетные миры во Млечном Пути слова, и в этом мире оно так же. И я понимаю, что где бы ни был, в комнатенке ли, набитой мыслью, или в этой бескрайней вселенной звезд и гор, все это у меня в уме. Нет нужды ни в каком уединении. Так любите жизнь…
Святые рассветы и связые закаты в Тихом, когда все на борту спокойно себе работают или читают на шконках, бухла больше нет. – Спокойные дни, которые я открывал на заре грейпфрутом, разрезанным на половинки у лееров, а подо мною вот они, улыбчивый дельфин скачет завитушками во влажном сером воздухе, иногда в мощных…
Так знай постоянно, что есть лишь ты, Бог, пустой и пробужденный и вечно свободный, как нечетные атомы пустоты повсюду. – Я решил, что, когда вернусь к миру там внизу, постараюсь держать ум свой чистым средь мутных человеческих идей, курящихся фабриками на горизонте, сквозь которые я пойду, вперед…
Мой священник-баптист еще в Уинстон-Сайлема рассказал мне, зачем Господь изобрёл телевидение, это чтоб, когда Христос на землю опять вернется, они его распнут прямо на улицах тутошнего Вавилона, а телевизионные камеры у них будут смотреть точно на это место, и по улицам кровь будет течь, и всякий глаз это увидит.
\"ты кто? дай-ка на документы глянем\". \"я только что провёл лето с Лесной службой\". \"платили?\" \"ну\". \"так чего не в отель?\" \"мне больше нравится на воздухе, к тому ж бесплатно\". \"почему?\" \"потому что я бродяг постигаю\". \"а чего в них хорошего?\"
попробовал сосчитать щепоть песка, зная, что там столько же миров, сколько песчинок во всех океанах.
ради писательства и спательства, и думательства я ходил в местную прохладную аптеку и покупал \"Симпантину\" для возбуждения, \"Диосан\" для кодеиновых грёз, и \"Сонерил\" для сна.
Поев, влачась домой складываться к Лондону на завтра, затем решил купить одну последнюю парижскую пироженку, нацелившись, как обычно, на «наполеон», но из-за того, что девушка решила, будто я сказал «миланэз», я принял ее предложение и откусил свой «миланэз», идя по мосту и бац! абсолютно предельная великость всех…
Никому не следует проживать жизнь, ни разу не испытав здорового, даже скучного уединения в глуши, когда обнаруживаешь, что зависишь исключительно от себя самого, а следовательно, познаешь собственную истинную и скрытую силу. — Научаешься, к примеру, есть, когда голоден, и спать, когда сонен.
Безмолвие есть звук алмазов, что могут прорезать собой всё...
Все на улице снова безупречно, мир все время проникнут розами счастья, но никто из нас этого не знает. Счастье состоит в осознании, что все это великая странная греза.
Сквозь грязные окна в торцах, подчеркивая голую необъятность пустоты, с улицы сочилась равнодушная мрачная серость.
После всяких таких фанфар и даже больше я подошел к той точке, когда мне требовалось одиночество и просто остановить машинку «думания» и «наслаждения» тем, что зовут «житьем», я просто хотел лежать в траве и смотреть на облака.
Мой мир несовершенен, в нем нет совершенства и, таким образом, нет настоящего добра. И я меряю вещи в свете их несовершенства, или неправильности; на этом основании я могу сказать, что не хорошо, но отказываюсь рассуждать о том, что, предположительно, хорошо…
\"Море - мой брат\". Сейчас ему тридцать два, и он внезапно осознал, что был дураком, да, пусть даже обаятельным дураком, пресловутым Коротышкой с учеными теориями и нездоровой бледностью учителя жизни... а не жильца жизни. Не Томас ли Вулф поразил его короткой вспышкой в двадцать шесть, наполнил новой любовью к жизни, пока…
\"Море - мой брат\". Интеллектуал в тупике, Эверхарт, старейший сорняк общества, а вдобавок сообразительный человек нового времени минус классовая совесть. Более того, сын без совести и влюбленный без жены. Пророк без веры, учитель без мудрости, а посему жалкое подобие человека.
– Мы ничего не можем сделать, – сказал мистер Эверхарт. – Мы люди из толпы, нас видят, но не слышат, мы как клопы. Толстосумы развязывают войны, а мы сражаемся и радуемся.
Показать еще
Комментарии и отзывы:
Комментарии и отзывы: