Зная, что Оруэлл отмечал...
Зная, что Оруэлл отмечал «Да здравствует фикус!» как одну из своих самых неудачных работ, было вдвойне удивительно наткнуться на настолько мастерский психологический портрет человека, который годами не может ответить на гнетущие ожидания окружения — и будто бы в наказание за это старается стереть себя из жизни. Перед нами очень достоверный в деталях набор эпизодов жизни поэта, который зашел очень далеко в своем отказе от мира денег (ведь, если их нет и не предвидится, то можно считать фунты мерзкой потребностью низких людей и жить с чистой совестью перед всеми, кому ты являешься обузой). В своем отказе от денег главный герой преуспел настолько сильно, что в итоге начал смотреть через призму денег вообще на все. В итоге, даже те немногие люди, которые находят в себе любовь быть рядом с Гордоном Комстоком, обречены быть затянутыми в его бесконечный водоворот ненависти к деньгам:«— Ты пойми — не имея денег, буквально чувствуешь себя неполноценным, не мужчиной, вообще каким-то недочеловеком.
Зная, что Оруэлл отмечал «Да здравствует фикус!» как одну из своих самых неудачных работ, было вдвойне удивительно наткнуться на настолько мастерский психологический портрет человека, который годами не может ответить на гнетущие ожидания окружения — и будто бы в наказание за это старается стереть себя из жизни. Перед нами очень достоверный в деталях набор эпизодов жизни поэта, который зашел очень далеко в своем отказе от мира денег (ведь, если их нет и не предвидится, то можно считать фунты мерзкой потребностью низких людей и жить с чистой совестью перед всеми, кому ты являешься обузой). В своем отказе от денег главный герой преуспел настолько сильно, что в итоге начал смотреть через призму денег вообще на все. В итоге, даже те немногие люди, которые находят в себе любовь быть рядом с Гордоном Комстоком, обречены быть затянутыми в его бесконечный водоворот ненависти к деньгам:«— Ты пойми — не имея денег, буквально чувствуешь себя неполноценным, не мужчиной, вообще каким-то недочеловеком.
— Как бы я ни мечтал заняться с тобой любовью — невозможно, когда у меня только семь пенсов; да еще зная, что и ты об этом знаешь. Физически невозможно.»Словом, Гордон Комсток не самый приятный компаньон. Если в начале книги его портрет завораживает своей живостью (и в нем буквально узнаешь характеристики знакомых людей схожей ситуации), то к концу книги он становится бесконечно утомителен: тягучий, неудобный, жалкий. За его действия стыдно и искренне хочется, чтобы он поскорее нашел свое законное одиночество к которому он так стремился все эти годы. История действительно ускоряется к концу книги и всё стремительно разрешается в очень искусственном ключе, отчего где-то даже возникает ощущение, что Гордон стал в тяготу и самому автору, готовому на любую концовку, лишь бы поскорее закрыть этот сюжет.«…побрился. Затем надел свой выходной костюм, всего трехлетней давности, но годный к употреблению – если только накануне ночью не забудешь положить брюки под матрас. Воротничок, для свежести, он вывернул наизнанку, а прореху довольно удачно прикрыл широким узлом галстука. Затем, соскоблив спичкой ламповой копоти, подчернил белесые трещины ботинок. Потом, заняв иглу у Лоренхайма, он даже залатал носки – нудное дело, однако надежней, чем замазать чернилами дыры на пятках.»В общем, у Оруелла получилось отличное эссе о бедности и состоянии всепоглощающего отчаяния, которое подано с оригинального ракурса: автор показывает бедность, которую можно «завещать» в виде семейных ценностей. Так, Гордон постоянно оправдывает свои иррациональные, иногда даже жестокие действия какими-то не пойми откуда взявшимися догмами: «за первый заказ обязательно плати ты! Вопрос чести!», «заповедь неимущего: никогда не обременяй подолгу своим присутствием тех, кого любишь» или «нельзя о деньгах, когда говоришь с человеком более состоятельным». Комсток и пенни не возьмет у своего более чем состоятельного друга, но обдерет свою нищую сестру до последней нитки; он же неделями будет откладывать встречу с Розмари, лишь бы не позволить ей хоть как-то поучаствовать в оплате свидания.В третьей главе мы узнаем о когда-то финансово независимой родословной главного героя, которая начинается и заканчивается авторитарным «дедулей» Сэмюэлем Комстоком: «Дедуля Комсток был из тех, кто мощно правит даже с того света. При жизни этот матерый негодяй, грабя рабочих и туземцев, набил мошну, выстроил себе красный кирпичный особняк несокрушимой прочности и породил дюжину чад» — и вот как-то ни у одного из чад отношения с деньгами так и не сложились, и уже через одно поколение от наследия Комстока старшего остались только мещанские представления о чести и достоинстве, словом, сплошные комплексы, брошенные в почву набирающего обороты коммунизма.«Нет нужды повторять богохульные комментарии каждого, знавшего дедулю Комстока. Однако стоит отметить, что плита с вышеприведенной эпитафией весила около пяти тонн, чем несомненно отвечала пусть бессознательным, но очевидным желаниям потомства надежно застраховать себя от явления дедушки из могилы. Сокровенные чувства родни к покойному наиболее точно и конкретно измеряются весом надгробия.»Книга написана отличным языком тонких наблюдейний и стоит своего времени — но как же все эти 200 страниц неприятно и душно находиться в голове главного героя!«Презирают! И совершенно правы — я противен! Как в этой чертовой рекламе мятных пастилок — «Он снова в одиночестве? Его успеху мешает дурной запах изо рта!». Безденежье такой же дурной запах.»И другие цитаты:«Откидывая горелую спичку, Гордон краем взгляда зацепил фикус. Удивительно хилый уродец в глазурованном горшке топырил всего семь листиков, явно бессильный вытолкнуть еще хоть один. У Гордона давно шла с ним тайная беспощадная война. Он всячески пытался извести его, лишая полива, гася у ствола окурки и даже подсыпая в землю соль. Тщетно! Пакость фактически бессмертна. Что ни делай, вроде хиреет, вянет, но живет. Гордон встал и старательно вытер испачканные керосином пальцы о листья фикуса.»***«Миленькая и, что редкость у проституток, веселая. На миг он замедлил шаг — девчонка глянула в готовности ответить щедрой улыбкой. Что, если заговорить с ней? Смотрит так, будто способна кое-что понять. Не вздумай! Ни шиша в кармане! Гордон быстро отвел взгляд, устремившись прочь пуританином, коего бедность обрекла на добродетель. Вот бы она рассвирепела, потратив время, а затем узнав, что джентльмен не при деньгах! Шагай, шагай, братец. Нет денег даже поболтать.»***«В очередной волне машин взгляд его выхватил длинный, роскошный, отливающий серебром лимузин — хорошенькая штучка, на тысячу гиней тянет, не меньше. За рулем гордым гранитным изваянием затянутый в форму шофер; в салоне, смеясь, элегантно покуривая, две парочки юнцов с девицами. Четыре гладенькие кроличьи мордашки, розовые, будто подсвеченные изнутри мягким чудесным сиянием богатства.»***«К себе Гордон обедать не пошел. Давиться хрящами среди фикусов, когда в кармане десять фунтов? (Ах да, пять! Что ж, и это целый капитал!) Зайти на почту тоже пока как-то забыл, весь во власти удивительных ощущений. С деньгами впрямь чувствуешь себя другим человеком; не богачом, конечно, но уверенным и бодрым. Исчез убогий горемыка, тайком варганивший чай на керосиновой лампе — явился Гордон Комсток, поэт, известный по обе стороны Атлантики.»***«Не то чтобы сюда принято было ходить в смокингах, но этот приют богемы предполагал небрежность другого класса.»***«— Вота вам! — сияя, объявила с порога радушная хозяйка. — Для красивости! Люблю, чтоб у меня жильцу уют всякий. С энтим-то вроде бы как по-домашнему.
«Энтим» оказался фикус. Сердце на миг сдавило — даже здесь! О, как нашел ты меня, враг мой? Цветок, правда, был совсем дохлый, явно засыхающий.»
Комментарии и отзывы:
Комментарии и отзывы: