С моей закадычной подругой...
С моей закадычной подругой Сашей (31 год, замужем, есть сын, профессиональная деятельность связана с цифрами и пьяными кочегарами) решили сыграть в «Дайте две», но без посторонних людей, четких правил, сроков и судей. Решили перечитать свет моей жизни, огонь моих чресел. Было смутное ощущение непонятости, прошедшее через 15 с лишним лет и вывалившееся в июле 2021. Цифру в 15+ лет определила Саша, я придерживалась мнения, что меньше (10 лет плюс минус год). Это важные цифры для понимания моего текста)«Лолита» где-то приводилась как пример повествования от лица ненадежного рассказчика, но кто знал об этом в дветысячикаком-то году. Наверное, кто-то и знал, но не две девочки из глубинки где-то под Карагандой. Намного позже я (32 года, мама девочки семи месяцев и офисный планктон) поняла, что Набоков - трикстер, и нас, малолетних дурочек, он тогда обвёл вокруг пальца.Читая недавно Кейт Элизабет Расселл - Моя тёмная Ванесса об отношениях девочки со своим учителем, вспомнила Лолиту. Ванесса тогда гремела из каждого утюга (разумеется, самого что ни на есть литературного утюга), и я обратила внимание на то, как героиня попугаем повторяет «он меня любил, он меня любил» и потом добавляет «ведь если это не любовь, то что это?». Вот оно, мое столетней давности понимание Лолиты в нескольких словах! Любовь оправдывает все. История должна быть любовной или пусть она не существует вовсе!Пока мы читали Лолиту тогда, в давние-стародавние времена, красавица Alizee пела о том, что она - Лолита, и лишь она виновата в том, что все вокруг хотят ее. В начальной школедесятилетняя я с двумя другими учениками на классном чаепитии под песню «Зимний сон» Алсу с помощью липсинка изображала сцену, в которой Лолита влюбилась в маминого мужчину. Как мне нравилась эта постановка! Какая-то другая исполнительница пела, что «в каждой девчонке однажды проснётся Лолита». Казалось, что в том сумасшедшем мире ранних двухтысячных все романтизировали любовь профессора к маленькой нимфе.Рассматривая себя в зеркале, ища в себе признаки нимфетки и не находя их, как я расстраивалась! Пускай мне было уже 15, здравствуй старость, все равно, вдруг что-то постнимфеточное сохранилось в уголке губ или где-то в изгибе шеи, но нет, ничего, пустота. Ах нет, это не про меня! Вся эта книга не про меня! А потом, когда я дошла до господин Набоков совсем разбил мне сердечко. Снова мимо! Опять не про меня!Сегодня мне кажется, что нимфеточность - субъективная категория, вкусовщина от Гумберта, что только Гумберт Гумберт решает, кто нимфетка, а кто нет. Саша считает иначе, она видит в них конкретный типаж и даже предложила двух девочек из времен нашей юности (ныне взрослых семейных женщин), я подумала над этим и добавила еще одно имя. И вот они три нимфы - Нина, Надя и Настя - три чарующих «Н» среди обычных детских лиц на школьном дворе, три демона, не чующих своей власти. Или чующих?Эпизод, в котором Гумберт болтает о снотворном, напомнил мне фильм «Спящая красавица», где Эмили Браунинг принимает снотворное, и всякие старики платят за то, чтобы находиться с ней спящей в одной постели. Мне кажется, она могла бы быть нимфеткой в подростковом возрасте, во времена «Лемони Сникетт 33 несчастья» она и тогда выглядела моложе своих лет, благодаря какой-то хрупкости и миниатюрности. Читая я все вспоминала эти и другие эпизоды. Сначала вспоминала другие работы Набокова. Знакомясь с Гумбертом Гумбертом, угадывала в нем Вана Вина, который застрял в том дне, где он почти проник в сокровенные начала Аннабель, и в Аде угадывала признаки Аннабель. В образе Очкового озера угадывала озеро, то, что у облака и башни, куда так стремились герои: один искал уединения с огнем своих чресел, другой искал уединения души.Потом я вспоминала, как была обманута трикстером. Каждый раз когда он звал девочку Лолитой, мне следовало бы помнить, что ее имя Долорес, а сама она зовёт себя Долли, как она и подписалась в том письме. Лолита, она более взрослая, развратная, без причины капризная, «лишенная, как это случается с детьми, всякого сочувствия к маленьким чужим прихотям» и несуществующая. Ведь мы ничего не знаем об этой девочке. Мы знаем только то, что нам сказал он. А кто, собственно, он? Как заметила подруга, в юношеском пылу как-то само собой промелькнуло и исчезло из ветреной девчачьей головы времяпровождение Гумберта в неких «санаториях», а свои диагнозы он счел, вероятно, слишком незначительными, чтобы ими делиться.Запомнились живо его смакования всяких неприятных ему сцен, вроде созерцания женственных форм взрослых женщин, всех этих толстух, тюлених и прочих мерзостей, будь то грязные руки гимназисточек, размазывающих по прыщавым щекам тональный крем из одной банки, и все эти «нечистоплотные и опасные дети». Вызывает дикий кринж, какое-то разнузданное веселье и ощущение, будто я с Гумбертом, наконец-то, на одной волне. Вспомнила, как родители принесли из видеопроката кассету с фильмом 97 года, где под притягивающей глаза обложкой я смутно угадывала что-то скабрезное, что-то, что можно посмотреть только когда родителей не будет дома. На ней Лолита лежала на животе на траве, болтала ногами, листала журнал, две русые косички падали на хрупкие девчачьи плечики. Я поняла, что очень хорошо помню фильм, но совсем не помню книгу. Я посмотрела фильм позже, в тот раз не вышло, но обложка-магнит запала в сердце. И все в моей голове о Лолите взято из этого фильма, и снова я совсем не помню, как читала ее. Может, я и не читала вовсе этой книги?Саша уверена, что, конечно, читала, ведь книжка-то твоя! Саша помнит ее в серой обложке и принадлежащей мне. Я-то ничего не помню, и уж точно не помню, чтобы в моем доме была такая книга. Вообще, если уж на то пошло, об отношении к книгам в доме моего детства можно писать отдельные истории, леденящие душу любителей трогать книги, вдыхать их типографский запах.Итак, я написала в ответ, что таки не моя это была книга, а наверное книга из библиотеки Сашиной бабушки. Мое воображение живо нарисовало мне, как в пяти тысячах километрах от меня Саша качает головой, что нет, там этой книги точно не было, и вообще, это загадка века, где мы тогда раздобыли эту книгу в эпоху до-интернета. Не в школьной библиотеке же!Там лишь пылятся «Зачарованные охотники» некого К.К. Куилти-убилти! Но кто же Гумберт: один из многочисленных охотников - жертв коварной маленькой Дианы или он - Поэт, сам поймавший нимфетку в сети?Мне все казалось раньше, казалось до последнего момента, что конец, где Гумберт готов принять ее обратно старую, семнадцатилетнюю, беременную и очкастую, оправдывает его; и даже недоумевала, почему она не приняла его «щедрое» предложение (хотя бы из корыстных побуждений), предложение от человека, любившего ее. Сейчас я думаю, что положение Долли не так уж и плачевно было. Деньги привалили, возможно, мужу действительно повезло бы с работой, она тоже вполне могла бы потом доучиться, найти хорошую работу. В крайнем случае у них была недвижимость в Рамздейле. Все не так уж и плохо. Мне кажется также, что то, что Долорес обзавелась семьей (вероятно, по залету, ну и пускай) говорит о том, что она худо-бедно со своей травмой справилась, а глуховатость ее мужа могла бы даже пойти на пользу их браку. И здесь я в корне не согласна с Гумбертом, который говорит, что Лолита пришла к тому, что «самая несчастная семейная жизнь предпочтительна пародии кровосмесительства».Ах если бы не одно «но», которое я тоже пропустила в пылу своей юности! Что Лолита и маленькая Лолита пережили Гумберта всего на один месяц. И вот я снова задаюсь вопросом, действительно ли я читала эту книгу? У меня есть четкое ощущение, что да, читала (и Саша говорит то же самое), но я не помню ни деталей, ни обстоятельств. И есть только одно косвенное доказательство, что все-таки да. С первой страницы «Лолиты» я узнаю этот инфантильный стилёк гумбертовского письма. Узнаю, потому что сама писала так же в юные свои годы в своих наивных инфантильных дневниках. В слепом подражательстве повторяла за Гумбертом слова преувеличенного страдания и самохвальства, и вороньего насмешничества над всеми, кроме себя. Все это просочилось тонким ручейком в мою дырявую голову, в мою сумбурную писанину, и сохранилось во мне до сегодняшних дней. Каким-то образом я все это украла у Набокова, да сама не заметила как. Неважно, видно ли это со стороны, главное, что теперь я вижу откуда растут ноги всего моего мучительного творчества. Как же глубоко в меня это все проросло! А значит, Саша не ошиблась в своих расчетах, когда же «Лолита» случилась с нами. Забавно, что книга которую я не помню от слова совсем, оказалась в итоге определяющей меня, тихо-тихо жила внутри меня и продолжила бы тайно жить дальше, даже если бы июль 2021 года не пришел после июня 2021, а выпал и затерялся где-то в календаре, там же, где терялись обычные девочки в окружении трёх нимфеточных «Н».Пока я шла к этой точке моего текста, я подумала, что мое первичное толкование «Лолиты» как истории мучительной любви не такое уж и неправильное, быть может, оно похуже и поскучнее других, но тоже имеет право на существование. Быков сказал что-то типа того, что Лолита - это детище войны, боль человека, заставшего две мировые войны. Что, если люди после Первой Мировой отважились на Вторую, то, значит, все доброе в мире уничтожено, и уже разрешено украсть детство у двенадцатилетней девочки, таскать ее по всей Америке на старом автомобиле, насиловать ее в сомнительных мотелях… Ах, не все ли равно теперь, когда мир катится в преисподнюю?Тот максимум, который я увидела, уже описан в послесловии. В нем старая сладострастная Европа совращает молодую Америку, в которую Набоков сначала бежал от ужасов Европы, и в которую он по итогу принес свою сладострастную, запретную, но притягательную прозу. И где из Охотника он перевоплотился в Поэта.
С моей закадычной подругой Сашей (31 год, замужем, есть сын, профессиональная деятельность связана с цифрами и пьяными кочегарами) решили сыграть в «Дайте две», но без посторонних людей, четких правил, сроков и судей. Решили перечитать свет моей жизни, огонь моих чресел. Было смутное ощущение непонятости, прошедшее через 15 с лишним лет и вывалившееся в июле 2021. Цифру в 15+ лет определила Саша, я придерживалась мнения, что меньше (10 лет плюс минус год). Это важные цифры для понимания моего текста)«Лолита» где-то приводилась как пример повествования от лица ненадежного рассказчика, но кто знал об этом в дветысячикаком-то году. Наверное, кто-то и знал, но не две девочки из глубинки где-то под Карагандой. Намного позже я (32 года, мама девочки семи месяцев и офисный планктон) поняла, что Набоков - трикстер, и нас, малолетних дурочек, он тогда обвёл вокруг пальца.Читая недавно Кейт Элизабет Расселл - Моя тёмная Ванесса об отношениях девочки со своим учителем, вспомнила Лолиту. Ванесса тогда гремела из каждого утюга (разумеется, самого что ни на есть литературного утюга), и я обратила внимание на то, как героиня попугаем повторяет «он меня любил, он меня любил» и потом добавляет «ведь если это не любовь, то что это?». Вот оно, мое столетней давности понимание Лолиты в нескольких словах! Любовь оправдывает все. История должна быть любовной или пусть она не существует вовсе!Пока мы читали Лолиту тогда, в давние-стародавние времена, красавица Alizee пела о том, что она - Лолита, и лишь она виновата в том, что все вокруг хотят ее. В начальной школедесятилетняя я с двумя другими учениками на классном чаепитии под песню «Зимний сон» Алсу с помощью липсинка изображала сцену, в которой Лолита влюбилась в маминого мужчину. Как мне нравилась эта постановка! Какая-то другая исполнительница пела, что «в каждой девчонке однажды проснётся Лолита». Казалось, что в том сумасшедшем мире ранних двухтысячных все романтизировали любовь профессора к маленькой нимфе.