Никогда не верь в милость победителей. – Не верю. – И правильно… есть только выгода…
– Извини. – Кохэн отвел взгляд. – Я просто подумал… ты женщина, а он мужчина… – И что с того? Мысль не то чтобы вовсе безумная, скорее уж нелепая. Тельма женщина? Пожалуй, она иногда вспоминала об этом. Мэйнфорд мужчина? Не из ее снов точно.
Он сполз с дивана на четвереньках, помотал головой… – С добрым утречком. – Кохэн выглядел до отвращения бодрым, а еще прямо-таки лоснился довольством. – Кофе подать? – Я тебя ненавижу. – Подать. – Руку сначала подай… Кохэн отступил на шаг. – Извини, босс, но руки мои мне еще пригодятся. И ушел. Вот же… Бездна его задери.
Чужой разум – зыбкая штука. Старик, помнится, с трясиной его сравнивал, чуть оступишься, и поймает, затянет, спеленает чужими кошмарами, закрутит в омутах памяти, а затем и вовсе растащит на клочья, на куски.
Озлобленных людей в мире куда больше, чем наивных. Но так выживать легче.
Это ведь основное правило, которому чтецов учат на первом же занятии: видишь ты, видят тебя.
знаешь, что такое резервация? Это кусок прошлого, запертый в каменных стенах.
-Донни... он хороший парень. Наверное. Когда-то был. Все подонки, как подсказывал опыт, когда-то были или хотя бы казались хорошими парнями.
– О лунная дева… – А ты можешь говорить попроще? – У Тельмы от этой альвийской образности уже глаз подергиваться начал. – Могу. – Он сел прямо на мох, скрестив ноги и спину выгнув. И в этой позе было мало человеческого, скорее уж, острее проступала его инаковость. – Но так неинтересно. Ты голодна?
– Если случится война… – Погибнут невинные люди… – Невинные люди всегда гибнут, – глядя в глаза, ответила Вельма. – Впрочем, я слишком давно живу, чтобы поверить, что невинные люди и вправду существуют.
... Ваши имена ничего не значат. Вы забыли, что есть настоящее имя. И разбрасываетесь ими легко, потому в них больше нет ни капли силы...
Тельма избегала кладбищ. Слишком много на них лжи для того, кто проклят видеть правду.
Бери и уходи… девочка из прошлого… прошлое возвращается, чтобы отнять будущее… но будущего у меня нет…
Дед обронил, что, возможно, еще в утробе она взяла и мою силу, в том нет моей вины, но нет и чести.
Мэйнфорд посмотрел на Джонни. Надо же, сморило дока. Прямо за столиком и сморило, лег, руки вытянул, вцепился пальцами в сковороду, будто отнять ее, болезную, кто-то пытается. И сопит себе. Рот приоткрыт. Слюни пузырятся. Диво, до чего хорош.