Рассматривая себя в зеркале, ища в себе признаки нимфетки и не находя их, как я расстраивалась! Пускай мне было уже 15, здравствуй старость, все равно, вдруг что-то постнимфеточное сохранилось в уголке губ или где-то в изгибе шеи, но нет, ничего, пустота. Ах нет, это не про меня! Вся эта книга не про меня! А потом, когда я дошла до господин Набоков совсем разбил мне сердечко. Снова мимо! Опять не про меня!Сегодня мне кажется, что нимфеточность - субъективная категория, вкусовщина от Гумберта, что только Гумберт Гумберт решает, кто нимфетка, а кто нет. Саша считает иначе, она видит в них конкретный типаж и даже предложила двух девочек из времен нашей юности (ныне взрослых семейных женщин), я подумала над этим и добавила еще одно имя. И вот они три нимфы - Нина, Надя и Настя - три чарующих «Н» среди обычных детских лиц на школьном дворе, три демона, не чующих своей власти. Или чующих?Эпизод, в котором Гумберт болтает о снотворном, напомнил мне фильм «Спящая красавица», где Эмили Браунинг принимает снотворное, и всякие старики платят за то, чтобы находиться с ней спящей в одной постели. Мне кажется, она могла бы быть нимфеткой в подростковом возрасте, во времена «Лемони Сникетт 33 несчастья» она и тогда выглядела моложе своих лет, благодаря какой-то хрупкости и миниатюрности. Читая я все вспоминала эти и другие эпизоды. Сначала вспоминала другие работы Набокова. Знакомясь с Гумбертом Гумбертом, угадывала в нем Вана Вина, который застрял в том дне, где он почти проник в сокровенные начала Аннабель, и в Аде угадывала признаки Аннабель. В образе Очкового озера угадывала озеро, то, что у облака и башни, куда так стремились герои: один искал уединения с огнем своих чресел, другой искал уединения души.Потом я вспоминала, как была обманута трикстером. Каждый раз когда он звал девочку Лолитой, мне следовало бы помнить, что ее имя Долорес, а сама она зовёт себя Долли, как она и подписалась в том письме. Лолита, она более взрослая, развратная, без причины капризная, «лишенная, как это случается с детьми, всякого сочувствия к маленьким чужим прихотям» и несуществующая. Ведь мы ничего не знаем об этой девочке. Мы знаем только то, что нам сказал он. А кто, собственно, он? Как заметила подруга, в юношеском пылу как-то само собой промелькнуло и исчезло из ветреной девчачьей головы времяпровождение Гумберта в неких «санаториях», а свои диагнозы он счел, вероятно, слишком незначительными, чтобы ими делиться.Запомнились живо его смакования всяких неприятных ему сцен, вроде созерцания женственных форм взрослых женщин, всех этих толстух, тюлених и прочих мерзостей, будь то грязные руки гимназисточек, размазывающих по прыщавым щекам тональный крем из одной банки, и все эти «нечистоплотные и опасные дети». Вызывает дикий кринж, какое-то разнузданное веселье и ощущение, будто я с Гумбертом, наконец-то, на одной волне. Вспомнила, как родители принесли из видеопроката кассету с фильмом 97 года, где под притягивающей глаза обложкой я смутно угадывала что-то скабрезное, что-то, что можно посмотреть только когда родителей не будет дома. На ней Лолита лежала на животе на траве, болтала ногами, листала журнал, две русые косички падали на хрупкие девчачьи плечики. Я поняла, что очень хорошо помню фильм, но совсем не помню книгу. Я посмотрела фильм позже, в тот раз не вышло, но обложка-магнит запала в сердце. И все в моей голове о Лолите взято из этого фильма, и снова я совсем не помню, как читала ее. Может, я и не читала вовсе этой книги?Саша уверена, что, конечно, читала, ведь книжка-то твоя! Саша помнит ее в серой обложке и принадлежащей мне. Я-то ничего не помню, и уж точно не помню, чтобы в моем доме была такая книга. Вообще, если уж на то пошло, об отношении к книгам в доме моего детства можно писать отдельные истории, леденящие душу любителей трогать книги, вдыхать их типографский запах.Итак, я написала в ответ, что таки не моя это была книга, а наверное книга из библиотеки Сашиной бабушки. Мое воображение живо нарисовало мне, как в пяти тысячах километрах от меня Саша качает головой, что нет, там этой книги точно не было, и вообще, это загадка века, где мы тогда раздобыли эту книгу в эпоху до-интернета. Не в школьной библиотеке же!Там лишь пылятся «Зачарованные охотники» некого К.К. Куилти-убилти! Но кто же Гумберт: один из многочисленных охотников - жертв коварной маленькой Дианы или он - Поэт, сам поймавший нимфетку в сети?Мне все казалось раньше, казалось до последнего момента, что конец, где Гумберт готов принять ее обратно старую, семнадцатилетнюю, беременную и очкастую, оправдывает его; и даже недоумевала, почему она не приняла его «щедрое» предложение (хотя бы из корыстных побуждений), предложение от человека, любившего ее. Сейчас я думаю, что положение Долли не так уж и плачевно было. Деньги привалили, возможно, мужу действительно повезло бы с работой, она тоже вполне могла бы потом доучиться, найти хорошую работу. В крайнем случае у них была недвижимость в Рамздейле. Все не так уж и плохо. Мне кажется также, что то, что Долорес обзавелась семьей (вероятно, по залету, ну и пускай) говорит о том, что она худо-бедно со своей травмой справилась, а глуховатость ее мужа могла бы даже пойти на пользу их браку. И здесь я в корне не согласна с Гумбертом, который говорит, что Лолита пришла к тому, что «самая несчастная семейная жизнь предпочтительна пародии кровосмесительства».Ах если бы не одно «но», которое я тоже пропустила в пылу своей юности! Что Лолита и маленькая Лолита пережили Гумберта всего на один месяц. И вот я снова задаюсь вопросом, действительно ли я читала эту книгу? У меня есть четкое ощущение, что да, читала (и Саша говорит то же самое), но я не помню ни деталей, ни обстоятельств. И есть только одно косвенное доказательство, что все-таки да. С первой страницы «Лолиты» я узнаю этот инфантильный стилёк гумбертовского письма. Узнаю, потому что сама писала так же в юные свои годы в своих наивных инфантильных дневниках. В слепом подражательстве повторяла за Гумбертом слова преувеличенного страдания и самохвальства, и вороньего насмешничества над всеми, кроме себя. Все это просочилось тонким ручейком в мою дырявую голову, в мою сумбурную писанину, и сохранилось во мне до сегодняшних дней. Каким-то образом я все это украла у Набокова, да сама не заметила как. Неважно, видно ли это со стороны, главное, что теперь я вижу откуда растут ноги всего моего мучительного творчества. Как же глубоко в меня это все проросло! А значит, Саша не ошиблась в своих расчетах, когда же «Лолита» случилась с нами. Забавно, что книга которую я не помню от слова совсем, оказалась в итоге определяющей меня, тихо-тихо жила внутри меня и продолжила бы тайно жить дальше, даже если бы июль 2021 года не пришел после июня 2021, а выпал и затерялся где-то в календаре, там же, где терялись обычные девочки в окружении трёх нимфеточных «Н».Пока я шла к этой точке моего текста, я подумала, что мое первичное толкование «Лолиты» как истории мучительной любви не такое уж и неправильное, быть может, оно похуже и поскучнее других, но тоже имеет право на существование. Быков сказал что-то типа того, что Лолита - это детище войны, боль человека, заставшего две мировые войны. Что, если люди после Первой Мировой отважились на Вторую, то, значит, все доброе в мире уничтожено, и уже разрешено украсть детство у двенадцатилетней девочки, таскать ее по всей Америке на старом автомобиле, насиловать ее в сомнительных мотелях… Ах, не все ли равно теперь, когда мир катится в преисподнюю?Тот максимум, который я увидела, уже описан в послесловии. В нем старая сладострастная Европа совращает молодую Америку, в которую Набоков сначала бежал от ужасов Европы, и в которую он по итогу принес свою сладострастную, запретную, но притягательную прозу. И где из Охотника он перевоплотился в Поэта.
Комментарии и отзывы:
Комментарии и отзывы: